Отрицаю тебя, Йотенгейм ! (Должно было быть не так - 2)

Ты же из один три пять? -- интересуюсь. 
Да. 
Я тоже у вас был с полгода назад. 
Я помню. 
Осудился? 
Да, семь лет дали. А я не согласен! Я там вообще не при делах. Подельник утопил. Терпила меня вообще не вспомнил. 
Будешь писать касатку? 
Нет, на зону. Из хаты б выбраться. Все, хватит. 
Что в хате? 
По-старому. 
Как Армен? Передай ему привет, скажи: не помощник я ему. Он-то думал: меня на волю. 
Передам. 
Кто еще осудился? 
Ахмед. Девятнадцать дали. Юра-хлеборез восемь строгого получил и семь крытой. Уехал крысой. 
Как крысой? 
Да так. В чужой баул залез, скрысил. Увидели. 
И что? 
Под шконарь загнали. Хлеборез теперь другой. 
А он? Там же тараканы сожрут. 
Спокойно. Да, говорит, я крыса. Опустился совсем. 
А Строгий как? Куролесит? 
Спиртягу гонит. Строгий -- куражный пацан. 
Сколько ему еще? 
Не знаю, года два. 
Саша-то на суды все ездит? Живой? 
Это Старый-то? Живой. Этот вытянет. 
А Бешеный? 
Нормально. Они с Сашей. 
Кипеж не осудился? 
Не, на дороге. 
Всей хате большой привет и свободы. 
Передам. 
Расстались. Он пошел в суперкошмарную хату No 135, чтобы собрать баул и уйти в осужденку, а я, с благотворным сознанием своей почти что неуязвимости, на больничку. Смешно было видеть, какими глазами меня встретил Сергей. Мой пояс был уже на нем. -- "Вернулся..." -- констатировал он. И полетели, е.... мать, масти перелетными птицами, и закурился табак по хате, и замлели в смертельном и сладком невольничьем недуге каторжане! Долго горела черным пламенем ночь, бог весть какие пожары плавили бетон между спидовым этажом женским и спидовым мужским. Молчали вертухаи, глядя в шнифты, как два зэка швыряют тузов и посылают мусоров на х.. . Никто не открыл тормозов, ибо горячо было для них за порогом. "Это тебе, Володь, повезло" скажет вертухай, читая эти строки. И будет, наверно,А прав. Где ты теперь, Серега. И тебе я, братан, не помощник. Хотел бы, да не могу. Ну, да ты пробьешься. Не в этой жизни, так в другой. По-любому арестантский тебе привет и всем достойным, кто рядом. 
Настало утро, утро туманное, утро седое. Робкий мусор бодрячком быстренько осуществил проверку. Оставалось лишь сбросить с себя пепел вулкана. На обширном дальняке с очком вместо унитаза удалось классно помыться, кипятя воду в хозяйке. В общую баню ("помойку") идти не хотелось, да и не звали. Раз в неделю на продоле в клетке за перегородкой можно было помыться, видя иногда, как перед тобой там ополаскивают полутрупы. 
Зашли в хату две колоритные личности. Высокий усатый арестант с нездоровым цветом лица, едва переставляя ноги, затащил большой баул и радушно, будто достиг долгожданной цели (а это так и было), поприветствовал всех: "Здравствуйте, каторжане! Куда тут можно голову приклонить?" -- "А куда хочешь, места много". Юра явил собой пример словоохотливого наркомана. Язык у Юры оказался без костей, но сердиться не было никакой возможности, хотя через пару часов все наслушались по горло про то, как Юра зарядил "машину", пустил по вене (не путать с "пустил по тухлой вене"), как поймал приход, как кумарился когда приняли, как раскумарился в хате, как пошел на дело по Тверской, а машина всегда при нем, в кармане, как стало невмочь и опять поймал приход, как старая мама ругает, а машина в кармане и в соседней комнате зарядился белым, а когда белого нет, так на безрыбье и винтом хочется побаловаться, но винт -- это низко, поэтому, бабки не жалеючи, уж лучше морфия, а луше белого так и нет ничего, благо машина всегда тут, в кармане, у него и сейчас есть машина. И так далее и тому подобное. Чтоб слишком часто не повторяться, все это Юра перемежал длинными периодами мата. Выглядело смешно. Особенно когда я в сердцах восклицал: 
Юра! (Так, мол, и так). Какого (так, мол, и так) ты так грязно ругаешься! У тебя совесть есть? Ты всех уже (так мол и так)! 
Ой, извини! -- спохватывался Юра. -- И то правда! Я больше не буду. 
Пять минут передышки было обеспечено. Ну, что тут скажешь. Одно слово -- Коля-Терминатор Второй. 
Другой арестант сразу залег спать, а проснувшись, внимательно исподтишка оглядел каждого и долго пребывал в напряжении, преувеличивая симптомы своей болезни, выглядевшей обычной простудой. Потом успокоился и пошел на контакт. Оказался полосатым. Представился: "Валера О.О.Р". Что означает особо опасный рецидивист. Почему-то ко мне Валера поначалу отнесся с опаской; наверно, потому что я курил дорогие сигареты, вел себя уверенно, если не нагло, и даже устроил на всю хату разнос стукачу с общака, неожиданно для себя отметив, что претендую в коллективе на лидерство. "А оно мне надо?" -- сказал я себе, осадил коня и взялся за старое, т.е. за игру, потому что как только начинаешь думать, что ты самый умный, обязательно случается какая-нибудь глупость. Валера присоединился к нам, и дело пошло веселей. 
Сколько тебе лет? -- поинтересовался Сергей. 
Пятьдесят восемь. Тридцать лет в тюрьмах и лагерях. 
А не скажешь. Выглядишь на сорок-сорок пять. 
Тюрьма сохраняет. 
За что сидел? 
За карман. 
Тридцать лет за карман? 
Да. Карман доказать легко. -- При этом невооруженным взглядом было видно, что в этой непростой жизни только карманом не обошлось. 
Неспешно и с удовольствием тасовал Валера колоду старыми узловатыми и неповоротливыми пальцами, складно мурлыкая русские романсы, а когда повествовал о чем-либо, меньше трех этажей не получалось по определению. Серега к Валере отнесся с уважением, как младший к старшему. 
Что, Валера, по воле работал? 
Да что ты... -- благодушно отзывался Валера. 
Значит, делал? 
Делал, -- соглашался Валера. 
Поди и в карты можешь? 
Как не мочь. Я сколько времени в лагерях. Конечно, могу, отвечал Валера, сдавая карты. 
Покажешь? -- не унимался Сергей, напрягаясь как охотник. 
Ну, если хотите... -- отвечал Валера, -- Правда, я уже не тот, годы, руки отяжелели. Но сейчас что-нибудь придумаю. 
До этого мы играли в дурака. Валера разделил уже лежавшую перед нами колоду и показал, сам не глядя, карту из середины, после чего вернул карту на место. Это был червонный туз. "А теперь смотрите" -- сказал Валера. Мы в четыре глаза уставились на его руки. Одной рукой он держал розданные карты, другой неуклюже поправлял их, потом свободную руку поднял чуть выше плеча, внешней стороной к нам, будто в ней что-то было, медленно развернул к нам ладонь, она была пуста. Но через секунду в ней загорелся, нет, не появился, а загорелся, ярко как на цветном экране, червонный, как ненастоящий, туз. Вспыхнул и пропал, а Валера недоуменно посмотрел на свою ладонь, повертел ее так и сяк, ничего в ней не было. -- "Вот что творит старый джус!" --восхищенно выдохнул Сергей и бросился искать туза в колоде. Туз был там.