Королевская шутиха
Он начал со стойки. Положив руки мне на плечи, он слегка распрямил их, после чего приподнял мой подбородок.
– Голову держи высоко, как принцесса, – посоветовал мне шут. – Ты когда-нибудь видела, чтобы принцесса Мария сутулилась, а принцесса Елизавета опускала голову? Понаблюдай за ними. Они – принцессы до мозга костей. Грациозные, как козы.
– Как козы? – переспросила я, безуспешно пытаясь поднять голову, не опуская при этом плеч.
Уилл Соммерс улыбался, глядя на мои отчаянные усилия.
– Да, как козы. Я бы сказал, как горные козы. То вверх, то вниз. То полноправные наследницы, то незаконнорожденные. Жизнь принцесс похожа на жизнь горных коз. А ты должна держаться, как принцесса, и прыгать, как коза.
– Я видела принцессу Елизавету, – сама не зная зачем, вдруг сказала я.
– Где ж это тебе посчастливилось?
– Несколько лет назад. Мне тогда и девяти не было. Отец привез меня в Лондон и поручил отнести книги лорду Сеймуру.
Уилл снова опустил свою мягкую руку мне на плечо.
– Чем меньше слов, тем легче жить, – посоветовал он.
Потом он вдруг хлопнул себя по лбу и озорно улыбнулся.
– Надо же! Советую женщине попридержать язычок! Ну, и дурак же я!
Наш урок продолжался. Уилл показал мне правильную стойку, объяснив, насколько важно во время поединка сохранять равновесие, для чего левую руку нужно держать на поясе. Затем я узнала, что должна определить, какая из моих ног является опорной. Опорную ногу нельзя было отрывать от пола, иначе я споткнусь и упаду. Уилл учил меня делать выпады и отступать. От настоящих выпадов мы перешли к ложным, существовавшим для обмана противника.
Через некоторое время Уилл потребовал, чтобы я нанесла ему удар. Я переминалась с ноги на ногу.
– А если я задену тебя мечом? – наконец спросила я.
– Тогда я вместо смертельной раны получу занозу, – усмехнулся шут. – Смелее, Ханна. Это же деревянный меч.
– Ну, что ж, защищайся, – нетвердо произнесла я и сделала выпад.
Уилл как-то ловко увернулся и вдруг оказался сбоку. Деревянное лезвие его меча упиралось мне в горло.
– В настоящем поединке это означало бы твою смерть, – сказал он. – Думаю, теперь ты станешь серьезнее относиться к нашей учебе.
Но я захихикала.
– Я же не мальчишка, чтобы увлекаться сражением. Давай попробуем еще раз.
На этот раз я была проворнее и сумела полоснуть мечом по краю его камзола.
– Великолепно, – прошептал Уилл. – Давай еще раз.
Мы упражнялись, пока мои удары не стали выглядеть правдоподобно. Потом Уилл начал учить меня отступать, уклоняясь в разные стороны. В углу лежал толстый коврик. Уилл его расстелил и показал, как надо кувыркаться, уходя от противника.
– Видишь, как все это смешно? – спросил он, усаживаясь по-турецки.
Сейчас он был похож на мальчишку, усевшегося почитать книгу.
– Не очень-то и смешно, – призналась я.
– Я все время забываю: ты ведь не столько шутиха, сколько блаженная, – вздохнул он. – Ты не воспринимаешь смешную сторону жизни.
– Воспринимаю, – обиделась я. – Просто у тебя это выходит не смешно.
– Неправда! – возразил Уилл. – Я почти двадцать лет смешу королей, вельмож и придворных. Я появился при дворе, когда король Генрих был влюблен в Анну Болейн. Помнится, я пошутил на ее счет, и он больно надрал мне уши. Но моя шутка пристала к ней. Над моими шутками смеялись взахлеб, когда тебя еще на свете не было.
– Сколько же тебе лет? – спросила я, вглядываясь в его лицо.
Морщины вокруг рта. Морщины вокруг глаз. Но во всем остальном легкий, долговязый Уилл напоминал мальчишку-подростка.
– Сколько мне лет? Мы ровесники с моим языком, а вот зубы чуть-чуть меня моложе.
– Я серьезно спрашиваю.
– Могла бы и сама сосчитать. Мне тридцать три. А почему ты спрашиваешь? Хочешь выйти за меня замуж?
– Нет уж, благодарю покорно, – замотала головой я.
– Ты бы стала женой умнейшего в мире шута.
