Украсть у президента
Корнышев выразительно посмотрел на генерала.
– Продолжай! – невозмутимо предложил Калюжный.
Он провоцировал своего подчиненного. Корнышев не дрогнул.
– Осужденные на пожизненное у нас ведь долго не живут, – спокойно сказал он. – А у нашего рязанского шофера даже родственников не имеется.
– Что ты имеешь в виду? – продолжал валять ваньку генерал.
– Я не слышал о том, чтобы чья-то жизнь ценилась так высоко, – с прежним спокойствием произнес Корнышев. – И вряд ли жизнь этого шоферюги стоит двадцать пять миллиардов долларов.
– А жизнь офицера ФСБ стоит двадцать пять миллиардов? – глянул с прищуром Калюжный.
– Нет! – твердо ответил Корнышев.
Генерал смахнул со стола несуществующую пылинку, подумал.
– Почему при Горецком этого не сказал? – осведомился после паузы.
– Илья не наш человек.
– В смысле? – непритворно удивился генерал.
– Его взяли к нам как узкого специалиста. Как человека от медицины. Но настоящим человеком системы он никогда не станет. Не та закваска. И лучше бы ему не знать всех подробностей. Может дрогнуть. Не надо его во все это посвящать.
– Хорошо, – оценил Калюжный. – Ладно. Иди. Считай, что я тебе даю «добро». Но под твою ответственность. Если ты ситуацию под контролем не удержишь – пощады не жди.
– Я понимаю, товарищ генерал.
– Я не о том, что я голову тебе сверну, Слава, – невесело усмехнулся Калюжный. – Я о том, что я не смогу тебя защитить. Даже если захочу. Помни, что с этой вот минуты ты сам за себя.
* * *Женя доехала до станции метро «Свиблово», села в автобус и вышла на пересечении улиц Летчика Бабушкина и Радужной. Все это время она норовила как-нибудь так незаметно оглянуться по сторонам, чтобы определить, нет ли за ней слежки. Ей казалось, что кто-то непременно будет за ней идти. Но никого она не увидела.
Отделение связи располагалось в типовой кирпичной пятиэтажке. Женя зашла в помещение, увидела абонентские ящики и даже зацепилась взглядом за тот, на котором стояла цифра 24, при этом ее сердце дрогнуло и забилось учащенно, но она не решилась подойти, а зачем-то встала в очередь к окошку. Перед ней были молодая девушка и старик. Девушка отправляла факс. Старик купил конверт. Когда он расплачивался, в отделение вошла девчушка, по возрасту школьница, и встала в очередь за Женей. Женя судорожно вздохнула. Она волновалась.
– Слушаю вас, – сказала ей работница почты.
– Мне конверт, – попросила Женя.
Купила конверт и вышла на улицу. У нее дрожали руки. Конверт она помяла, сама того не заметив.
Вышла из дверей девчушка-школьница. Пошла вдоль дома, не оглядываясь. Женя дождалась, пока она скроется за углом, вернулась в отделение связи, вставила ключ с желтой лентой в прорезь замка. Ключ легко провернулся. Дверца абонентского ящика открылась. Внутри лежал пухлый заклеенный конверт без каких-либо надписей. Этот конверт Женя поспешно бросила в сумку, закрыла ящик и быстро покинула отделение связи.
Никто на улице ее не поджидал, и она быстро пошла прочь. Так волновалась, что незаметно для себя миновала автобусную остановку и очнулась уже только на лавочке под заботливо склонившимся над ней деревом. Непривычно розового цвета асфальтированная дорожка, довольно широкая, казалась лентой, аккуратно положенной на зеленый газон неведомым великаном. Вокруг росли деревья, в тени которых мамы и бабушки выгуливали малышей, и эта благостная картина вернула Жене спокойствие. Она достала из сумки конверт и долго его рассматривала. Потом вскрыла его не без внутреннего волнения. Там был листок бумаги с отпечатанным на лазерном принтере текстом, деньги и аккуратный новенький ключ с выбитым на нем двухцифровым номером, который Жене ни о чем не говорил.
Первым делом она прочитала текст.
