Королевская шутиха
– Июль, – назвала я первый пришедший мне на ум месяц.
– Какого года? – тихо и вкрадчиво спросил мистер Ди.
Здравый смысл подсказывал мне: юный король долго на этом свете не задержится.
– Нынешнего, – неохотно произнесла я.
– А день?
– Шестой, – прошептала я.
У меня за спиной поскрипывало перо. Роберт Дадли торопливо записывал мои шутовские пророчества.
– Назови имя следующего правителя Англии, – шепотом потребовал мистер Ди.
Я уже собиралась назвать принцессу Марию и вдруг сказала:
– Джейн.
Откуда у меня выплыло это имя?
– Сама не знаю, почему я так сказала, – стала оправдываться я. – Сэр Роберт, простите меня. Я не знаю…
Джон Ди быстро схватил меня за подбородок и развернул мою голову к зеркалу.
– Не болтай от себя! – приказал он. – Говори только то, что видишь.
– Я ничего не вижу, – удрученно призналась я. – Простите. Простите меня, мистер Ди. Честное слово, я ничего не вижу.
– Имя короля, который придет после Джейн, – потребовал у меня Ди. – Постарайся увидеть его имя. У Джейн будет сын?
Я с радостью ответила бы «да», но язык совсем не двигался в пересохшем рту.
– Мне этого не увидеть, – призналась я. – Честное слово, я не вижу.
– Завершающая молитва, – объявил мистер Ди и усадил меня на стул.
Он снова стал молиться на латыни о благополучном завершении работы, о том, чтобы видения оказались истинными и чтобы наше гадание не причинило кому-либо вред ни в нашем мире, ни в иных мирах.
– Аминь, – уже с бо́льшим чувством произнесла я, понимая, что мы занимались опасным делом, граничащим с государственной изменой.
Я слышала, как Роберт Дадли встал и вышел. Я тоже вскочила и поспешила за ним.
– Вы этого хотели? – спросила я.
– Ты мне сказала правду или то, что, по-твоему, я хотел услышать?
– Нет! Я говорила то, что мне приходило.
Ведь не я же придумала имя «Джейн».
Роберт сердито посмотрел на меня.
– Ты серьезно? Учти, мисс Мальчик, если ты будешь стараться мне угодить, нам с Джоном Ди не будет от тебя никакого толку. Угодить мне ты можешь только единственным способом: видеть правду и говорить правду.
– Я не лгала!
Мое желание угодить ему и страх перед зеркалом Джона Ди отняли у меня все силы, и я даже заплакала.
– Сэр Роберт, я ничего не придумала!
Его лицо оставалось каменным.
– Клянешься?
– Да.
Он положил руку мне на плечо. У меня вздрагивала голова, и мне очень хотелось прижаться щекой к его прохладному рукаву, но я не посмела. Я замерла и молча смотрела на него.
– В таком случае ты мне очень помогла, – вдруг сказал он. – Этого я и хотел.
К нам вышел мистер Ди. Его лицо сияло.
– Ханна все-таки обладает даром ясновидения, – сказал он. – Я в этом снова убедился.
– Это вносит существенную лепту в твое дело? – спросил Роберт.
Джон Ди пожал плечами.
– Кто знает? Мы все – дети, бредущие в темноте. Но у нее есть дар ясновидения.
Он умолк, затем обратился ко мне:
– Ханна Верде, я должен тебе кое-что сказать.
– Да, сэр.
– Ты обладаешь ясновидением, поскольку чиста сердцем. Ради тебя самой и твоего дара, прошу тебя, отказывайся от всех предложений замужества, не позволяй, чтобы тебя соблазнили, и храни себя в чистоте.
Роберт Дадли удивленно хмыкнул.
Я почувствовала, что краснею. Полностью. До кончиков ушей.
– У меня нет плотских желаний, – почти шепотом ответила я, не решаясь взглянуть на сэра Роберта.
– Тогда твои видения будут истинными, – сказал мне Джон Ди.
– Но я все равно ничего не поняла, – возразила я. – Кто такая Джейн? Разве в случае смерти его величества трон перейдет не к принцессе Марии?
Сэр Роберт приложил палец к моим губам, и я замолчала.
– Садись, – велел он и силой усадил меня на стул.
На другой стул он сел сам. Никогда еще его лицо не оказывалось так близко от моего.
