Тогда нас было трое

- Час от часу не легче, - сказал Берт. - Что это они там делают? - Он толкнул Марту локтем в бок. - Вставай, тут кораблекрушение показывают. 
Лодка была почти неподвижна и только слегка рыскала, когда фигурки пытались переменить положение. Потом Мэнни увидел, как мужчина оттолкнулся и поплыл к берегу. Он плыл медленно и каждые тридцать секунд останавливался, махал руками и испускал вопль. После такой остановки он исчезал под водой, затем снова выныривал на поверхность, поднимая истерические фонтаны брызг. 
- Ну и ну, - сказал Берт, - он ее там бросил. 
Берт уже стоял, и рядом с ним стояла Марта, и оба смотрели в ту сторону. Мужчине еще оставалось плыть добрых триста ярдов, и со всеми этими воплями, маханием и нырянием было не похоже, что он когда-нибудь доберется до твердой земли. Женщина, по-прежнему цеплявшаяся за лодку, тоже время от времени что-то кричала, и голос ее, злобный и пронзительный, разносился по сверкающей тихой глади залива. 
Наконец Мэнни удалось разобрать, что кричал пловец: "Au secours! Je noye, je noye!" [На помощь! Тону, тону! (фр.)]. Мэнни почувствовал легкое раздражение. В солнечный день, посреди мирного, тихого залива жутким голосом кричать "тону" - это уже слишком, театральщина какая-то. Он подошел к краю дамбы, туда, где стояли Берт и Марта. 
- С ним все в порядке, - сказал Берт, - у него отличный толчок ногами. 
- Но это ему так просто не пройдет, - добавила Марта, - взять и бросить свою даму на волю волн - ну и ну! 
Тем временем мужчина снова исчез под водой. На этот раз он что-то долго не показывался, и Мэнни, глядя на то место, где канул этот человек, почувствовал, как у него пересохло во рту. Но вот он показался снова, и обнаженные, белые руки и плечи его блеснули на фоне темно-синей воды. Он, видимо, стягивал под водой рубашку, и действительно, через мгновение она всплыла и, задубевшая от воды, медленно закачалась на волнах. Человек снова закричал. Теперь уже было очевидно, что он взывает к ним троим, стоящим на дамбе. И снова поплыл, тяжело шлепая руками по воде. 
Мэнни оглядел берег и причал, куда на зиму были вытащены лодки. Ни одной подходящей посудины, ни куска веревки. Он прислушался, не раздастся ли стук молотка, который они слышали, подходя к дамбе. И вспомнил, что стук давно затих, еще когда они обедали. Вдали, на той стороне залива, возле домиков, обращенных к воде, не было ни души: ни купальщиков, ни рыбаков, ни детей - никого. Словно весь этот мир - камни, песок и море был отдан им троим, стоящим на дамбе, да еще женщине, которая, вцепившись в днище перевернутой лодки, что-то пронзительно и злобно кричала полуголому мужчине, который медленно удалялся от нее, с трудом загребая воду. 
"Почему все это не случилось в августе?" - с раздражением подумал Мэнни. Он взглянул вниз, туда, где невысокие, зыбкие гребни волн монотонно ударяли в основание дамбы. Был отлив, и под водой, всего в каких-нибудь четырех-пяти футах от поверхности, громоздились обломки камня и бетона. Отсюда нырять - обязательно врежешься в камни. 
Мэнни в замешательстве оглянулся. Марта, щурясь, глядела на воду и задумчиво, словно школьница, размышляющая над задачкой, грызла ноготь на большом пальце. Берт с насмешливым любопытством наблюдал за происходящим, будто смотрел выступление акробата в третьеразрядном цирке. 
- Дурак чертов, - сказал Берт негромко. - Лодкой он правит, как сапожник, а держаться поближе к берегу у него ума не хватило. 
- Французы! - сказала Марта. - Они же думают, что они все могут. - И снова принялась за ноготь. 
Человек опять им что-то крикнул. 
- Что будем делать? - спросил Мэнни. 
- Обложим этого идиота последними словами, пусть только на берег выйдет. Тоже мне моряк! - ответил Берт. 
Мэнни следил за пловцом. Теперь тот плыл медленнее и с каждым взмахом, казалось, все глубже оседал в воде. 
- По-моему, он не доплывет, - сказал Мэнни. 
- Увы и ах, - сказал Берт, - тем хуже для него. 
Марта промолчала. 
Мэнни с трудом проглотил комок. 
"Я не могу, - подумал он. - Мне всю жизнь будет вспоминаться этот день, когда я стоял и смотрел, как человек тонет". 
И еще одна картина замаячила перед ним. Изображение было резкое, отчетливое, со всеми деталями. Берт, Марта и он - втроем - стоят перед конторкой. За конторкой француз-полицейский. На полицейском фуражка, он что-то строчит в маленькой черной книжечке, и авторучка у него протекает. 
- Итак, - говорит полицейский, - вы желаете заявить об утопленнике? 
- Да. 
- Значит, вы видели этого джентльмена на некотором расстоянии от берега, он махал вам рукой, а потом исчез? 
- Да. 
- А леди? 
- Когда мы видели ее в последний раз, она держалась за лодку и ее уносило в море. 
- Ага. И вы... гм... и что же вы предприняли? 
- Мы... мы пришли и заявили об этом. 
- Да, да, конечно. - Опять он что-то царапает в своей книжечке. Протянул руку: - Ваши паспорта, пожалуйста? - Быстро перелистывает и, холодновато усмехнувшись, бросает их на конторку. - Ах, американцы, ну-ну... 
Человек снова исчез на целую секунду. 
Мэнни опять судорожно глотнул, но комок застрял в горле. 
- Я сейчас его выловлю, - сказал он. Но не двинулся с места, как будто то, что он это сказал, уже каким-то образом могло все исправить: вытащить человека на берег, перевернуть обратно лодку, прекратить вопли. 
- Ярдов двести пятьдесят туда, - сказал Берт очень тихо, - и почти двести пятьдесят обратно с французом, который рехнулся от страха и норовит вцепиться тебе в горло. 
- Да, - благодарно подтвердил Мэнни, - ярдов двести пятьдесят. 
- Ты ни разу в жизни не проплыл и пятидесяти ярдов, - Берт говорил по-дружески и убедительно. 
Человек снова закричал. Он охрип, и в голосе его послышался ужас. 
Мэнни быстро зашагал назад, туда, где крутые ступеньки спускались к узкой полоске берега у подножия дамбы. Он не бежал, стараясь не сбиться с дыхания до того, как придется влезать в воду. 
- Мэнни! - услышал он голос Берта. - Мэнни, не будь идиотом! 
Но и спускаясь по скользким замшелым ступеням, Мэнни успел заметить, что Марта промолчала. Очутившись на берегу, он зашагал вдоль моря к тому месту, откуда можно было плыть напрямик. Потом остановился, тяжело дыша, и ободряюще помахал пловцу рукой. Снизу казалось, что до него не двести пятьдесят ярдов, а куда больше. Он скинул сандалии и сдернул с себя рубаху. Сразу стало холодно. Он снял брюки, кинул их в сторону на песок и остался в одних трусах. Тут он заколебался. Это были старые трусы, собственноручно и неуклюже заштопанные у ширинки. Ему вдруг представилось, как его тело прибьет к берегу, как люди увидят эту убогую штопку и как они улыбнутся. Непослушными руками он с трудом расстегнул пуговицы, и трусы упали на песок. Он не спеша входил в воду. "Она же никогда не видела меня голым, интересно, что она думает", - пронеслось у него в голове.