Медная луна
В другое время и Серьга Цесарев с удовольствием пошлялся бы в рядах, порядился с торговками, попримерял бы обновы. Но сегодня был особенный день. Сегодня был счастливый день розмысла. Потому его и не видели в торговых рядах.
Сорок волов выволокли повозку, на которой покоился огненный змей, из пытного амбара и повлекли его к лесам. Красная головка огненного змея хищно смотрела вперед на лениво идущих волов, которых матерно и нетерпеливо подгоняли возницы.
- Великий день, - сказал Янгель.
Розмысл ничего не ответил немцу. Жгучее нетерпение еще с утра поселилось в его душе, оно требовало действий, но как раз сегодня делать уже ничего не надо было, следовало лишь ждать.
Подошел хмурый жидовин с пачкой желтоватой китайской бумаги в руках. Там его брульоны чернели. Такие вавилоны грамотей наворотил!
- Серьга, - сказал он розмыслу. - Я тут посчитал немного. Пошли плотника с инструментом, пусть поправит верхнюю планку на три сантиметра влево.
- Босый! - кликнул розмысл. Хороший мастер всегда понятлив.
- Сделаем, - сказал Босый и убежал.
Видно было, как сноровисто он карабкается по лесовинам.
- Этот сделает, - спокойно сказал Янгель. - Верного человека на доделку пустил!
За полдень, в середине дня все приготовления были закончены. Осталась лишь самая опасная и отчаянная работа. Мастеровых отправили прочь, отпустили погонщиков, на малом опытном детинце остались лишь розмысл, Янгель и жидовин.
- Кому честь выйдет? - хрипло и нетерпеливо сказал Янгель. - Или сам запал подпалишь?
- Сам, - не оборачиваясь, кинул розмысл.
- А мы с тобой в ямке посидим, - сказал немцу невозмутимый жидовин. - Там сохраннее будем.
7.
Гудела площадь весельем!
Вот уже и пузатые дубовые бочки покатили на площадь, и мастеров верх у бочки вышибить приглашать на помост стали. И сыскались такие мастера! Есть в народе искусники из тех, кто вечно бас деревянный под струйку водки подставить готов. Подходи народ, черпай серебряным ковшом, черпай деревянной балдашкой, бокалом драгоценным прозрачным, хочешь в ендову или братину наливай, отказу не будет! Князь приказал - вдосыть! Не один бат выпивки подан был к праздничному столу. Некоторые артельно пили - весь бочонок залудили, пускали братину по кругу, закусывали калачами и кулебяками, вялкой мясной, солеными помидорами и огурцами, капустой моченой с брусникой.
И не сразу заметили, что вытянулись от терема крикуны, вскинули длинные трубы, поднесли к губам, и пронзительным криком трубы те возвестили, что слушать надо, важное будет говориться.
- Люди добрые! Ныне невиданное предстоит вам увидеть! В небеса поднимайте взоры!
- Ангелы что ли с неба сойдут? - пьяно захохотал перебравший гуляка.
На него шикнули.
На западе стояла яркая синяя полоса между надвигающимися тучами - анева, обещающая порывистый ветер следующим днем. Но сейчас тихо было, ветерок ветлы вокруг детинца не колыхнет.
- Ныне невиданное увидите! Представлен будет пролет огненного змея, прирученного бранником Добрынею, зрелище невероятное и грандиозное! Кто увидит, никогда того не забудет! - надрывались крикуны. - И, поднявшись в небеса, змей выпустит шар медный сияющий, что полетит над полями, лесами, степями и реками во славу Господню, а устроенные в шаре колокола будут торжественно мелодию исполнять. Слушайте! Слушайте! Князь Землемил повелел: тот, кто мелодию услышит и правильно ее напоет, получит от него в знак заслуг перед отечеством пять гривен серебром, три гривны медной деньгою, корову и телушку, лужок для кормления скота, отрез рыхлого бархата, отрез ситца веселого, отрез атласа алого…
- Точно - ангелы! - засмеялся гуляка.
На него снова шикнули - уже громче и раздраженнее. Перестала звякать посуда о края бочек, затих людской гомон, тишина наступила на площади, только слышно было далекое пение соловья, но и его уже все воспринимали со скрытой ненавистью. Видано ли дело - такие дары!
И взгляды всех устремлялись уже к небесам, шарили жадно по всем сторонам света.
