Дочь кардинала

Я перевожу взгляд на мать, которая внимательно осматривал залу, оценивая усердие слуг, наблюдая за гостями. Она кивает мне, и я поднимаюсь на ноги. Изабелла внезапно бледнеет, понимая, что свадебное пиршество подошло к концу и пришло время консумации брака.
Шумный и веселящийся эскорт провожает Джорджа в новую спальню моей сестры. И только уважение к моей матери удерживает их от откровенных непристойностей. Но солдаты из гарнизона и остальные гости выкрикивают советы и пожелания и бросают им под ноги цветы в знак благословения. Мою сестру и ее молодого мужа укладывают в постель архиепископ и двадцать фрейлин и пятеро рыцарей ордена подвязки. В спальне клубится облако благовоний, источаемых кадилами полдюжины священнослужителей, и раздаются громогласные пожелания нашего отца. Мы с матерью последними выходим из комнаты, я, глянув на лицо Иззи, замечаю, как она побледнела от испуга. Рядом с ней Джордж откинулся на подушках, обнаженный по пояс, с виднеющимися светлыми волосами на груди и широкой уверенной улыбкой.
Я мешкаю на выходе. Эта ночь станет первой за всю нашу жизнь, когда мы будем спать порознь. Мне не хочется спать одной, и мне кажется, что я не смогу уснуть без умиротворяющего тепла моей сестры. Не может быть, чтобы Иззи хотела променять меня на этого громкоголосого, пьяного и светловолосого Джорджа. Сестра смотрит на меня, будто пытаясь что-то сказать. Мать, чувствуя, что между нами существует связь, кладет мне руку на плечо и тихо подталкивает к выходу из комнаты.
– Анни, не уходи, – тихо говорит Изабелла. Я оборачиваюсь и вижу, что она дрожит от страха. Она тянет ко мне руку, словно стараясь задержать меня хотя бы еще на минуту. – Анни! – уже шепчет она. Я не могу противиться мольбе в ее голосе и поворачиваю назад, но мать крепко берет меня за руку и закрывает за нами обеими дверь.
В ту ночь я спала одна, отказавшись от компании одной из служанок. Если я не могу быть со своей сестрой, то мне не нужны никакие компаньоны. Я лежала на холодных простынях, и мне не с кем было обменяться впечатлениями о прошедшем дне, не с кем пошутить, некому меня помучить. Даже когда мы ссорились, как кошки в корзине, я все равно ощущала защиту и поддержку в ее присутствии. Она стала частью моей жизни, как сами стены замка Кале. Я родилась и была воспитана для того, чтобы идти за ней следом – за самой красивой девочкой в нашей семье. И я всегда следовала за ней – за амбициозной, решительной, настойчивой, никогда не молчащей старшей сестрой. А теперь я внезапно осталась одна. Я долго лежу без сна, просто смотря в темноту, пытаясь осознать, какой теперь будет моя жизнь, кода рядом со мной больше не будет старшей сестры, которая всегда говорит мне, что делать. И я понимаю, что утром все уже будет по-другому.
Замок Кале 
12 июля 1469 года
Утром все отличалось от прежнего куда больше, чем я представляла себе в свою первую ночь, проведенную наедине с собой. Со стороны кухонного дворика доносился скрип колес и гомон, слышный у самого мола, в арсенале раздавались голоса, суета и шум со стороны бухты – все это никоим образом не напоминали звуки празднества великой свадьбы. Отец готовился выйти в море.
– Где-то близко пираты? – спрашиваю я своего учителя, ловя его за руку, когда он проходил мимо меня в сторону кабинета отца, относя письменные принадлежности. – Прошу вас, сэр, ответьте, это пиратский рейд?
– Нет, – отвечает он, но лицо его напрягается и бледнеет, словно от испуга. – Все куда хуже. Идите к матери, леди Анна. Я не могу сейчас с вами разговаривать, я должен идти к вашему отцу и исполнять его приказы.
Хуже пиратского рейда могло быть только нападение французов. Если так, то это значит, что началась война, а половина королевского двора заперта здесь, в этой крепости, под угрозой осады. Хуже этого еще ничего не происходило. Я со всех ног бросаюсь в комнаты матери, но там все оказывается неожиданно тихо. Мать сидела рядом с Изабеллой. Сестра была все еще в своем новом платье, но на ней самой не было и следа прежнего восторга и торжества. Изабелла скорее кажется мне разъяренной. Женщины, сидевшие в кругу и вышивавшие рубашки, хранили какое-то взбудораженное, наэлектризованное молчание. Я склоняюсь в глубоком реверансе перед матерью.
