Кровь

Я вздохнул. Вот бред! И придумать-то такое трудно. Снова вспомнил о мистической силе. Чего ей надо, силе этой? Я понимал, что все знания, полученные мной от общества -- воспитание, учебники, работа, смысл жизни, наконец, -- подверглись жесточайшей проверке. Вещи до сих пор понятные и очевидные вдруг перестали быть такими. И я уже ступил на тонкую линию, за которой вопросов было больше, чем ответов. 
Разобравшись, что не готов еще к подобному переходу, я просто решил, что эта мистическая сила не получит от меня желаемого, если я сейчас же чего-нибудь не съем. 
Зашел на кухню и сразу увидел записку на столе: 
"Алексей, я не понимаю, что вам от меня нужно. Раз вы здесь, то знаете, что мы с Костей любили друг друга, а расстались уже больше года назад. Поэтому я не сразу вас вспомнила. Я знала о его смерти, хотя и не знала подробностей. 
Непонятно, чего вы хотите от меня. У меня нет ни информации, ни его вещей, ничего. Но вы все равно не поверите мне. Поэтому я исчезну. Странно, но мне казалось, что вы друзья, и ваш рассказ вроде бы подтвердил это. Однако сами вы не стали бы меня искать. Кто-то вам поручил это, кто-то, кто знал о наших с Костей отношениях. И поэтому я вам не верю. Прощайте!" 
Да, хотел бы я написать вот такую записочку этим, на танках, прощайте, мол, я вам не верю и всех делов. Поражаюсь я психике человеческой: знаком я с Василисой чуть меньше десяти часов, а ощущение того, что она меня бросила, уже появилось. Мало того, не просто бросила, а предала, можно сказать. Ведь меня ж тут преследуют, понимаешь, а она -- юрк втихаря, и поминай как звали. Что же за создания такие -- женщины эти. Ну никак на них положиться нельзя. 
В этот момент в замочную скважину вставили ключ. Я вышел в коридор. Она уже открыла дверь и стояла на пороге, глядя мне в глаза и пытаясь прочесть, что я обо всем этом думаю. Наверное, что-то успокаивающее она там отыскала, поскольку в коридор все же вошла. Я подумал, что именно так возвращается женщина к мужчине после взаимных неурядиц, когда происходит это на его территории. Вот и сейчас никто бы не догадался, что хозяйка этой квартиры Василиса, а не я. 
Мы молчали до тех пор, пока я не сообразил, наконец, кто в доме хозяин, и не засуетился с достоинством: 
-- Есть хочешь? 
Она устало кивнула. Я заметил, что под глазами у нее огромные синяки от бессонницы и безответных домыслов. 
Заглянув в холодильник, я обнаружил котлеты. Поставил на газ воду под вермишель и через двенадцать минут позвал ее, отрешенно сидевшую все это время в кресле. 
Лениво поковырявшись вилкой в котлете, она отложила прибор, тяжело вздохнула и вдруг заплакала. Пришлось и мне остаться голодным. Я обошел стол и сел рядом с ней на табурет. Я никогда не мешаю человеку плакать словами типа "не реви", "успокойся" или "все будет хорошо". Это потом. Плакать иногда просто необходимо и стесняться этого не стоит. Для некоторых людей слезы -- элементарная физиологическая потребность, как еда или секс. Когда человек плачет, его артериальное давление стабилизируется, а во время стрессов, когда оно скачет, как дикий мустанг, это просто спасает человека от появления сердечных и прочих дрянных болезней. Но мера должна быть во всем. 
Выдержав паузу, которая часто говорит о поддержке больше, чем слова, я тронул ее за плечо. Что ж, и этого можно было ожидать: в ответ она кинулась мне на грудь и обильно смочила мою рубашку слезами. Я не шевелился, слегка обняв ее плечи. 
Фонтан наконец иссяк. Не поднимая головы -- как же, ни одна женщина не покажет мужчине своих припухших век и красных глаз, -- она вышла в ванную и долго приводила себя в порядок. 
Вышла королевой и сразу в атаку: 
-- Зачем я вам нужна? 
Я, конечно, знал ответ, но сразу озвучивать его было нельзя. Я сделал вид, что серьезно его обдумываю, иначе она бы решила, что я вру или легкомыслен. 
-- Давай начнем сначала, -- как бы появилась у меня мысль. 
-- Что начнем? -- она заметно нервничала, и я ее понимал. 
-- Наше знакомство, если хочешь? 
Василиса задумалась. В глубине ее глаз шел обложной и беспросветный дождь. 
-- Я не понимаю, -- призналась она. -- То, что вы говорили мне вчера, когда провожали, совершенно не похоже на то, что вы меня знали, или это хорошая актерская игра? -- Она посмотрела мне в глаза, но ничего интересного там не нашла, и поэтому продолжила: -- с другой стороны, когда я вспомнила, кто вы такой, это заставило меня испугаться. И еще больше вы напугали меня рассказом о смерти Кости и событиях, связанных с донорством. Я и вернулась-то потому, что не по-ни-ма-ю, -- произнесла она по слогам и едва удержалась от того, чтобы снова не заплакать, -- ничего не понимаю. 
-- Да, -- вздохнул я, -- ну и положеньице. 
-- Что? -- тревожно спросила она. 
-- Ну нет у меня фактов, чтобы доказать тебе случайность нашей встречи. Ты все равно не поверишь. -- Я помолчал. -- Все, что я скажу, останется словами. 
-- А вы попробуйте. 
Это "вы" начинало действовать мне на нервы, потому что произносила она его совершенно намеренно. Это уже не было вчерашним, уважительным "вы", хотя и со вчерашним я бы разобрался заново. Но я понимал, что сейчас за этой дистанцией ей было спокойней. 
-- Тебе остается только поверить всему, что я говорил вчера, и добавить к этому, что я не знал о ваших с Костей отношениях. 
-- Я не верю этому. Костя часто рассказывал о вашей дружбе. 
-- Мои знакомые тоже знали о наших отношениях, но так уж у нас повелось после одного случая в институте, что ни он, ни я даже не рассказывали друг другу о своих дамах сердца. 
-- Несчастная любовь? 
Я кивнул: 
-- В общем, да. Причем мы оба оказались в дураках, но Костя чуть-чуть позже. 
Василиса немного успокоилась. Знакомый бриз разогнал тучи, обложившие небо, и хотя солнце еще не появилось, из сумрака проступила глубокая синева. 
-- Допустим, это правда. Но как ты объяснишь нашу встречу? 
Мы снова были на "ты". 
-- Вспомни, пожалуйста, все, что я тебе рассказывал. Учти письмо, сны, звонок, поднявший меня ночью. А сегодня, когда тебя не было, о чем я еще не знал, я протянул руку и взял книгу "История Древнего Египта" и... 
Василиса напряглась, и я завершил свой спич по-другому: