Иногда они умирают
У меня не было ни сил, ни желания выслушивать этот вздор. И так ясно, что у парня плохое настроение и хочется сорвать на ком-нибудь злость.
– Слушай, Дик, – сказал я, начиная терять терпение. – Мне действительно все равно, какие у вас отношения. Разбирайтесь сами. Меня это не касается.
Несколько мгновений он смотрел на меня, явно пытаясь понять, не лгу ли я ему, а потом вдруг спросил насмешливо:
– А что, у тебя правда есть душа?
– Есть, – подтвердил я невозмутимо, уже зная, чем закончится этот бессмысленный разговор.
– А у меня ее, значит, нет, – продолжил Дик враждебно, уцепившись за новый повод для ссоры. – Ну и что? Чем я хуже тебя? Что такого она тебе дает? И где она у тебя находится? Здесь? – Он ткнул меня пальцем в грудь. – Или здесь? – Нацелился в голову, но я перехватил его руку и, крепко сжав, чуть вывернул.
Дик удивленно вытаращил глаза, похоже не ожидая обнаружить у человека с душой физическую силу. Попытался вырваться, но я ужесточил захват и сказал, проникновенно глядя на скривившегося от боли изумленного атлета:
– Наличие души не отменяет наличия самоуважения. И запас терпения у меня не безграничен. Это ясно?
– Ладно, понял. Отпусти, – буркнул он, я подержал его еще пару мгновений и разжал пальцы.
Недовольно дернув плечом, он удалился, бормоча что-то себе под нос. Как ни странно, гораздо более спокойный, чем в первые минуты встречи со мной.
Похоже, нам обоим было нужно спустить пар. Хотя, казалось бы, у меня, в отличие от Дика, не должно быть никаких причин для ревности.
…На следующее утро путешественники, сидя за завтраком, весело приветствовали меня. Похоже, они отлично выспались, и еда в этом лодже устраивала Тиссу с Джейком. Даже Дик, который мог бы записать меня в свои злейшие враги после вчерашнего столкновения, смотрел вполне дружелюбно.
– Вижу, вы хорошо отдохнули, – сказал я им, садясь рядом за стол. – Я обещал вам поход за горным медом. Что вы решили?
– Я хочу пойти, – произнесла Тисса, элегантно промокая салфеткой красивые губы. – Думаю, будет интересно.
– Не уверен, – задумчиво сказал Джейк, поглядывая в окно, где полиэтилен, натянутый между рамами вместо стекол, надувался парусом от сильного ветра.
– Мне тоже не слишком хочется, – тут же отозвался Дик с набитым ртом, на мгновение отрываясь от еды.
– Тогда поход отменяется, – подытожил я. – Или идут все, или никто. Но обращаю ваше внимание еще раз: лучшая профилактика от горной болезни – движение.
– Боитесь выпустить хоть кого-то из поля своего зрения? – усмехнулся Джейк, отодвигая тарелку. – Райн, вам никто не говорил, что вы до крайности дотошны и властолюбивы? Это даже как-то странно.
– Все мои студенты были именно такого мнения, – улыбнулся я в ответ. – Это называется ответственность. Так вы готовы идти?
– Готовы, – проворчал он, выбираясь из-за стола. – Только давайте поспокойнее. Без ваших скачек по горам.
– Тогда вам лучше сменить одежду на светлую. Пчелы летят на черный цвет.
Мы не успели выйти с местными сборщиками меда. Но я хорошо знал дорогу. Тропа начиналась за деревней и вела сначала к реке, а затем, за мостом, вилась по узкому ущелью между крутых склонов, густо поросших лесом.
Первым направляющихся сюда путников встречало изображение белой богини на скале. Яркие краски не тускнели, защищенные сверху каменным навесом склона. Женское божество Кайлата сидело на груде человеческих черепов, держа в каждой руке связку змей, и смотрело на проходящих мимо свирепыми глазами, налитыми кровью. Ее могучую шею украшало ожерелье из окровавленных языков, и красные капли с них падали на обнаженную белую грудь.
– Это та самая суровая богиня, о которой вы говорили? – осведомился Джейк, рассматривая изображение и явно не решаясь его сфотографировать.
