О нём (ЛП)
— Блин, — бормочет Отем рядом со мной. — Он заставляет меня глупо улыбаться.
Ее слова — приглушенный отголосок моих мыслей: его улыбка не оставляет и следа от меня прежнего. Я ощущаю беспокойство — что-то внутри уверяет меня, что мы должны быть вместе, иначе мне никогда не будет хорошо.
Не имея понятия о моей внутренней катастрофе, Отем разочарованно вздыхает.
— Как жаль, что он мормон.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Вторая половина дня понедельника выглядит следующим образом: домашнего задания у нас нет, мама приходит с работы пораньше и решает воспринять это как знак, что с детьми нужно поехать по магазинам. Моя сестра Хейли в восторге от идеи накупить побольше прикидов в похоронном стиле. А я соглашаюсь поехать — хоть и без особого энтузиазма — в основном потому, что если останусь один, то проведу несколько часов за ноутбуком, открыв кучу вкладок и пытаясь узнать побольше про Себастьяна Бразера.
К счастью, нам составила компанию Отем. Мне кажется, суперспособность мамы в том, чтобы по каким-то сверхъестественным причинам выискивать самую уродливую одежду для своих отпрысков. Так что в этом случае Отем идеальная поддержка. Но, к сожалению, с ними тремя поблизости осуществлять поиск информации о Себастьяне мне приходится более скрытно. Отем может сильно удивиться, если увидит, что я гуглю фото нашего симпатичного помощника учителя. Мама с Хейли знают о моем увлечении парнями, но та же мама точно не будет в восторге, узнав, что объект моего текущего интереса — сын местного епископа.
Организованная религия — это не та тема, которую с теплом встречают в нашем доме. Мой отец еврей, но не был в синагоге уже несколько лет. Мама выросла в традициях СПД в Солт-Лейк-Сити, что к северу отсюда, но в девятнадцать лет разорвала все отношения с общиной, когда ее младшая сестра, моя тетя Эмили, в старших классах открыто заявила о своей нетрадиционной сексуальной ориентации, после чего от нее отвернулись и родители, и церковь. Конечно же, меня тогда и в помине не было, но я слышал кое-какие рассказы и видел, как на лбу у мамы набухала вена, когда при ней заходила речь об узколобых религиозных взглядах. Мама продолжает общаться с родителями, но, как и любой отзывчивый человек, не хочет оправдывать гонения на близких из-за кучки устаревших книжных правил.
В связи с этим, вам, наверное, хочется спросить, почему мы живем здесь, где мормонов больше всего в мире? По иронии судьбы, снова из-за мамы. Два с половиной года назад один крупный стартап по разработке программного обеспечения переманил ее из Гугла, где она была единственным старшим инженером-программистом с женским генотипом и при этом могла заткнуть за пояс любого. В NextTech ей предложили должность генерального директора, но мама предпочла работу технического, что означало почти неограниченный бюджет на технологические разработки. Сейчас ее команда создает для НАСА какое-то ПО для 3D-моделирования.
В любой другой семье, которая, несмотря на две шестизначные зарплаты, с трудом позволяла себе жизнь в районе Саут-Бей, это решение принялось бы на раз-два. Предстоит повышение зарплаты в городе, стоимость жизни в котором равна стоимости содержимого нашего самого маленького шкафа в Пало-Альто? Отлично! Но из-за маминого прошлого решение о переезде было мучительным. Я до сих пор помню, как однажды поздно вечером родители спорили об этом, думая, что мы с Хейли уже спим. Папа считал это возможностью, которую мама не должна отбрасывать и которая будет подпитывать ее воображение. Она была согласна — но переживала о том, как это повлияет на детей.
В частности, на меня. За два месяца до поступившего предложения я признался родителям, что бисексуален. Ну, «признался», наверное, слишком громко сказано. В рамках своего выпускного проекта мама создала скрытое от пользователя программное обеспечение, которое позволяло работодателям отслеживать, чем заняты сотрудники. Оно оказалось настолько простым и удобным, что сделали и потребительскую версию, после чего продали практически в каждый дом, где есть компьютер, по всей стране. Наверное, мне стоило бы сложить два и два и догадаться, что мои родители тоже его используют, прежде чем смотреть порно с телефона.
