Рассказы из сборника 'Отступление'

Длинная бронированная машина катилась по извивающейся между холмов дороге вниз в направлении швейцарской границы. Немолодой мужчина с прямой, как палка спиной, по-прежнему неподвижно сидел на заднем сиденье автомобиля, уставив невидящий взгляд чуть прищуренных глаз в лишь одному ему известную даль. 
Победы... думал он. Сколько побед можно ожидать от одного человека? Париж, Роттердам, Сингапур, Афины, Киев, Варшава - а они всё продолжают наступать... Числу побед, которые способен одержать один человек, имеется предел. Наполеон тоже открыл для себя эту аксиому... Наполеон... Наполеон... Ему смертельно надоело слышать это имя, и недавно он приказал, чтобы в его присутствии никто не смел упоминать об этом человеке. И вот теперь все принялись охотиться на него. Создается впечатление, что мир населяют лишь собаки-ищейки. Немцы, англичане, русские, американцы, австрийцы, поляки, голландцы, болгары, сербы, итальянцы... . Что же, у них на то имеются причины. Дураки. Довольно долго дела шли, как по маслу. Города падали к нашим ногам, словно гнилые яблоки. Но затем Америка и Россия... Время было выбрано не совсем точно. В политике события проистекают раньше расчетного времени, а в войне, напротив, все запаздывает... Так близко к победе... Так близко... Русские... Если бы удалось сохранить равенство, то колокола звонили бы сегодня по иному поводу... . Если бы не русские... И почему случилось так, что именно та зима стала самой холодной за последние пятьдесят лет? Да, во всяком деле, видимо, должен присутствовать элемент везения. Но если взять в целом, то карьера его складывалась весьма удачно. А ведь начал он из ничего. Отец тогда постоянно орал, что его сын - ничтожество и никогда не получит приличной работы... Теперь же его имя известно во всех уголках земного шара, включая джунгли... В результате его деятельности тридцать миллионов людей умерли преждевременно, сотни городов были сравнены с землей. От него зависело благосостояние целых народов. Рудники, заводы, фермы... Итак, если учитывать все обстоятельства, то его карьеру, вне сомнения, можно признать удачной. Даже отец был бы вынужден с этим согласиться. Однако следует признать, если бы он не сумел ухватиться за случай первым, за него ухватились бы другие, и все произошло бы без его участия. Не признать этого нельзя. Но он все же оказался первым, и имя Гитлер, а не какое-то иное, стало известно всем обитателям земли. Так близко от победы... Так близко... 
...Чуть подморозило, и они стали умирать. Идиоты! А теперь они желают его повесить. Если удастся перебраться через границу и залечь на дно... До тех пор пока всем не надоест убивать немцев. Что ни говори, а Наполеон все же вернулся с острова Эльба. Сто дней. Если бы ему тогда немного повезло, он сумел бы удержаться... Наполеон... Его имя упоминать запрещено... Очень скоро они начнут беспокоиться по поводу русских. Русские, русские... Их армии были истреблены, они гибли миллионами... И несмотря на это, сегодня они идут на Берлин. Союзникам потребуются люди, способные остановить русских, и если ему удастся укрыться на несколько месяцев, его имя снова всплывет... Вернувшись, он прежних ошибок не повторит. И если ему хотя бы немного повезет... 
Пожилой человек в бронированной машине расслабился, откинулся на мягкую спинку заднего сидения, и на его покрытых трещинами губах промелькнула едва заметная улыбка. 
- Я дал интервью "Вашингтон пост", - громко загудел джентльмен, прервав мечтательные размышления Питера. - Это случилось перед моим уходом с поста. Я тогда заявил им без всяких экивоков: производство сокращать нельзя. 
Питер рассеяно посмотрел на шумливого джентльмена. Это был высокий, тучный человек с лысым черепом. Несмотря на возраст, какими-то неуловимыми чертами толстяк напоминал Питеру тех любимчиков учителей, которые постоянно водились в его классе в то время, когда он ещё обучался в средней школе. Розовощекая, жирная физиономия. Крошечный ротик с пухлыми и вечно самодовольными губами. Постоянное желание поразить всех своими познаниями и продемонстрировать, каким успехом пользуется он у преподавателей. Питер закрыл глаза и улыбнулся, представив, как будет выглядеть толстяк в рубашке с крахмальным итонским воротником и с галстуком бабочкой. 
