Мой ласковый и нежный мент
– Надымов? Так ты знаешь, по какой причине она его отлупила?
– Так эту причину с утра все село знает! Ругаются, плюются, а связываться в открытую боятся. Только вот одна Людмила и осмелилась ему репу почистить.
Барсуков хмуро посмотрел на Сергея, щелчком отправил окурок в сторону поверженной урны и скомандовал:
– Ладно, хватит об этом! Поехали в отдел!
Он сел рядом с водителем и сердито захлопнул за собой дверцу. Все село знает и плюется… Взбесившаяся учительница избивает местного богатея… События развиваются, как в дешевом романе, а он только по десятку бессвязных фраз может судить о том, что случилось нечто весьма незаурядное, возможно, криминальное, а он, начальник РОВД, даже не в курсе, что творится у него под носом.
– Поехали, – повторил он еще более недовольно, но тут заметил косой взгляд Сергея на свое плечо и чертыхнулся сквозь зубы: сержантской лычкой лег поперек погона вкладыш от жвачки, но не с невинной мордашкой Микки-Мауса, а с грудастой девицей в весьма откровенной позе. Водитель виновато улыбнулся, торопливо содрал с погона начальства наглую красотку, смахнул попутно с его рукава шелуху от семечек – явный результат столкновения с урной для мусора – и так же торопливо спросил:
– Может, проедем до пруда? Людмила ведь туда побежала. Не дай бог кому-нибудь голову оторвет!
– С чего ты взял? – опешил Барсуков. – Я думал, она убежала, потому что испугалась, что я и вправду ее задержу…
– Как же, испугается она! Она в прошлом году в одиночку шатуна завалила, а по весне двух «мичуринцев» с оружием задержала, – рассмеялся Сергей, – а дверью вас шарахнула из-за того, что Славку, брата своего, и Светку, девчонку его, в слезах увидела. На пруду в полынье лебедь-подранок живет. Они за ним присматривают, подкармливают. А тут, похоже, кто-то из местных бичей решил его на обед заполучить. Я толком ничего не понял, потому что вы в снег упали, Людмила ракетой из машины вылетела, Светка белугой ревет…
– Хорошо, поедем к пруду! – вздохнул подполковник. – Кажется, сегодня я только тем и буду заниматься, что защищать чужие физиономии от мордобития…
«Жигули» на предельно дозволенной скорости рванули через все село к старому пруду, на котором лет тридцать назад стояла колхозная мельница и где водилась пропасть карася, а в нынешние времена только пиявки да комары стали его постоянными обитателями. И лишь располневшие от избытка питания лягушки тревожили по весне его поверхность страстными прыжками в воду да зимой любители подводного лова баламутили густой и темный, как гуталин, ил в поисках мотыля – наживки для окуня и леща, которых в избытке было в ближайшем водохранилище.
Низкие берега пруда поросли боярышником и старыми ракитами, неряшливыми и растрепанными от постоянных ветров, имеющих паршивую склонность менять свое направление на данном участке местности чуть ли не ежечасно, отчего она и получила не совсем ласковое прозвище Лешачья Прялка.
К сожалению, они поспели лишь к заключительному акту трагедии. Бездыханный лебедь лежал на присыпанной снегом кочке. Перед ним на коленях стояла рыжеволосая девчонка и рыдала в голос, размазывая по щекам слезы вперемешку с грязью. Высокий парень с длинными светлыми, собранными в хвостик волосами стоял рядом с ней и угрюмо наблюдал за попытками Людмилы дотянуться длинной веткой до небритого субъекта в рваной телогрейке и грязных спортивных штанах, распластавшегося на животе на тонком, еще прозрачном льду по другую сторону от полыньи, в которой, вероятно, и плавал горемычный лебедь.
– Лежи спокойно, не шевелись! – крикнула наконец Людмила и, отбросив в сторону ветку, огляделась по сторонам, очевидно, в поисках более убедительного орудия то ли спасения, то ли наказания. Мужик, заметив милицию, заерзал брюхом по льду, выругался по матушке и попытался отползти подальше от полыньи по направлению к противоположному берегу. Лед тут же закряхтел и прямо на глазах стал прогибаться под тщедушным мужичьим телом.
– Кому сказала, не шевелись! – Людмила топнула сердито ногой и посмотрела на выскочивших из машины милиционеров. – Сергей, топор есть?
– Есть! – Сергей открыл багажник и вынул оттуда небольшой туристский топорик в брезентовом чехле. Людмила ловко поймала его за топорище и, не глядя на Дениса, ткнула топор ему в руки.
