Не было бы счастья...

— А кто был в «кадиллаке», как ты полагаешь? Мне кажется, кто-нибудь из драг-дилеров. У них везде свои люди. Девчонка наверняка попала в тюрьму за наркоту, а папаша вытащил ее. Или еще хлеще — она передает наркотики охранникам.
Ванесса так и просияла.
— Блеск! Мы сделаем из этого конфетку. Брэнд, ты должен будешь выяснить, как наркотики попадают в тюрьмы Техаса, и заняться их искоренением…
Стальные пальцы Брэнда сжались вокруг предплечья Ванессы, и она умолкла, не успев донести свою гениальную задумку до ушей прессы. Брэнд же заговорил тихо и очень убедительно.
— Я здесь, чтобы изучить условия, в которых содержатся женщины-заключенные. Чтобы посмотреть, что можно изменить к лучшему. Помочь им быстрее вернуться к нормальной жизни в обществе после освобождения. Стать достойным примером для своих детей. Дать им шанс вернуться в мир, а нам — получить достойных членов общества…
Глаза Ванессы становились все круглее, Брэнд продолжал, интимно склонясь к ее уху и пристально глядя на репортеров.
— …и если хоть что-то из того, что я сказал, просочится в сегодняшние вечерние новости — я буду знать, кого в этом обвинять.
Заметив любопытные взгляды дам из группы, Ванесса выдала светскую улыбочку и проворковала в ответ:
— У тебя нет шансов, Мэрфи. И не рассчитывай, что я буду стоять рядом и держать тебя за руку, когда ты получишь нокдаун. Я тебя предупредила.
С этими словами она высвободила руку, повернулась и отправилась к воротам тюрьмы, где как раз появился начальник исправительного заведения.
Спутник Брэнда хмыкнул и вытер пот со лба.
— Держу пари, парень, сегодня ночью тебе не дадут… ничего.
Брэнд кивнул, довольно равнодушно, и вновь обернулся, чтобы посмотреть туда, где давным-давно скрылся «кадиллак».
Барри Серкис ожидал телефонного звонка, который должен освободить его от всех последних обязательств. Он сидел неподвижно и ждал. Время не имело значения. Только передвижение солнца по небу показывало, что мир продолжает крутиться вокруг Барри Серкиса.
Легкий ветерок принес аромат цветов с небольшого холмика. Барри видел, как качаются головки белых лилий. Сладкий запах в воздухе. Запах похорон. Запах тления.
Она наблюдает за ним — ОТТУДА. Сегодня он ощущал ее присутствие сильнее обычного.
Телефон зазвонил. Барри не двигался, считал. Раз, два, три, четыре… Тишина. Опять звонок. Теперь можно говорить.
Он так медленно подносил трубку к уху, что собеседник нетерпеливо закричал первым:
— Алло! Алло!
— Да?
В трубке повисла пауза, истекающая яростью собеседника, но Барри Серкису не было до этого никакого дела. Не было на свете того, что могло бы теперь его напугать.
— Не смей играть со мной, Серкис!
— Я не играю.
— Я кому говорю?!
Теперь молчал Серкис. Равнодушно ждал. Не имеет значения. То, что имело значение, закончилось несколько недель назад. Кровь. И закончились все его любимые игры — игры жизнями и судьбами других людей. Но это не была кровь одной из его жертв. Это была кровь той единственной, которую Серкис любил, и которая предала его.
— Ты хочешь знать или нет?
— Я должен.
— Она вышла. Час назад вышла из ворот тюрьмы.
— За ней приехали?
— Да, папаша прислал машину.
— Она уехала?
— А я о чем тебе твержу?
— Она обо мне спрашивала?
— Он говорит, спрашивала. Ей сказали, что тебя нет в городе. Правда они не знали, что тебя нет И НЕ БУДЕТ, не так ли?
Серкис моргнул, когда неожиданно яркий луч солнца вырвался из-за облака. Словно знак свыше.
— Да. Все правильно. Я больше не вернусь в Штаты. Никогда.
— Отлично. Теперь вот что: ты уверен, что больше никто не в курсе того, чем ты меня шантажировал? Что ты не сделал копий, не положил их в ящичек и не запер в банке для сохранности, что не оставил никакого письмеца с распоряжениями? Помни, я ведь могу уничтожить репутацию твоей жены всего несколькими телефонными звонками…
— Нет!!!
