Демиург

... Джонатан снова заглянул в окно, ощущая, что психика Охо входит в штопор. Он увидел, как от прибора к человеку в комнате тянется целая вереница разноцветных лент и предметов. 
Они сплетались, извивались, вибрировали, шипели, кромсали и поглощали друг друга. Зрелище было не из приятных.... 
... Охо, словно не замечая происходящего с ним, продолжал свою мысль, все больше распаляясь: 
- А если нужно будет, так я вообще убью его. Стоит только пожелать. Да, черт с ним, с Пирсом. Еще время Моего Бога тратить на него. У Него есть дела и поважней.... 
... Пирс снова заглянул в комнату: разноцветные ленты сменились длинным, похожим на коричневую пилу, полотном. От него исходила ощутимая угроза всему окружающему: она резала, пилила и кромсала все, что было создано до этим чувствами Охо. 
Джонатан побледнел и схлопотал черно-серую кляксу, которой по счастью не заметил увлеченный своими мыслями ученый.... 
... - Начинать нужно с малого. Дина и Пирс были первыми и вполне удачными опытами. Теперь я готов к тому, чтобы получить во владение всю долину, в которой стоит мой дом, а также людей, проживающих здесь, - Охо немного помолчал, а затем четко сформулировал свое желание: - итак: я хочу, чтобы вся эта долина и окружающие пастбища стали моей собственностью вместе с людьми на ней... 
... Пирс ощутил, как вокруг начало что-то происходить: кто-то закричал невдалеке, в окнах вилл и домов стал зажигаться свет, гдето заурчал двигатель автомобиля. Гость не хотел признаться себе в том, что все это происходит в действительности рядом с ним и с ним, и делает это его бывший друг. 
Пирс едва успел уничтожить роту клякс, направлявшихся к нему.... 
... Охо краем глаза заметил что-то постороннее, но что это было, точно не разглядел. Он выключил свет и вышел из лаборатории... 
... Пирс, подумав о том, насколько Охо доверяет прибору, что даже после такого приказа способен пойти спать, перепрыгнул через окно. Он ощутил, как нечто страшное, что-то похожее на волкодава, надвигается на него, но успел создать мысленный образ пустоты, в котором растворяется это нечто, и угроза исчезла. 
Очевидно, хозяин дома оставил ловушку для воров, поэтому даже не закрывал окно на улицу. Справившись с этой неожиданностью, Джонатан включил свет, лучи которого не могли быть замечены хозяевами, так как окно их спальни находилось с другой стороны дома, и сел в кресло, где незадолго до этого сидел Охо. 
"Что произойдет, если я прикажу пирамиде самоуничтожиться, прихватив с собой в ад саму память Охо о "Демиурге"? Он уже сломал Дину и натворил каких-то дел в долине. Я уж не говорю о себе, поскольку способен хоть как-то защищаться. Если я отдам такой приказ, вернется ли все на свои прежние места или останется как есть?". 
Неожиданно Пирс увидел, как над пирамидой появились облака чисто-розового и розового с примесью коричневого цветов. Он сразу сообразил, поскольку предметы охали и вздыхали, обвивая друг друга, что Охо и Дина занялись любовью. Ясно было и то, что коричневый оттенок - оттенок насилия - принадлежит хозяину дома. Негодовать по этому поводу было бессмысленно, но Джонатан сделал вывод, что прибор действует и на расстоянии. А это в свою очередь заставляло гостя дома быть осторожным вдвойне, чтобы не давать хозяину повода делать выводы о своих желаниях и мыслях по тем астральным клише, появление которых тот мог наблюдать в лаборатории. 
Между тем, охающие облака, проникли сквозь стену, и исчезли из лаборатории, потянув за собой аналогичные по цвету и вздохам ленты, направляясь, очевидно, к своим создателям. Пирс вернулся к размышлениям: 
- Если же я оставлю все как есть, то Охо в конце концов захочет власти над всей планетой, если и не подальше, а эти жертвы не идут ни в какое сравнение с теми, что останутся теперь, если я отдам приказ о самоуничтожении пирамиды. Ну что ж: из двух зол выбирают меньшее...". 
... Лежа в постели, Пирс трясся в нервной лихорадке, пока, наконец, ему не пришла в голову мысль об отмене своего приказажелания, и тогда сразу все прекратилось. Он лежал обессиленный, в холодном поту, вспоминая события последнего часа. 