– Ни за что не выйду за шута.
– Успокойся, тебе это не грозит. Умный мужчина остается холостяком.
– И все равно ты меня не рассмешишь, – поддела я его.
– Ничего удивительного. Ты хоть и маленькая, но женщина. А у женщин нет чувства юмора.
– У меня есть, – возразила я.
– Откуда у тебя это чувство? Женщина не создана по образу и подобию Божьему. Поэтому она не видит смешную сторону жизни.
– А я вижу! Вижу!
– Говорить можно что угодно, но чувства юмора у тебя все равно нет, – торжествующе ухмылялся Соммерс. – Если бы женщины были наделены чувством юмора, стали бы они выходить замуж? Ты когда-нибудь видела мужчину, желающего женщину?
Я покачала головой. Уилл просунул свой меч между ног и лихорадочно забегал взад-вперед.
– Мужчина, охваченный желанием, не может ни говорить, ни думать. Точнее, все его мысли подчинены плотскому желанию. То, что болтается у мужчины между ног, управляет им, как след управляет гончей. Единственное, на что способен в такие минуты мужчина, – это скулить по-собачьи: «Хочу-у-у-у-у!»
Я захохотала во все горло. Уилл и впрямь был превосходным шутом. Казалось, деревянный меч, изображавший мужской орган, управляет всеми его движениями. Меч заставлял шута делать нелепые броски, подпрыгивать, пятиться задом. Устав скакать, он подошел ко мне и довольно улыбнулся:
– Вот тебе и доказательство, что у женщин нет мозгов, – сказал он. – Ну, какая женщина, имеющая мозги, согласилась бы жить рядом с мужчиной?
– Во всяком случае, не я.
– Тогда моли Бога, чтобы прожить девственницей, девочка-мальчик. Но если ты не допустишь до себя мужчину, как же ты выйдешь замуж?
– А я и не хочу замуж.
– В таком случае ты действительно дурочка. Если у тебя не будет мужа, кто тебя прокормит?
– Буду сама зарабатывать на жизнь.
– Тогда ты дважды дурочка, поскольку заработать ты сможешь лишь своим шутовством. А это делает тебя уже трижды дурочкой. Первый раз – потому что не хочешь выходить замуж, второй – потому что собираешься сама зарабатывать на жизнь, а третий – из-за твоего ремесла. Получается, я единожды дурак, а ты – трижды дурочка.
– Ничего подобного! – возразила я, и откуда-то у меня нашлись слова для своих доводов: – Ты служишь шутом почти двадцать лет. При тебе сменилось два поколения королей. А я во дворце всего несколько недель.
Уилл тоже засмеялся и хлопнул меня по плечу.
– Будь осторожна, девочка-мальчик, иначе ты из блаженной превратишься в настоящую шутиху с остреньким язычком. Поверь мне, ежедневно фиглярничать и смешить куда труднее, чем раз в месяц сказать что-нибудь, от чего все рты разинут.
Я снова засмеялась. Оказывается, моя служба при дворе заключалась в том, чтобы раз в месяц удивлять короля и придворных.
– Отдохнули – и за дело, – сказал Уилл. – Нам еще нужно придумать, как ты изящно убьешь меня на маскараде.
У нас получился замечательный спектакль. Мы сами хохотали, отрабатывая его части. В нем мы вели себя, как настоящие дураки. Неправильно рассчитав время, мы одновременно делали выпад и ударялись лбами. Изобразив на лицах искреннее удивление, мы оба начинали отступать, расходясь в разные стороны. Точно так же мы оба делали обманные маневры, кувыркались и озирались вокруг, ища противника. В конце концов я по чистой случайности закалывала Уилла, и он еще некоторое время кружил, удивляясь полученной ране. Можно было докладывать распорядителю церемоний, что мы подготовились. Однако он сам явился в комнату, где мы упражнялись, и сказал:
– Маскарада не будет.
Я повернулась к нему, держа в руке деревянный меч.
– Как не будет? А у нас все готово.
– Король болен, и ему не до увеселений, – мрачно ответил распорядитель церемоний.
Из открытой двери сквозило. Ежась от струи холодного воздуха, Уилл натянул камзол.
– А принцесса Мария на Сретение приедет во дворец? – спросил он.
– Говорят, приедет, – ответил распорядитель. – Как ты думаешь, Уилл, на этот раз ей отведут покои получше, а за обедом дадут мясо повкуснее?