А небо медленно очистилось, высыпали первые звезды, и на востоке полная луна смешливо повисла. И тут грянуло!
Рванули в небесах разноцветные шутихи, завизжали пронзительно и восторженно девки, зашумела многоголосьем толпа. Ах, как рвались над площадью шутихи! Рассыпались искрами, как раскаленный металл, который усердно кузнец обрабатывать начал, блистали изумрудными и рубиновыми искрами, вспухали белой пивной пеной, расползались желтыми огнями, захватывая небосвод и затемняя светом своим луну. Толпа так восторженно воспринимала каждую шутиху, что китаец в желтом шелковом одеянии, стоявший у княжьего терема со смиренно сложенными ладонями, инно и глазом пошире стал, и улыбка довольная на лице заиграла. Радовался чайнец, что его искусство так принималось людом.
И вновь возобновилось веселье, замелькали лица, рубахи да юбки, сопелкам вторили балалайки, балалайкам кимвалы, кимвалам трубы, а оброненный трубами мотив вновь подхватывали сопелки, которым вторили пастушьи дудки. Гудело веселье, и места в нем не было бубни-лам с отвисшими губами, важдам брехливым, что сеять привыкли раздоры. И вот уже китаец вошел в круг и принялся отплясывать, неловко махая руками и толстыми ногами выделывая неуклюжие коленца, все не так и вроде бы вместе с тем все к месту. Да что я старание тщусь проявить, тут и брахиограф великий не успел бы пером действо описывать!
А в самый разгар веселья вдруг взревели трубы, заставляя всех разом смолкнуть.
Где-то в южной стороне грозно заворчало, загрохотало, красно-желтое пламя блеснуло, и в сгущающихся сумраках стало видно, как медленно и неотвратимо поднимается к небесам змей огненный, ревет натужно, покоряя воздушное пространство, страшной темной тенью нависая над землей, и вот уже и не видно его стало, только шесть красных глаз с высоты на землю смотрели, но вот и они слились в единое око, а там и вовсе исчезло все, только длинный белый стежок небеса прорезал.
Толпа взревела ликующе и тревожно, смолкла растерянно, а потом вдруг стало слышно, как кричит все больше и больше людей:
- Доб-ры-ня! Доб-ры-ня!
А в высоте вдруг сверкнуло, и поплыла над землей малая желтая звездочка, которая, если внимательнее приглядеться, и не точкой вовсе была, а как бы запятой или скобочкой, освещенной со стороны уже севшего солнца.
И замолкли все, вслушиваясь.
Многие говорили, что слышат, как плывущая звездочка играет, каждый свой вариант мелодии предлагал, только ближний боярин улыбался в бороду, отрицательно мотал головой, щурился и каждому незадачливому отгадчику говорил:
- Не гадай! Не гадай! Слушай сферы!
А награду получил пастух, прибежавший поутру, чтобы рассказать князю и его челяди о чуде небесном, которое наблюдал он, коней выпасая в ночном.
Плыла по небу звездочка, и дивная музыка слышалась с неба - божественные колокольцы звенели, и если прислушаться, вызванивали они явственно «Могучею Русью я в небо запущен», именно так, и других слов к той мелодии просто не подобрать…
Повезло человеку! Многие досадовали, что под утро не вышли в чистое поле. Известно же, что по утрам все куда лучше слышится - шепот человеческий за сто шагов услыхать можно! Повезло немытёхе! Сколько добра в одни руки досталось, можно и пастушество оставить, в служки, скажем, податься или еще хлестче - команду над дворовыми мужиками в богатом доме получить.
Да и жениться можно - хозяйство сей шаг дозволяет.
8.
Событие - факт исторический, ежели он отражен в летописях.
А если в летописях будет отражено для тебя непотребное? Как с таким обстоятельством смириться? Розмысл с оным оборотом мириться не хотел.
- Значит, Добрыней прирученного? - с издевкой спросил он. Бранник смущенно улыбнулся.
- Ты не серчай, - сказал он. - Надо ж было как-то народу сообщить? Ну, представь, сказали бы крикуны, что в княжестве нашем руками человеческими огненный змей создан. И что тогда? Соседи бы сразу войной двинулись, быстро бы сообразили, что нельзя нам времени давать. И народ бы не уразумел. Стали бы людишки говорить, так вот куда князь Землемил деньги оброчные тратит? Зачем народ волновать, зачем его будоражить?