В первые несколько секунд после приказа вообще ничего не произошло, и это молчание уже само по себе было жутким. Пирсу показалось, что он свидетель затишья перед бурей, во время которого в комнате скопилась психическая сила, сопоставимая по мощи с ядерным взрывом. Более того, он мог поклясться, что прибор начал думать, а потом в него, в Пирса полетело все, что только можно себе вообразить: змеи, кляксы, ленты, пилы, ножи, горшки, облака - все это было кашей всевозможных цветов и оттенков. Он приказал прибору уничтожить это месиво, но тот выполнил приказ не полностью: большая часть астральных клише вливались в Пирса потоком. Он упал на пол и забился в истерическом припадке, пока силы не оставили его, измотав нервную систему, и когда через некоторое время все эти штуковины уже не могли основательно на него влиять настолько он отключился от происходящего, тогда вернулось самосознание: он, абстрагировав свое внимание от земного тела, усилием воли Высшего "Я" заставил его подняться, как мешок с костями, и довел до кровати, куда, бросив там в лихорадочном состоянии. 
Уже теперь, отменив приказ, он понял, что Охо застраховался от подобных вмешательств в свою жизнь и жизнь пирамиды, отдав приказ об уничтожении всякого, кто посягнет на него лично или на прибор. Однако, Охо не понял того, что информация подобного рода является алгоритмической, последовательной, а это уже область рассудочной, а не астральной деятельности. Поэтому приказ Пирса об уничтожении заставил "Демиурга-1" думать. Эта способность и вовсе испугала гостя, ибо неизвестно, как и что мог надумать этот самый "творец". После этой мысли, получив напоследок потрясшую его кляксу, сквозь стену проникшую в комнату, гость понял, что уже не может ни о чем больше думать и впал в тяжелое забытье. 
ГЛАВА 6. 
Утром Пирса разбудил ужасный крик Охо. Поскольку гость так и уснул в спортивном костюме, то мгновенно бросился в лабораторию. То, что он увидел, заставило его задрожать от ужаса, но, сжавшись в ожидании полка клякс, он с удивлением понял, что их нет. Тогда он еще раз оглядел, что предстало перед ним. Всю лабораторию заполняло жуткое месиво - разноцветное, орущее, пахнущее, воняющее и постоянно меняющее свою форму. 
Прижатый к стене, истерически выкрикивая приказ об уничтожении этой быстро разрастающейся твари, стоял с искаженным лицом Охо, но монстр словно и не думал исчезать. 
Пирс подошел и выключил прибор. Монстр вздрогнул и стал распадаться на части, которые вылетели в окно, а небольшая их доля досталась хозяину и его гостю. 
- Что?... Что?... Что ты сделал? - задыхаясь от ярости, кинулся Охо к Пирсу. 
Тот остановил его одним движением руки и холодным взглядом: 
- Остынь! 
Охо задрожал, потом весь обмяк, и, сев прямо на пол, зарыдал: 
- Ты убил меня. Его нельзя было выключать. Там все мои желания и мечты, вся моя жизнь. 
- Успокойся, Охо. Прибор цел, а это чудовище было небезопасно. 
- Это ты его сделал! Ты! - Лицо Охо снова исказилось яростью, пока тебя не было, все шло как надо. 
В лабораторию вошла Дина: 
- Дорогой, что случилось? 
- Убирайся отсюда! - заорал Охо на жену, - только тебя здесь не хватало! Подстилка! Дрянь! Шлюха! 
- Хорошо, хорошо: я уйду, - женщина вышла. 
Пирс, молча наблюдавший эту сцену, не спеша подошел к Охо, и, взяв его за локоть, сказал: 
- Вставай, вставай. - И, когда тот встал, Джонатан продолжил: знаешь, твои отношения с Ди не мое дело, но вот ..., - и он от души врезал старому приятелю в челюсть. Тот отлетел к окну и несколько минут лежал с ошеломленным видом, не понимая, как это с ним творцом творца - могут так обращаться. 
Затем он поднялся и сел, посмотрев на Пирса долгим, многообещающим взглядом. 
- Вот что, дружок, - заговорил он, наконец, - ты мне уже успел поднадоесть за эти несколько часов. А не свалить ли тебе отсюда?