– Да. В местной легенде говорится, что она обитает на вершине самой высокой горы мира в ледяном дворце. Но иногда спускается на землю. В Кантипуре и сейчас есть настоящее воплощение Великой матери – девочка, которую называют кумари. Она живет во дворце на площади Друбар. Ее считают олицетворением невинности и чистоты, только она имеет право ставить красную точку, тилаку, на лбу короля. И правитель страны поклоняется лишь этой маленькой девочке. Но едва она достигает возраста тринадцати лет – превращается в обычную девушку, а кайлатские астрологи и монахи ищут другую кумари, в которой вновь воплотилась богиня.
Мои спутники ошеломленно переглянулись, услышав этот рассказ, и тут же попытались перевести его в более понятную для себя плоскость, потому что поверить в потустороннюю сущность, обитающую в теле человека, было для них невозможно.
– Это что-то вроде королевы карнавала? – спросила Тисса. – Просто ритуальная фигура?
– Нет, это реальное божество, вселившееся в человеческое дитя. По легенде, король Джаяпракаш в похоти однажды убил маленькую девочку, и Великая мать разгневалась на это. В наказание ему она стала переносить свою бессмертную суть в ребенка – кумари, и каждый правитель обязан каяться перед ней, прилюдно стоя на коленях и целуя ее ноги, прося благословения и прощения за тот проступок, ежегодно, в день убийства.
– Но что она вообще делает? – с внезапно вспыхнувшим любопытством спросил Дик, рассматривая изображение на скале.
– Кумари не работает и не учится, ведь богиня, вселяющаяся в девочку, всеведуща. Ее кормят, моют, развлекают, наряжают. Никто не имеет права ей приказывать и даже давать советы, чтобы не разгневать. Она играет с детьми своего возраста…
– Вот жизнь, да, Тисса? – Дик ехидно покосился на девушку. – Тебе бы так. Правда, ты уже старовата. Тебя в богини не возьмут.
– У меня и так прекрасная жизнь, – высокомерно отозвалась та.
– Да. Благодаря мне, – снисходительно внес свой вклад в разговор Джейк.
– Также кумари принимает посетителей. Они убеждены, что, прикоснувшись к ее ступням, излечатся от любых болезней. А по реакции девочки на просителя можно узнать, что ожидает его в будущем. Слезы, громкий плач, крик – означают скорую смерть или тяжелую болезнь. Если кумари начинает дрожать – это означает тюремное заключение, если она принимает всю предложенную гостем еду – ему грозят денежные потери. Но если богиня спокойна и невозмутима, значит, все просьбы будут исполнены.
– И они верят во всю эту чепуху, – покачал головой Джейк, преисполненный недоумения и легкого презрения к местным жителям. – Как они тут еще не вымерли?
– Кайлат существует несколько тысячелетий, – заметил я.
– А что происходит с девочкой, когда она вырастает? – поинтересовалась Тисса, которую больше занимали бытовые подробности существования богини.
– Она выходит замуж. Правда, считается, что муж кумари через год умирает. Но недостатка в женихах эти девушки никогда не испытывают.
– Бред какой, – сказал Дик.
Новых комментариев и вопросов не последовало.
Тисса нахмурилась, внимательно глядя на божество, потом тряхнула головой, отгоняя какую-то мысль, и отвернулась.
Я повел спутников дальше.
Солнце просвечивало сквозь листву, и дорога была погружена в зеленоватый полумрак, расцвеченный пятнами солнечных зайчиков, скачущих перед нами. Узкая речушка Нагбуватенг Кхола звонко журчала рядом, то прячась за завалами камней, то снова показываясь и сверкая на солнце.
– Эй, смотрите-ка! – радостно воскликнул Дик, останавливаясь возле раскидистых кустов, растущих на берегу. – Это же конопля.
Тисса сорвала несколько листочков, внимательно изучила их и подтвердила:
– Действительно, конопля.
– Если бы вы, Райн, сказали, что это поход за марихуаной, некоторые из нас пошли бы с вами сразу, и с гораздо большей охотой, – сообщил Джейк, посмеиваясь. – Кстати, как обстоят дела с наркотиками в Кайлате?
– Не запрещены. Но ввозить и вывозить нельзя.
– А я и не собираюсь вывозить, – рассмеялся Дик, засовывая в свой рюкзак пригоршню листьев. – Мне этого едва хватит на неделю. Ну что, Райн, дружище, по косячку сегодня вечером? – воодушевленно спросил он меня.