Танго с Бабочкой
— Так и не могу привыкнуть к зимам в Калифорнии, — сказал он, улыбаясь и протягивая ей бокал вина. Их пальцы соприкоснулись. — Там, откуда я родом, сейчас уже снега по колено!
Она посмотрела в сторону, не зная, что на это ответить. Он зашел сзади и взял кружку пива. Немного они постояли в тишине, ни слова не говоря. Джессика старалась не смотреть на их отражения в зеркале, он рассматривал ее. Наконец он проговорил:
— Думаю, мы найдем, чем заняться сегодня ночью.
Она кивнула, пульс у нее зашкаливал.
Музыка звучала медленная и немного грустная.
— Вы хотите потанцевать?
Джон был единственным мужчиной, с кем она когда-либо танцевала, единственным мужчиной, чье тело она действительно чувствовала. Объятия с ее братьями всегда были очень краткими, она не помнила объятий и своего отца.
Вот почему казалось таким странным чувствовать, как руки этого мужчины обхватывают ее, чувствовать его настолько близко, ощущать тепло его кожи сквозь блузку. У Джона было упругое тело, как и у этого ковбоя. Но немного по-другому, едва различимо. Пахнул он тоже по-другому. Ковбой повел ее на танцпол достаточно твердо. Они едва касались друг друга. Джессика не смотрела на него, но сфокусировалась на одной точке, где-то у него над плечом. Стены были украшены, она поняла это только сейчас. Все в стиле Дикого Запада: седла, стремена висели на стенах, а еще повсюду развешаны старомодные таблички, рекламирующие бритье за пять центов. Она не сводила глаз со стен, перечитала все таблички, пока он медленно поворачивал ее над полом. Когда песня стала грустнее и романтичнее, он прижал ее к себе крепче, наконец их тела соприкоснулись — грудь к груди, бедра к бедрам. Она почувствовала, как ее смущение постепенно начало таять, и позволила своим пальцам нежно поглаживать его шею. Джессика погрузилась в свои фантазии.
Насколько же он был прекрасен!
Когда песня закончилась, они вернулись в бар. Несколько минут разговаривали о погоде, еще о каких-то мелочах, а потом внезапно Джессика поймала себя на мысли, что спрашивает его имя.
— Это вы мне скажите, — произнес он.
— Что? — удивилась она, потом вспомнила клубные правила и произнесла: — Лонни, — удивившись самой себе. Перед ней вдруг возникли сцены из старого фильма с главным героем — мужественным красивым ковбоем по прозвищу Лонни. Ей почему-то запало это в голову.
— Хорошо, мэм, меня зовут Лонни, и меня интересует, согласитесь ли вы еще потанцевать со мной?
Зазвучала еще одна медленная мелодия, и на этот раз Джессика сама нежно прижалась к нему. Пока баллада в стиле кантри кружила их по комнате, объятия стали крепче. Она спрятала лицо в его шею и подумала: «Боже мой, вот это все, что мне нужно…»
Когда наконец его губы отыскали ее, Джессику уже больше ничто не волновало, ее смущение исчезло. Джон был единственным мужчиной, целовавшим ее так, как будто бы придумал ее рот. А теперь язык и губы другого человека словно переделывали его заново, показывая ей другую манеру целоваться, лучшую манеру.
Потом он прошептал ей на ушко:
— Скажи мне, чего бы ты хотела?
Ее глаза широко раскрылись. Она понятия не имела, чего бы ей хотелось. Джон никогда ее об этом не спрашивал; он всегда играл доминирующую роль в постели, а она слепо повиновалась ему. Но сейчас, когда Лонни вдруг задал ей этот вопрос, она задумалась. Она почувствовала, что смущение ее исчезает, как ненужная одежда. Она начала ощущать себя свободнее, настолько свободнее, как будто умела летать, как будто не было ничего, неподвластного ей.
— Все, что угодно, — с готовностью отвечала она. — Я бы хотела все, что угодно, все, что возможно.
Они продолжали танцевать, покачиваясь в такт музыке, потом его руки аккуратно проникли под ее блузку и расстегнули бюстгальтер. Он ласкал ее грудь, продолжая нежно целовать ее, она прижалась к нему с такой страстью, которую никогда не испытывала ранее. В этой игре не было ни правил, ни запретов, ни грехов, в которых надо было раскаиваться, ни мужа, который мог бы их уличить. Джессика стала раскованной, она наслаждалась собой, своей сексуальностью и Лонни.