- Остановите машину на день, - говорил мужчина, - и через месяц вы уже будете плестись в хвосте. Нравится нам это или нет, но мы уже настроены на военное производство. 
- Вы абсолютно правы, - пробормотала красивая дама. 
Питер в первый раз посмотрел на неё внимательно. Её одежда была изрядно поношена, и у неё самой был измученный вид. Ему даже казалось, что такой же потертый вид имеет весь континент, как будто война выпила все соки из его обитателей, заставляя их денно и нощно трудиться без сна и отдыха... . Любимец школьных учителей напротив сиял здоровьем и лучился радостью так, словно шагнул в этот изрядно постаревший мир прямо из 1941 года. 
- Лишних пушек никогда ни у кого не было, заявил я им прямо в лицо. 
- Вы совершенно правы, - промямлила красивая дама. 
- Мой сын утонул неподалеку от Аляски... 
Питер напрягся, уловив в голосе толстяка хвастливые нотки. Слова розовощекого джентльмена прозвучали так, словно он сообщал о том, что его приняли в клуб для избранных. 
- Мой сын утонул у берегов Аляски, я производил машины круглые сутки семь дней в неделю и имею право высказаться. Перед нами стоит серьезная проблема, сказал я им, и мы должны смотреть правде в глаза. Нам ещё придется столкнуться с ними... 
- Да, - пролепетала красивая дама, мечтая под стук колес о хорошем ужине. 
А Питер принялся мечтать о том, как станет вечерами после ужина неторопливо расхаживать по огромной деревенской кухне, теплый воздух которой наполнен густыми вкусными ароматами. Рядом с ним будут мама, как всегда раскрасневшаяся и в фартуке, и отец, дымящий своей вечной пятицентовой сигарой... В сумерки он будет бродить бок о бок с Лаурой по разбитой фургонами проселочной дороге, зная, что ему никуда не надо торопиться, что он может сколь угодно долго следить за тем, как на пологие холмы опускается ночь, и слушать последний вечерний концерт птиц. Он будет лениво передвигать ноги по пыльной дороге, не знакомой с гусеницами танков и не ведавшей запаха крови. Он расскажет Лауре о всем лучшем, что случилось с ним в этом безумном и жестоком веке. Он скажет жене, что самым счастливым событием в его жизни был тот краткий миг, когда он шел к ней по платформе чикагского вокзала, поняв окончательно и бесповоротно, что война закончилась. Он расскажет ей и о смертельной усталости, о том как отказывалось служить тело и сдавали нервы, когда казалось, что нет такой силы, которая может заставить тебя двигаться, а исход войны - победа или поражение - не имел никакого значения. Но, несмотря на это, самолеты должны были летать, за пулеметами должны были находиться стрелки, а усталый мозг и лишенное сил тело были обязаны принимать мгновенные решения, от которых зависела жизнь... И он летал, стрелял и принимал решения только потому, что знал - на других фронтах ещё более отчаявшиеся и гораздо более усталые люди принимают решения, стреляют и летают в небе более опасным, чем то, в которое поднимался он. Жена узнает и о том обете, который дал её супруг. Он поклялся, что, если вернется домой, то, окруженный любовью и заботой близких, никуда не будет спешить, никогда сознательно не пойдет на насильственное действие, ни с кем не станет спорить и будет повышать голос, лишь хохоча или распевая... На старую работу он не вернется. Протирание штанов с девяти утра до пяти вечера за письменным столом в банке - не самый лучший венец карьеры для человека, проливавшего свою и чужую кровь на высоте тридцать тысяч футов над тремя континентами. Не исключено, что Лаура подскажет ему, чем можно будет заняться. Это должна быть тихая, неторопливая и не требующая больших умственных усилий работа.