— Вижу, ты меня понимаешь. Последний вопрос: вдова Арбетнейла точно ничего не знает о нашем деле?
Солнце окончательно вырвалось из пушистого плена облаков. Барри подался вперед и хрипло бросил в трубку:
— Оставьте ее в покое. Она и так страдала без вины. Даю слово, она не знает ничего.
— Думаю, что могу тебе верить. Где тебя найти, если понадобишься?
— К югу от границы.
— Это чертовски большая территория. Конкретнее!
— С удовольствием. Вы найдете меня в аду, губернатор. В аду.
— Шерилин, ты должна сама понимать, почему ты не можешь сюда приехать!
Ширли сжала трубку так, что руку свело. Она изо всех сил боролась с привычным «да, папа», рвавшимся с губ. Рамона сказала, надо быть независимой и научиться уважать себя. Что ж, потренируемся прямо сейчас. Во время первого разговора за три года.
— Пожалуйста, называй меня Ширли.
— …Всем нам сейчас нелегко. Мы пережили трудное время. Воспоминания о… обо всем этом ужасе до сих пор не позволяют твоему брату со спокойной душой и высоко поднятой головой приходить в свой клуб. Арбетнейлы только-только начали выходить в свет без того, чтобы у них за спиной не начинались перешептывания. Именно поэтому мы старались не допустить, чтобы пресса узнала о твоем освобождении. Мы не хотим повторения кошмара.
Мик кашлянул, перебивая их разговор.
— Мы в четверти часа езды от Вако.
— Шерилин, я слышал. Мы ждем тебя в ресторане гипермаркета «Вако». Это достаточно далеко от Хьюстона, так что мы можем не опасаться за свою анонимность.
— Думаю…
— Тебе не стоит об этом беспокоиться, Шерилин.
Дежа вю, вот что это такое. Рон так же обрывал разговор, когда считал, что это не ее ума дело. Почему же ей потребовалось пройти сквозь кошмар убийства, суда и заключения, чтобы понять это?
— Я посылаю с Миком деньги. Купи что-нибудь пристойное. Лучше всего платье из модной коллекции или хороший костюм.
Ширли в который раз проглотила покорное «да, папа».
— А если я не хочу платье из модной коллекции?
— Как можно этого не хотеть? Надеюсь, в тюрьме ты не разучилась одеваться прилично?
Отец повесил трубку, и Ширли затрясло. Она прижимала молчащую трубку к уху, не в силах положить ее на рычажки. Через два часа она увидит родителей, которых не видела три года. Через два часа они захотят узнать ее планы на будущее, либо расскажут свои соображения насчет этих планов.
Неожиданно она подумала, что два часа — это не так уж и много. Ей нужно разработать стратегию по защите собственной, только что обретенной независимости.
Мик шел рядом, поддерживая Ширли под локоть, а она изо всех сил боролась с желанием стряхнуть его руку и отступить подальше. Это все равно ни к чему не привело бы.
Он не был навязчив или фамильярен, вовсе нет. Ему и самому не нравилась роль охранника. Он просто выполнял приказы ее отца. Ширли закусила губу, чтобы подавить истерический смешок: из одной тюрьмы, да в другую.
Интересно, как можно стать достаточно сильной, чтобы сопротивляться папе?
Рамона сказала, она сможет.
Она сможет.
Ширли остановилась у витрины, где худосочные манекены демонстрировали весеннюю коллекцию. Внимание молодой женщины привлекли нежная шелковая блузка цвета лаванды и короткая, до колен, юбка в крупный цветок. Смешно, в той, другой жизни Шерилин и ее «друзья» каждый год пытались вспомнить, что же носили прошлой весной? Не подсовывают ли им прошлогодние модели? А сейчас Ширли просто смотрит на понравившиеся ей вещи. Более того, сейчас она пойдет, сбросит проклятые джинсы и бесформенную рубаху, купит все, что ей понравится, и будет это носить!
Она взглянула на вывеску. Один из не самых дорогих сетевых магазинов, в такие никогда не заходили члены ее семьи.
— Подожди меня здесь, пока я все куплю.
— Здесь?
— Да, здесь.
— А разве мы не пойдем в тот бутик, дальше по улице? Я не думаю, что ваш отец одобрил бы этот магазин…