– Мисс Мальчик, ты сегодня дважды увидела такое, за что нас всех могли бы отправить на виселицу.
– Почему? – спросила я, чувствуя бешено заколотившееся сердце.
– Заглянув в то зеркало, ты подвергла всех нас смертельной опасности.
Я поднесла руку к щеке, будто хотела стереть с нее сажу.
– Сэр Роберт, вы о чем?
– О том, что здесь было, – никому ни слова. Составление гороскопа короля приравнивается к государственной измене. Наказание за это – смерть. Сегодня ты составила его гороскоп и предсказала дату его смерти. Ты хочешь увидеть меня поднимающимся на эшафот?
– Нет! Я…
– А сама взойти туда хочешь?
– Нет, – дрожащим голосом ответила я. – Сэр Роберт, мне страшно.
– Тогда храни молчание. Никому ни слова. Даже своему отцу. А что касается Джейн из зеркала…
Я ждала.
– Просто забудь все, что видела. Забудь даже то, что я просил тебя заглянуть в зеркало. Забудь про само зеркало и про ту комнату.
– Мне больше не придется в него заглядывать? – спросила я.
– Все зависит от твоего согласия. Не захочешь – я больше не заведу разговор о зеркале. Но сейчас ты должна о нем забыть.
Он соблазнительно улыбнулся.
– Это моя личная просьба, – прошептал Роберт Дадли. – Я прошу тебя, как твой друг. Как человек, чью жизнь ты теперь держишь в своих руках.
– Понимаю, – только и могла ответить я, чувствуя, как у меня подгибаются колени.
В феврале двор перебрался в Гринвичский дворец. Ходили слухи, что королю стало лучше. Однако за все это время он не посылал ни за мной, ни за Уиллом Соммерсом. Он не звал музыкантов, не хотел ни с кем беседовать и не появлялся на обедах. Я уже привыкла, что дворец полон врачей. Их можно было сразу узнать по блузам. Иногда они сбивались в кучки и о чем-то шептались. На все расспросы придворных они отвечали очень уклончиво, тщательно взвешивая каждое слово. И вдруг с какого-то момента врачи стали исчезать. Время шло, а новостей о выздоровлении короля так и не было. Бодрые заявления врачей о пиявках, способных очистить кровь юного короля, и микроскопических дозах яда, убивающего болезнь, уже не вызывали доверия. Герцог Нортумберлендский – отец Роберта – вел себя так, словно был некоронованным королем. За обедом он сидел справа от пустого трона. Он возглавлял еженедельные заседания государственного совета, но при этом не уставал говорить всем и каждому, что королю становится все лучше. По словам герцога, король ждет не дождется наступления теплых дней и даже думает о летних путешествиях.
Я молчала. Мне платили за внезапно сказанные слова и за слова неуместные. Вряд ли сейчас было что-то более неуместное, чем правда о юном короле, оказавшемся почти что узником своего главного придворного. Я не могла сказать, что Эдуард умирает без общения и заботы, что все сколько-нибудь значительные люди в Англии думают сейчас о короне, а не о самом юноше, и это великая жестокость. Эдуард был совсем еще мальчишкой – всего на два года старше меня. Он остался без отца и матери. По сути, его бросили умирать. А вокруг меня придворные убеждали друг друга, что пятнадцатилетний король этим летом непременно женится. Я не знала, о чем думал Эдуард, когда кашель отпускал его истерзанные легкие. Но явно не о женитьбе. Я и без своего дара отчетливо видела, что меня окружают почти сплошь лжецы и мошенники.
А пока юный король исторгал из себя новые комки черной желчи, придворные деловито хлопотали себе пенсионы и доходные должности, отдавали внаем земли монастырей, закрытых из благочестия и потом разграбленных из алчности. И все это было в порядке вещей. Никто не противился, никто не смел слова сказать. Говорить правду этому двору лжецов? Правда им нужна не больше, чем залитой нечистотами Флит-стрит – ангел Уриэль. И потому я молчала. Я ходила, стараясь не поднимать головы, а за обедом садилась рядом с Уиллом Соммерсом и тоже молчала.
У меня появилось новое занятие. Как-то Джон Ди спросил меня, не соглашусь ли я стать его чтицей. Он жаловался на то, что его глаза быстро утомляются. Мой отец прислал ему манускрипты, читать которые куда сподручнее молодым глазам.