Широкий Дол (Вайдекр, или темная страсть) (др. перевод)

– Ральф, не надо!
Но тут мой брат поднял голову с грязной соломы, и я увидела его ангельскую улыбку и странное выражение глаз. Кровь застыла в моих жилах при виде этого выражения блаженства на его лице, когда он лежал в грязи у ног Ральфа и рабскими глазами смотрел на моего любимого и кнут в его руке. Затем, не обращая внимания на окружающую грязь, он подполз к ногам Ральфа.
– Ударьте меня, – попросил он молящим голосом, – о, пожалуйста, ударьте!
Переглянувшись с Ральфом, мы поняли, что, кажется, выйдем сухими из воды. К тому же мне наконец стало ясно, почему Гарри выставили из школы доктора Ятли.
Несколько ударов кнута, которыми Ральф наградил Гарри, заставили того, содрогаясь от наслаждения, зарыдать. Будущий владелец Вайдекра, плача как ребенок, прятал лицо в грязной соломе на полу, его руки обнимали босые ноги батрака. Ральф и я смотрели друг на друга в молчании.
И это молчание продолжалось, казалось, все лето. Теперь мой брат не ходил за мною по пятам во время моих прогулок, не маячил возле конюшни, когда я запрягала свою лошадь, не сидел около меня в гостиной. Он неотступно следовал за каждым шагом Ральфа. Отец был доволен, что Гарри неожиданно стал проявлять интерес к нашей земле. Медленно мой брат изучал наши поля, речку, лес, доверчиво следуя за Ральфом, как его новый щенок спаниель. Пока Ральф проверял силки, разбрасывал приманку для дичи, устанавливал капканы, примечал лисьи и барсучьи норы, Гарри следовал за ним как тень, постепенно постигая то, что я узнала еще ребенком.
Я была наконец свободна от него, но, встречаясь с Ральфом в его молчаливом, но зорком присутствии, мы оба чувствовали кошмарную неловкость. И когда через несколько дней я, встав пораньше, пока Гарри еще спал, отправилась на свидание с Ральфом, мы даже не обнялись, как бывало прежде. Я испытывала холод и напряжение, Ральф же был сдержан и молчалив. Мне казалось, что в любую минуту может появиться Гарри и та ужасная сцена повторится. Я даже не решалась спросить Ральфа о моем брате. Что происходило между ними во время их долгих прогулок по поместью? Бывало ли, что Ральф заносил над моим братом свой кнут и… Нет, я не могла об этом спрашивать. Я не могла вообразить их вместе. Как бы меня это ни интересовало, у меня просто язык не поворачивался говорить на эту тему.
Наверное, мне полагалось ощущать ревность, но я ее не ощущала. Волшебное лето с Ральфом, юным темноволосым богом, кончилось. Оно кончилось для меня в тот жаркий день, когда Ральф снял свой картуз перед Гарри, а тот его даже не заметил. Мой любимый преподал мне науку наслаждения и научил меня держать мое сердце в узде, но для нас не было будущего. Он был одним из наших людей, слугой, а я была хозяйкой Вайдекра. И когда я охотилась с гончими, или ехала в нашей коляске в церковь, или прогуливалась по саду, я больше совсем не стремилась встретить Ральфа с его понимающей улыбкой. Это не было ревностью, я испытывала острое чувство касты, заставляющее меня ненавидеть эту, обращенную к моему брату, улыбку и содрогаться от злости при виде егеря, распоряжающегося наследником Вайдекра.
Поэтому я редко видела Ральфа в последующие недели, и он тоже не искал меня. Однажды, когда мы с мамой ехали в коляске в Экр, мы встретили его, и мне показалось, что в его бархатных черных глазах промелькнуло желание что-то сказать мне. Будто бы ему хотелось свободно поговорить со мной, высказать какую-то тайную мысль. Но он не стал торопить события.
Вскоре в нашем поместье участились случаи браконьерства. После эпидемии, случившейся весной, цена на баранину резко выросла, и теперь даже наши собственные арендаторы совершали набеги на наши вольеры с дичью. У нас пропадали фазан за фазаном, и каждый раз за столом Гарри расхваливал предусмотрительность и храбрость Ральфа.
У Ральфа действительно была опасная работа. Наказанием за браконьерство служила казнь через повешение, и люди, промышляющие им, были просто отчаянными. Многие из них становились убийцами, если сталкивались со сторожами, выследившими их. Ральф всегда держал свое ружье заряженным и носил с собой толстую палку. Его обязательно сопровождали две собаки: черная ищейка и щенок спаниель, трусившие с обеих сторон.
