Доктор на просторе

- Напротив, доктор, я черпаю из них массу полезнейших сведений. Практикующему врачу трудно держаться в ногу со временем и быть в курсе новейших разработок. А стоимость подписки на медицинские журналы взлетела до небес. 
- Но посмотрите только на эту пакость, которую они присылают в качестве бесплатных образцов! Ни один врач в здравом уме её не выпишет. Вот, например, - я взял внушительных размеров склянку с какой-то зеленоватой жижей. - "Женщине для зачатия - знаменитый бальзам доктора Фаррера". 
Хоккет изменился в лице. 
- Осторожнее, доктор, не уроните! - вскричал он. - Между прочим, я храню у себя любые образцы. У меня в кабинете их уже собрано несколько сотен. Моим личным пациентам многие из них пришлись по вкусу. 
- Полагаю, вы берете за них деньги? - холодно спросил я. 
- Разумеется, - без секундного замешательства ответил Хоккет. Пациенты не доверяют бесплатным снадобьям. Вот в чем беда государственного здравоохранения. Что ж, доктор, вам пора идти - до амбулатории от нас больше мили, а опаздывать на прием не следует. 
И вот, под непрекращающимся дождем, я погнал Доходягу Хильду на Футбол Граунд-роуд. Мысли, обуревавшие по дороге мою голову, были отнюдь не радужными. Коль скоро я согласился стать практикующим врачом, нужно было стиснуть зубы и работать, позабыв про Хоккета, Жасмину, постель, жесткую как дыба в Тауэре, холод и голодные рези под ложечкой. Правда, когда я увидел амбулаторию, моя решимость несколько поубавилась. На ярко-зеленом стекле невзрачного сооружения красной краской было выведено: "АМБУЛАТОРИЯ ДОКТОРА ХОККЕТА". Ни дать, ни взять - дешевый паб. 
На тротуаре перед входом уже выстроилась очередь. Отомкнув дверь, я очутился в неуютной клетушке, заставленной стульями с высокими спинками; в углу было отгорожено местечко для врача. Кроме замызганного стола и стула, в углу расположились картотечный шкафчик, кушетка, умывальник, бунзеновская горелка и масляный обогреватель, который я тут же включил. Вымыв руки, я извлек из кармана авторучку, высунул голову из-за перегородки и позвал: 
- Проходите, пожалуйста. 
Первой вошла ожиревшая мамаша, которую сопровождала дебелая девочка-подросток. На лице мамаши застыло неодобрительное выражение женщины, требующей позвать начальника. 
- Adiрosa familians* (*Cемейное ожирение (лат.), - машинально произнес я себе под нос, рассматривая их. 
- Что такое? - грозно пробасила мамаша. 
- Латинское выражение. Медицинский термин. Вам не понять. - Я жестом предложил им сесть и, переплетя пальцы, спросил: - Что вас беспокоит? 
- Где врач? - хмуро спросила мамаша. 
- Я и есть врач. 
- Нет, настоящий врач. 
- Заверяю вас, я самый настоящий врач, - спокойно ответил я. - Может, диплом вам показать? 
- А, вы, наверное, новый мальчик доктора Хоккета? 
- По меньшей мере - его новый ассистент. 
С минуту она молча поедала меня глазами. 
- Не могу сказать, что с радостью доверю вам мою маленькую Еву, сказала она наконец. Сама Ева тем временем мрачно разглядывала меня, сосредоточенно ковыряя в носу. 
- Или вы соглашаетесь, что я займусь вашей дочерью, или нет, - жестко отрезал я. - Если не согласны, то забирайте свою карту и ступайте к другому врачу. Я убиваться не стану, уверяю вас. 
- Все дело в груди, - сказала толстуха, кивая в сторону дочери. 
- Что с ней такое? 
- Кашляет без конца. Днем и ночью. Порой я даже заснуть не могу, негодующе добавила она. 
- И давно у тебя такой кашель, Ева? - спросил я, награждая девочку отеческой улыбкой. 
Ева не ответила. 
- Что ж, - вздохнул я, доставая стетоскоп. - Нужно осмотреть её. Раздевайся. 
- Как, вы хотите, чтобы она обнажила грудь? - резко спросила мамаша. 
- Да, я хочу, чтобы она обнажила грудь, - жестко ответил я. - В противном случае я не смогу осмотреть её, поставить диагноз и приступить к лечению. А потом, если Еве станет хуже, вы совсем лишитесь сна. 
Ева не ответила, а мамаша, тяжело вздохнув, принялась раздевать её. Наконец девочка предстала передо мной обнаженной по пояс. Я приложил стетоскоп к области сердца и, ласково подмигнув девочке, сказал: 
- Дыши глубже. 
В следующий миг, заметив на подоконнике хрустальную вазочку с разукрашенной к Рождеству еловой веткой, я, не удержавшись, ни с то, ни с сего ляпнул: 
- Чудные шишечки! 
И тут лицо девочки впервые оживилось. Кокетливо посмотрев на меня, она гордо обвела взглядом свои неокрепшие грудки и пробормотала, отчаянно шепелявя: 
- Угу, хотя у моей штаршей шештры они ещё больше. 
* * * 
Утро пронеслось вихрем. Больные шли нескончаемым потоком. Несколько раз, вспомнив про ланч, я выглядывал из-за перегородки, но неизменно обнаруживал, что очередь не уменьшается. По счастью, многим из них не требовались ни осмотр, ни лечение. 
- Мне бы только справочку, доктор, - просили они. 
Я подмахнул несколько дюжин подобных справок, удостоверяющих, что их владельцы освобождаются от работы, должны приступить к работе, могут ехать на курорт или в санаторий, не обязаны выступать в суде, способны иметь детей, имеют право на бесплатное молоко или должны проживать отдельно от родственников. С каждой новой справкой моя уверенность возрастала. Я уже начал даже получать от новой работы удовольствие, когда столкнулся с жизнерадостной престарелой дамой. 
- Здравствуйте, доктор! - пропела она. - Как дела? 
- Спасибо, у меня все в порядке, - ответил я, благодарный за внимание. - Надеюсь - у вас тоже. 
- О, да! Особенно учитывая мой возраст. Как, по-вашему, сколько мне? 
- Ну, никак не больше пятидесяти, - соврал я. 
- О, доктор! - укоризненно, но не без кокетства воскликнула старушка. - А ведь мне через месяц семьдесят исполнится. 
- Что вы, быть такого не может, - возразил я, но уже в следующую минуту, вспомнив, что пора переходить к делу, спросил: - Что вас беспокоит? 
- Беспокоит? - встрепенулась она с недоумением в голосе. - Ничего, доктор. Слава Богу. 
- Тогда - извините за любопытство - что вас ко мне привело? 
- Как что? Мне нужно мое лекарство, что же еще. 
- Понимаю, - кивнул я. - И что это за лекарство? 
- Красненькое такое, доктор. Вы знаете. 
- Да, конечно, но - для чего оно нужно?