Рассказы из сборника 'Пестрая компания'

Ирвин Шоу 
Из сборника "Пестрая компания" 
1. Стенания мадам Решевски. 
2. Они возрыдают в годы грядущие. 
3. Город был погружен во тьму. 
4. Роды, ночь и дискуссия. 
5. Проповедь на пыльных дорогах. 
6. Эти всемирные гамлеты. 
7. Медаль из Иерусалима. 
8. Ходячий раненый. 
9. Ночь в Алжире. 
10. Полеты воздушных стрелков. 
СТЕНАНИЯ МАДАМ РЕШЕВСКИ 
Телефон звонил не переставая. Звонок нарушал покой элегантной, чуть тронутой ночным беспорядком комнаты. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь занавеси, рождали на стенах и потолке спальни небольшие светлые полоски. Хелен вздохнула, повернулась на постели и, не открывая глаз, потянулась к телефонной трубке. Звон прекратился. Хелен снова вздохнула - это был вздох облегчения, - и лениво поднесла трубку к уху. 
С противоположного конца провода до неё, словно из колодца, долетел глубокий, рыдающий, исполненный горечи голос. 
- Привет, мама, - сказала Хелен, со все ещё закрытыми глазами. 
- Хелен, - произнесла мадам Решевски, - как ты поживаешь? 
- Прекрасно, - ответила Хелен. Осознав всю безнадежность своего положения, она потянулась под одеялом и спросила: - Сколько сейчас времени, мама? 
- Девять часов. 
Хелен недовольно скривилась, ещё крепче смежила веки и мягко произнесла: 
- Мамочка, дорогая, разве есть необходимость звонить в такую рань? 
- В твоем возрасте, - прорыдала мадам Решевски, - я была на ногах уже в шесть утра. Я трудилась так, что мои пальцы истирались до костей. Женщине, которой уже тридцать восемь лет, не следует проводить свою жизнь во сне. 
- Почему ты всегда говоришь, что мне тридцать восемь? - запротестовала Хелен. - Мне пока ещё тридцать шесть! 
- Хелен, дорогая, - сквозь слезы, но, тем не менее, весьма холодно произнесла мадам Решевски, - я всегда говорю то, в чем совершенно уверена. 
Хелен, наконец, медленно с усилием открыла глаза и посмотрела на полоски света на потолке. 
- Почему ты плачешь, мама? 
Трубка на некоторое время замолчала, но затем на другом конце провода снова раздались рыдания, в которых слышались боль, отчаяние и глубокая скорбь. 
- Ну, скажи же что-нибудь, мама. 
- Я должна навестить могилу папочки. Тебе следует сейчас же приехать ко мне и отвезти меня на папину могилу. 
- Мама, - со вздохом произнесла Хелен, - мне сегодня обязательно надо побывать в трех различных местах. 
- Неужели это мой ребенок?! - прошептала мадам Решевски. - Моя дочь?! Вы слышите, она отказывается отвезти свою мать на могилу своего отца! 
- Завтра, - умоляюще сказала Хелен. - Не могла бы ты отложить поездку на завтра? 
- Сегодня! - прогремел над Манхэттенскими Высотами голос мадам Решевски. Это был мощный, полны трагизма голос. Такой голос у неё был в те старые добрые дни, когда она расхаживала по сцене, или в те моменты, когда обнаруживала, что мачеха опять носит драгоценности её бедной покойной мамы. - Проснувшись сегодня утром, я услышала голос. "Иди на могилу Авраама!", сказал мне этот голос, "Немедленно отправляйся на могилу своего супруга!" 
- Мамочка, - как можно ласковее сказала Хелен, - папа умер пятнадцать лет тому назад и из-за одного лишнего дня он не рассердится. 
- Забудь об этой ничтожной просьбе, - с величественной безнадежностью в голосе произнесла мадам Решевски, - и прости меня за то, что посмела побеспокоить тебя по столь пустяковому поводу. Отправляйся по своим делам. Иди в Салон красоты, веселись на коктейлях. А до могилы твоего покойного папочки я доберусь на подземке. 
- Я буду у тебя через час, мама, - закрыв глаза сказала Хелен. 
- Весьма подходящий автомобиль для посещения кладбища, - заметила мадам Решевски, когда они проезжали через Бруклин. 
Она сидела прямо, словно маленькая девочка в классе. Каждая складка её прекрасного котикового манто, каждый оттенок её мастерски наложенного макияжа, каждое движение её затянутых в шелк ног отметали все утверждения о том, что мадам Решевски уже исполнилось семьдесят три года. Оглядев с презрением красную кожу и хром открытой двухместной машины Хелен, мадам Решевски сказала: 
- Спортивная модель. Великий человек покоится в могиле, а родственники приезжают к нему на открытом автомобиле кремового цвета. 
- Другой машины у меня, мама, нет, - ответила Хелен, легко удерживая руль своими выразительными, туго затянутыми в кожу пальчиками. - Остается лишь радоваться, что и её у меня не отняли. 
- А разве я не говорила, что этот человек для тебя не годится? Разве не говорила? - спросила мадам Решевски, одарив дочь ледяным взглядом серых глаз, бездонную глубину которых подчеркивали умело наложенные вокруг них голубые с розовыми блестками тени. - А я ведь тебя предупреждала много лет тому назад. Разве это не так? 
- Так, мама. 
- И теперь ты считаешь удачей, когда получаешь алименты шесть раз в год вместо положенных двенадцати, - с горьким смешком, сказала мадам Решевски. - Меня никто никогда не слушал. Даже мои дети. И в результате они страдают. 
- Да, мама. 
- То же самое и с театром! - воскликнула мадам Решевски, сопроводив восклицание яростным взмахом рук. - Могу ли я спросить, почему ты в этом сезоне не выходишь на сцену? 
- Видимо, потому, что в этом сезоне для меня не оказалось подходящей роли, - пожала плечами Хелен. 
- Вы слышите? Оказывается, для моей дочери не нашлось подходящей роли, - с холодным смешком произнесла мадам Решевски. - В наше время мы делали семь спектаклей в год и не смотрели, подходит нам роль или нет. 
- Мамочка, дорогая... - покачала головой Хелен. - Сейчас все по-другому. Это не Еврейский театр, мы играем не на идиш, а на улице не 1900-ый год. 
- Тот театр был гораздо лучше, - громко заявила мадам Решевски. - Да и время тоже было лучше. 
- Конечно, мама. 
- Труд! - выкрикнула мадам Решевски, хлопнув себя изо всех сил обеими ладоням по бедрам. - Мы трудились! Актер играл, писатель писал, а публика приходила на спектакли! А теперь у вас только киношка! Фи! 
- Да, мама. 
- Даже ты, и то - лентяйка, - продолжала мадам Решевски, разглядывая себя в зеркальце, вделанное в ридикюль. Мадам желала убедиться в том, что всплеск воинственных эмоций не нанес урона её физиономии. - Ты сидишь и ждешь алиментов. Но даже и они не приходят. Хотя... - она окинула дочь критическим взором и продолжила, - ... несмотря на то, что ты одеваешься крайне вызывающе, ты... - чтобы подыскать наиболее точное определение она задумалась, скривив рот, - ... ты производишь потрясающее впечатление. Все мои дочери выглядят потрясающе. Но никакого сравнения со мной, когда я была чуть моложе... - покачала головой Мадам Решевски. - Никакого сравнения со мной... Никакого сравнения... - пробормотала она, откинувшись на спинку сидения.