«На твой мобильный телефон будут приходить SMS-сообщения. Каждый раз это будет адрес, по которому тебе надлежит явиться. Делай это без опаски, это делается для тебя твоими друзьями. Ключ для первого посещения находится в этом же конверте. Деньги предназначены тебе, можешь их тратить. Ни в коем случае не делись этой информацией ни с кем. Этот листок сожги после того, как прочитаешь».
Ни даты, ни подписи. Растерянная Женя подняла голову. Светило солнце. Шелестела над головой листва. Смеялись далеко под деревьями дети. И не было никакого объяснения происходящему. Женя машинально достала из конверта деньги и невнимательно их пересчитала. Ровно тысяча долларов. Новенькими стодолларовыми купюрами.
* * *Вернувшись домой, Женя первым делом прошла в гостиную и взяла с полки знакомую ей книгу в мягкой обложке. Глеба не было дома, и она не торопилась, ей некого было опасаться. Раскрыла книгу на триста двенадцатой странице, еще раз прочитала текст, который отправлял ее в отделение связи на улице Летчика Бабушкина, но никакой новой информации из рукописного послания она не выудила. Тогда она прошла в комнату Глеба и долго искала хоть что-нибудь, что было бы написано его рукой. Ничего не нашла и переместилась на кухню. Здесь ее поиски увенчались успехом. На холодильнике среди старых газет обнаружилась записка.
«Женя! Прости, но я замечтался и за завтраком съел весь хлеб. Сходи, пожалуйста, в булочную. Деньги оставляю. Глеб».
Она помнила эту записку.
Почерк, которым была написана записка, Женя сравнила с почерком записи, оставленной в книге. Никаких совпадений. Эти записи были сделаны разными людьми. Сделанное открытие Женю не удивило. Она ожидала подобного. Книгу аккуратно поставила на полку, записку отнесла на кухню и сунула ее в кипу старых газет. Конверт с деньгами и ключом, обнаруженный ею в отделении связи, Женя спрятала в своей комнате.
Вечером, когда Глеб вернулся с работы, Женя встретила его собственноручно испеченными пирогами.
– Как хорошо, когда в доме есть женщина! – оценил Глеб. – А особенно такая хозяйственная!
– Не преувеличивай, – отмахнулась Женя. – Я все делала, глядя в эту книгу, – она показала на сборник рецептов. – Сама я не могу сделать ничего. И вообще мне надоело сидеть дома.
Глеб разломил пирог надвое, не обнаружил ожидаемой начинки, заподозрил, что Женя при выпечке пирогов что-то упустила из виду, но благоразумно промолчал.
– Что ты говоришь? – переспросил он невнимательно.
Потянулся за чайником.
– Мне надоело сидеть дома, – повторила Женя. – Я хочу работать.
Глеб налил чай в свою чашку.
– Тебе плохо дома? – спросил он с шутливым осуждением в голосе.
– Я ведь бухгалтер.
Глеб осторожно поставил чайник на стол.
– Ведь так? – спросила Женя.
– Да, – ответил Глеб, старательно не глядя на нее.
– Ты не помнишь, какая у меня была зарплата?
– Нет, – сказал он осторожно.
– Как ты думаешь, сколько я могла получать в этой своей Туле?
– Я не знаю, – ответил Глеб и улыбнулся выжидательно.
– А в Москве бухгалтер сколько получает?
– Я не знаю, – снова сказал Глеб. – Но могу навести справки, если тебе это интересно.
– Хотя бы приблизительно. Тысяча долларов – может быть?
Женя смотрела на Глеба во все глаза. Но он нисколько не насторожился при слове «тысяча». Надкусил кусок пирога, запил его чаем и только после этого сказал вполне беспечно:
– Тысяча? Может быть. Если компания крупная.
– Значит, я могла в Туле получать тысячу?
– Это вряд ли, – с прежней беспечностью ответил Глеб. – Я думаю, что для Тулы тысяча долларов – это нереальная зарплата. Провинция, низкий жизненный уровень… нет, это невозможно.
– Значит, и мои друзья не могли получать тысячу долларов?
– Какие друзья? – поднял глаза Глеб.
– Ну у меня же есть какие-то друзья. Правильно?
– Почти наверняка есть, – сказал осторожно Глеб.
– И для моих тульских друзей тысяча долларов – это тоже большие деньги?
Только теперь Глеб оставил пирог в покое.
– Почему ты спрашиваешь о тысяче долларов? Что-то случилось?