За завтраком, обедом и ужином мы непременно становились слушателями горячих разглагольствований Гарри о подвигах Ральфа в войне против браконьеров. Затем, когда Беллингс, наш сторож, заболел, Гарри предложил платить Ральфу дополнительно два шиллинга в неделю и назначить его сторожем, пока тот не поправится.
– По-моему, он слишком молод, – в раздумье ответил отец. – Может быть, лучше нанять на это время кого-нибудь постарше.
– Но никто не знает поместье лучше, чем Ральф, папа, – горячо возразил мой брат. – И хотя он молод, он уже вполне взрослый и силен как бык. Ты бы видел, как легко он кидает меня на обе лопатки, когда мы боремся. Не думаю, чтобы кто-то другой справился с этой работой лучше.
– Ну что ж, – согласился отец, – ты займешь место хозяина, когда меня не станет. И если тебе приятнее иметь молодого сторожа, то я не стану возражать и с радостью приму твой совет.
Я вскинула глаза на отца и тут же опустила их. Всего несколько дней назад папа спрашивал меня об этом. Тогда я, конечно, превознесла Ральфа до небес, поскольку обожала его. Но сейчас меня одолевали сомнения, что мы поступаем правильно. Мой брат буквально заглядывал ему в рот, и я не пропустила мимо ушей упоминание об их борьбе. Это напоминало историю со Стоули. Я боялась влияния Ральфа на импульсивное сердце Гарри, сама не знаю почему.
– Сегодня нужно пересчитать овец, – сказал отец, глядя через стол на нас обоих.
– Я пойду, – вызвался Гарри, – но только после обеда. Ральф нашел гнездо пустельги, и я хочу сходить за ним, пока курочка не принесла второй выводок.
– Лучше мне сходить, – возразила я, – у них может быть болезнь, а ты не узнаешь симптомов.
Папа прямо сиял.
– Я, кажется обзавелся двумя бейлифами вместо одного, – радостно сказал он маме. – Что скажете на это, мэм?
Мама тоже счастливо улыбалась. Все шло как нельзя лучше.
– Я думаю, надо пойти Гарри, – пропела она сладким голосом. – Беатрис пусть лучше нарежет в саду цветов, а после обеда мы можем отправиться в гости.
Мои глаза невольно обратились к папе за поддержкой. Но он и не взглянул на меня. Сейчас, когда его сын вернулся домой, наше легкое любовное товарищество стало ему не нужно. В его глазах светились гордость и любовь, когда он смотрел на своего стройного золотоволосого сына. Теперь перед ним был не маменькин сыночек, а будущий хозяин Вайдекра.
– Пусть едет Гарри, – бросил отец с бессознательной жестокостью. – Я поскачу с тобой, Гарри, и если ты на самом деле еще не знаешь симптомов овечьей болезни, то сейчас самое время их изучить. Вайдекр – это тебе не игрушка.
– Но сегодня я хотела туда отправиться, – мятежно продолжала я.
Папа поглядел на меня и рассмеялся, как будто нашел в этом нечто забавное.
– Ах, Беатрис, – он беззаботно махнул рукой, – теперь тебе надо становиться леди. Я передал тебе все, что знаю о земле. Наступила мамина очередь учить тебя заниматься домом. Научишься – и будешь управлять своим мужем везде: и в полях, и в гостиной.
Он опять рассмеялся, мама вторила ему тоненьким голосом, моя карта была бита.
После их возвращения Гарри пытался за чаем убедить отца, что Ральфа и Мэг следует переселить в лучший коттедж. Услышав это, я не могла сдержаться.
– Чепуха! – воскликнула я. – Ральф и Мэг прекрасно устроились. Они почти ничего не платят за аренду.
К тому же оба слишком ленивы для того, чтобы содержать хозяйство в порядке. Мэг просто не будет знать, что ей делать с хорошим домом.
Отец кивнул, но продолжал смотреть на Гарри. Он ждал его совета, ему важно было только его мнение. Мнение же дочери, независимо от того, права она или нет, не имело значения. Будущее принадлежало Гарри. Он был наследником.
Папа не стал меньше любить меня. Я знала это. Но я выпала из зоны его интересов. Я могла заниматься чем угодно: скакать верхом, играть на пианино, рисовать пейзажи, – это не меняло моего положения в доме. Я была дочерью, и мое будущее не было связано с Вайдекром.