Это был неловкий разговор, но, по крайней мере, он привел к компромиссу: я мог без надзора посещать некоторые сайты, если только они, по словам мамы, «не дают мне нереалистичного представления о сексе или о том, как должны выглядеть наши тела».
И вот мои родители, ярые анти-мормоны, вместе с эмо-дочерью и бисексуальным сыном переехали в мормонскую страну чудес. Чтобы компенсировать свою вину и быть при этом уверенными, что я всегда сумею себя защитить (что означало: быть очень и очень осторожным насчет того, кому открыться), они сделали наш дом воплощением гей-прайда. Большую часть времени мы с Отем проводим у нее дома, а Хейли ненавидит почти всех (и к ней никто никогда из ее ведьминского шабаша не приходит), поэтому ЛГБТ-статьи, PFLAG-листовки [PFLAG — некоммерческая организация «Родители, семьи и друзья лесбиянок и геев» — прим. перев.] и футболки с радугой дарились мне по поводу и без, сопровождаемые поцелуями и гордыми взглядами. Иногда мама клала мне на наволочку стикер на баннер с мотивирующей надписью, который посреди ночи впивался острым углом мне в щеку.
НЕ БУДЬ ТЕБЯ НА СВЕТЕ, ВСЕ БЫЛО БЫ ИНАЧЕ!
СМЕЛОСТЬ — ЭТО ОСТАВАТЬСЯ САМИМ СОБОЙ В МИРЕ, КОТОРЫЙ ДИКТУЕТ БЫТЬ ДРУГИМ.
ЛЮБОВЬ НЕ ЗНАЕТ ГРАНИЦ.
НОРМАЛЬНЫЙ — ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ РЕЖИМ СТИРАЛЬНОЙ МАШИНЫ.
Много лет Отем находила их то тут, то там, но не особенно обращала внимания, бормоча:
— Опять эти штучки из Сан-Франциско.
Сейчас, когда я сижу в машине и с отвисшей челюстью тайком просматриваю фотографии Себастьяна, думать об этом смешно, потому что я начинаю фантазировать, как он зачитывает мне эти надписи своим низким и мягким голосом. Даже простое воспоминание о тех трех фразах, которые он произнес сегодня, превращает меня в перепившую цветочного нектара пчелу.
Привет, народ.
О, моя книга выходит в июне.
Я здесь, чтобы помочь. Поэтому, если я вам нужен, пользуйтесь мной.
Я чуть с ума не сошел, когда он так сказал.
Поиск в интернете ничего нового мне не дал. Большинство результатов на запрос «Себастьян Бразер» вели в стейк-хаус в Омахе, на ссылки со статьями о Семинаре и анонсами его книги.
А вот в Гугл-фото я получил даже больше ожидаемого. Тут есть фотографии, где он играет в бейсбол и футбол (да-да, одну я себе сохранил), и несколько, сделанных во время интервью местным газетам. Его слова мало что говорят о нем самом — они явно уже заученные наизусть — но на большинстве снимков он в галстуке, а в сочетании с его волосами… Я готов начать делать папку с порно-коллекцией имени Себастьяна.
Он и вправду самый красивый парень из всех, кого я когда-либо видел лично.
В Фейсбуке ничего. У него закрытый аккаунт (ну еще бы), поэтому мне не видны ни его фото, ни статус отношений. Не так уж меня это и волнует — и не будет волновать, ведь времени прошло совсем немного. Он просто лакомый мормонский кусочек, и все. И это внезапное влечение не приведет ни к чему интересному. Я просто не допущу этого — мы с ним по разные стороны очень высокого забора.
Я закрываю все вкладки в телефоне, а то вот-вот начну превращаться в сетевого сталкера. Охотиться на него в Инстаграме или Снэпчате бесполезно. Даже сама возможность наткнуться на селфи сонного Себастьяна без футболки способна погубить всю мою нервную систему.
В торговом центре мы с Отем идем за мамой, петляющей мимо стоек с одеждой в магазине «Нордстром». Я как послушная глина в их руках. Мама тянет меня к столу с рубашками и прикладывает несколько к моей груди. Прищурившись, она интересуется мнением Отем, и после того как они безмолвно посовещались, мама откладывает почти все рубашки в сторону. Я не отпускаю ни единого комментария, поскольку знаю, как надо себя вести.