– Миледи, – обращаюсь я к ней. – Прошу вас, скажите, что происходит?
– Можешь сказать ей, – холодно бросает мать Изабелле. Я тут же спешу подойти к сестре, беру стул и усаживаюсь рядом с ней.
– Как ты? – тихо спрашиваю я ее.
– Все в порядке, – отвечает она. – Все оказалось не так уж и страшно.
– Было больно?
Она кивнула.
– Ужасно. И противно. Сначала ужасно, а потом противно.
– Что сейчас происходит?
– Отец пошел войной против короля.
– Нет! – вскрикиваю я слишком громко, чем заслуживаю осуждающий взгляд матери. Я быстро прижимаю ладонь к губам, хотя понимаю, что ничего не могу поделать с выражением ужаса на своем лице. – Изабелла, не может быть!
– Так было запланировано с самого начала, – яростно шепчет она в ответ. – И я стала соучастницей. Он тогда сказал мне, что у него большие планы. Я-то думала, что он говорил о свадьбе! Я и подумать не могла, что речь идет вот об этом!
Я перевожу взгляд на невозмутимое лицо матери, которая на этот момент буквально прожигала меня своим недовольным взглядом, будто моя сестра каждый день выходит замуж за изменника королевской крови и я позволяю себе неслыханную вульгарность, выражая по этому поводу какие-либо эмоции.
– А наша мать знала? – шепчу я. – Когда она об этом узнала?
– Она знала обо всем с самого начала, – зло отвечает сестра. – Они все всё знали, все, кроме нас с тобой.
От потрясения я замолкаю. Я смотрю на женщин, сидящих в покоях матери и шьющих рубашки для бедных так, будто ничего особенного не произошло, будто это не наш дом шел войной на самого короля Англии, которого сами и возвели на трон каких-то восемь лет назад.
– Он вооружает флот. Они выступают с минуты на минуту.
Я тихо пискнула от ужаса и тут же снова прижала руку ко рту, чтобы из него больше не вырвалось ни звука.
– Ладно, здесь мы не сможем поговорить, – говорит Изабелла, вскакивая на ноги и склоняясь в поклоне матери. Она увлекает меня в аванзал, потом оттуда вверх по витым каменным лестницам на стену замка, где мы могли бы наблюдать за развернувшейся внизу суматохой: стоящие возле причалов корабли суетливо грузят оружием. Солдаты несут свое вооружение и заводят по сходням лошадей. Я вижу Ворона, черного коня отца, на голову которого накинут капюшон, чтобы тот ступал по трапу спокойнее. Конь рвется и норовит гарцевать: ему не нравится деревянный звук и эхо от его копыт. Поведение Ворона только укрепляет меня в моих подозрениях: впереди – опасность.
– Он и правда это делает, – потрясенно говорю я. – Он и правда расправляет паруса, чтобы идти на Англию. А что же мать короля? Герцогиня Сесилия? Она же все знала. Она видела, как мы уезжали из Сандвича. Разве она не предупредит своего сына?
– Она все знает, – угрюмо подтвердила Изабелла. – И знала раньше, довольно давно. И мне теперь кажется, что об этом знают все, кроме короля… и нас с тобой. Герцогиня Сесилия ненавидела королеву с самого начала, как только впервые услышала, что Эдуард сочетался тайным браком. И сейчас она изменяет и королеве, и королю. Они все это спланировали еще несколько месяцев назад. Отец заплатил, чтобы на севере и в центре страны разгорелись мятежи. Моя свадьба должна была стать им сигналом для начала действий. Ты представляешь, он назвал им точную дату, когда я приму брачные узы, чтобы они могли рассчитать время. И теперь, когда все началось, это выглядит как самое настоящее восстание. Им удалось обмануть короля, он считает, что это местные вспышки недовольства, и он уже вышел из Лондона, чтобы усмирить то, что считает незначительными беспорядками. Когда отец высадится в Лондоне, короля там не будет. Он не знает, что моя свадьба на самом деле всего лишь сигнал для общего сбора. Он не знает, что гости, бывшие на моей свадьбе, теперь отплывают, чтобы выступить против него. Мой отец скрыл предательство под моей свадебной фатой.