– Рубите слегу, да поживее! Надо этого придурка вызволять! – Она кивнула в сторону мужичонки, притихшего на льду в позе парашютиста, выполняющего затяжной прыжок.
Через несколько минут милиционеры перекинули два срубленных дерева с берега на лед. Ветки деревьев накрыли мужика с головой. Он шустро ухватился за них и, перебирая обеими руками по стволу, опасливо поглядывая на полынью и слегка поскуливая от страха, когда лед вдруг начинал «дышать» – потрескивать и постанывать от непосильной еще нагрузки, – заелозил ужом по направлению к берегу. Но где-то за метр до кромки берега заспешил, засуетился, приподнялся на коленях, и лед не выдержал, треснул и разошелся в стороны. Мужик отпустил спасительные ветки и, мгновенно оказавшись по пояс в воде, закричал отчаянно, забил по воде руками, подняв низкую черную волну, подернутую густым ледяным «салом».
– О черт! – Людмила отшвырнула носком ботинка ненужные теперь слеги, и не успел никто опомниться, а она уже заскочила по колено в воду, ухватила мужичонку за шиворот, рывком вытянула его на берег и, отвесив ему внушительный подзатыльник, толкнула в руки Дениса. – Забирайте это мокрое чмо, а не то я ему точно голову сверну, как он лебедю.
– Людмила Алексеевна, – кинулась к ней девчонка. – Переодевайтесь живее, а то застынете! – И протянула ей толстые шерстяные носки.
– Подожди, – отвела Людмила ее руку, посмотрела на подполковника и неожиданно виновато сказала: – Простите, что ударила вас дверцей, но у меня времени не было объяснять, что случилось…
– Пройдите в машину, – сухо сказал Барсуков. – Объясняться будете в отделе.
– Люда. – Светловолосый парень приблизился к ним. – Не спорь, поезжай в милицию, а то и вправду простынешь.
Людмила улыбнулась и лихо подмигнула девчонке, все еще протягивающей ей носки:
– А, была не была! Добровольно сдаюсь в руки правосудия!
Она присела на кочку рядом с убиенным лебедем, стянула с ног лыжные ботинки, вылила из них воду и перебросила их парню.
– Держи, Слава! – Потом молча сняла мокрые носки, закатала до колен промокшие штанины и взяла из рук девочки сухие носки. – Спасибо, Светлана! – И тут же прикрикнула на нее: – А ну, бегом домой! Сапоги небось на голую ногу надела?
– У меня колготки! – смутилась девчонка и, оглянувшись на лебедя, скривилась. – А что теперь с Гришаней делать? Похоронить?
Людмила надела носки и прямо в них прошла к машине. Мужичонка, успевший сделать пару глотков из фляжки Сергея, которую тот возил с собой на всякий экстраординарный случай, ожил, приободрился, а в присутствии надежной защиты в лице двух милиционеров несколько обнаглел.
– Ты, Светка, точно совсем с ума съехала! – высунулся он из машины. – Я что, зря жизнью рисковал, дичь добывал? Я из нее неделю похлебку варить буду, а ты в землю зарыть ее надумала…
– Заткнись, Пырей! – Сергей ухватил его за шиворот и втянул в машину. – Сиди, погань, и бога благодари, что из этой лужи вовремя вытащили, а надо было на льду оставить до следующего утра за дела твои сволочные. Ребятишки за этой птицей день и ночь присматривали, от лис и собак бродячих охраняли, так ты почище тех шавок зверюгой оказался.
– Так жрать ведь охота, начальник! – поскреб в затылке Пырей и вздохнул. – Надо было тебе, Людка, прискакать, такую закуску по твоей милости упустил. – Он грязно выругался, приоткрыл дверцу со своей стороны и смачно сплюнул на землю. Вытер щербатый рот рукавом и с вызовом произнес: – А посадить меня все равно не посадите, граждане начальники, птица эта ничейная и сдохла бы через неделю, если не раньше.
– За ворону, возможно, и не посадил бы, – спокойно произнес Барсуков, устраиваясь на сиденье рядом с Сергеем, – но ты забыл, что лебедь занесен в Красную книгу и потому находится под охраной государства, а это значит, что действия твои подпадают под определение «незаконная охота», то есть под двести пятьдесят восьмую статью УК. А по ней грозит тебе приличный штраф, который ты полжизни выплачивать будешь. И если учесть еще нецензурную брань в присутствии женщины и детей, а также представителей правоохранительных органов, то только за это суток десять-пятнадцать будешь работать на общее благо, к примеру на восстановлении порушенных кормушек. Как вы считаете, Людмила Алексеевна, это возместит ваши материальные и моральные потери?