А потом он стащил с нее трусики, юбка задралась до самой талии, он вошел в нее, так неожиданно и с такой силой, что у нее перехватило дух.
Все происходило необычайно быстро. Она почувствовала себя наездницей, скачущей в неведомый прекрасный край, куда ей так редко удавалось добраться с Джоном, но, прежде чем она успела туда доехать, он остановился, опустился на колени и стал любить ее совершенно по-другому. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного.
Джессика запустила руки ему в волосы и закричала.
Потом он снова вошел в нее, вытянулся и стаи страстно целовать ее. Она отвечала ему полной взаимностью, ей отчаянно хотелось поглотить его. Она чувствовала, что ее тело раскрывается все больше и шире, ей хотелось, чтобы это никогда не прекращалось. Когда они закончили, он крепко прижал ее к себе, они снова закружились в медленном танце, подчиняясь музыке, изнеможденные после страстной любви, поддерживающие друг друга, продолжающие целоваться, но на этот раз нежно, медленно.
Что-то важное произошло этой ночью, осознала Джессика, собираясь уходить. Что-то большее, чем феерический секс. Как будто бы тогда с Лонни ей удалось проникнуть в какие-то неведомые секретные глубины и пробудить некогда уснувшую весну. Секс с Лонни принес ей не просто удовлетворение, а ощущение внезапного полного освобождения.
Пока Джессика ехала в лифте, у нее вдруг возникла странная иллюзия, как будто бы она стала выше. Она почувствовала себя наполненной силой, своей собственной силой. Она знала, что ею был сделан важный шаг, ведущий к далеко идущим последствиям. Она изменила Джону. Сделав это однажды, она поняла, что никто не сможет запретить ей сделать это еще раз.
12
Когда Рейчел исполнилось шестнадцать, она все еще жила в доме у Хейзел. Девочки устроили для нее праздник и пригласили нескольких постоянных клиентов. Хейзел откупорила шампанское, которое почему-то совсем не пенилось, и разлила его по пластиковым стаканчикам:
— За нашу любимую девочку, — произнесла она великодушно, и все подняли стаканы и выпили. Все присутствовавшие согласились, что Рейчел выглядела такой счастливой, просто сияла.
А все потому, что у нее был секрет.
Это был лучший день рождения из всех. Когда она была маленькой девочкой, ее дни рождения наступали и проходили, как обычные дни. Однажды мама пообещала Рейчел, что приготовит ей гамбургеры в качестве специального угощения, и Рейчел даже помогала ей, добавляя специи. Но вечером миссис Двайер ушла со своим мужем в местный бар. Когда они вернулись поздно ночью, они обнаружили Рейчел, сидящей все там же на софе, готовую делать гамбургеры, как тогда, когда они уходили. В баре они подрались, и миссис Двайер с синяком под глазом была совершенно не в настроении.
Но сегодня ничто не могло испортить Рейчел настроение. Даже Дэнни не собирался этого делать.
Девочки устроили особенный завтрак, Элайа испекла пирог с толстой прослойкой шоколадного крема и клубникой сверху. На деньги, собранные всеми девочками, Рейчел купила подарок: новое издание «Властелина колец». Рейчел расплакалась от счастья. Наконец она обрела свою семью.
Прежние дни печали и страданий остались далеко позади, и она не хотела извлекать их из закромов памяти. Хотя здесь сегодня и были мужчины, продолжавшие использовать ее каждую ночь. Эта часть проживания в доме у Хейзел совсем не изменилась, но Рейчел научилась абстрагироваться.
Когда она отдавала им свое тело, она сохраняла у себя свою душу. Физически они могли делать с ней все что угодно, а она продолжала фантазировать. Когда она проснется следующим утром, все будет забыто и она снова будет с другими девочками.
Они были для нее сестрами, и она по-настоящему любила их, даже Френчи, афроамериканку, которая была такой резкой и недоброжелательной, что ладить с ней было очень сложно. Рейчел не забыла свою мать и твердо решила однажды отыскать ее, а на данный момент все девушки, живущие в доме с Рейчел, были для нее семьей. Они всегда держались вместе и помогали друг другу. Когда одна из них попадала в беду, другие выручали ее. Если одной из девушек срочно нужны были деньги, каждая давала сколько может, для того чтобы помочь подруге. Они спокойно обменивались колготками и блеском для губ, все в доме было общим. Они вместе делили грусть и радовались успехам друг друга. И если бы кто-то спросил, как в таком мрачном и грязном месте, как у Хейзел могло быть счастье, девушки непременно бы признали, что во многом они обязаны всем этим именно Рейчел.