Время между нами

— Пожалуйста, давайте поприветствуем нашего нового amigo, пусть он почувствует себя тут как дома. — Арготта указывает новенькому на место позади меня, и он двигается в этом направлении. — А теперь просьба подготовить ваши эссе.
Двадцать пар любопытных глаз следуют за ним, задерживаются на секунду, а затем переключают свое внимание на сумки, из которых нужно извлечь эссе о вступлении Испании в Евросоюз. Как и все остальные я смотрю на него, но оказываюсь единственной, кто не отводит взгляд.
Беннетт. Его зовут Беннетт.
Он сидит, уткнувшись в рабочую тетрадь, теребит ее листочки, как будто смущен таким пристальным вниманием к своей персоне, но уже в следующее мгновение он поднимает голову и начинает осторожно осматривать класс - начинает от входной двери и двигается дальше по периметру комнаты, и тут его взгляд останавливается на мне, потому что я все еще пялюсь на него.
Не знаю, как долго я просидела так, с лицом, похожим на застывшую маску, но как только до меня доходит, что он только что застал меня за подглядываением, на моих щеках выступает яркий румянец, и я делаю то, что кажется единственно верным в этой ситуации – улыбаюсь ему. Я очень надеюсь на ответную улыбку, не на обычную улыбку, а на ту, которую увидела на треке. Улыбку полную тепла, понимания и… интереса. Но ничего подобного в выражении его лица я не вижу. Вместо этого он посылает мне робкую, мимолетную улыбку. Так улыбаются человеку, которого видят впервые в жизни.
Ну не может быть, чтобы в школьной форме и в спортивном костюме я выглядела по-разному. Но почему же тогда он притворяется, что не узнает меня? Вдруг осознаю, что продолжаю пялиться на него, кончики моих ушей начинают пылать, а за ними и все лицо. Я резко поворачиваюсь и тянусь к рюкзаку, чтобы переключить свое внимание. Волосы щекочут и лезут в лицо, я выпрямляюсь и собираю свои кудри, наматываю их на палец и закрепляю на затылке с помощью карандаша.
Спустя двадцать минут мое внимание привлекает Арготта, он широко раскрывает руки и восклицает:
— А давайте-ка разделимся на четыре группы.
Я кидаю взгляд на свои записи и обнаруживаю, что тетрадь исписана какими-то словами, фразами, спряжениями, самое удивительное, что я не помню ни слова из того, что говорил Арготта. Он указывает на Кортни Бреслин, которая сидит передо мной, и говорит:
— Начинайте отсчет, сеньорита. Будьте так любезны.
— Uno. — Начинается отсчет и плавно переходит от одного к другому, пока не доходит до меня.
— Cuatro. — Говорю я и прислушиваюсь. Изо всех сил заставляю себя сидеть смирно и не вертеть головой. И вот спустя минуту я слышу то, чего так ждала. Прямо за моей спиной голос произносит. — Uno.
Когда расчет заканчивается, и Арготта выкрикивает:
— Просьба не забывать свои вещи. — Мы начинаем передвигаться по классу, собираясь во вновь образованные группы. Я оказываюсь в группе под номером «четыре», а Беннетт в первой группе, на другом конце класса, именно здесь мы и остаемся до конца занятия. Так же внезапно, как он появился у меня за спиной, так же неожиданно он вдруг оказался далеко от меня, но под этим углом мне хотя бы удобно за ним наблюдать.
Он одет, как и все остальные ребята – в черные брюки, белую рубашку и черный свитер с V-образным вырезом. На ногах у него, как мне показалось, ботинки Dr. Martens, но отсюда разглядеть трудно. Единственное, что выделяет его среди других – его прическа. У большинства ребят прическа консервативная – аккуратно зачесанные волосы с пробором. Некоторые носят ультракороткую стрижку «Цезарь» или оставляют волосы на макушке чуть длиннее, сбривая их по бокам. Но таких длинных волос нет ни у кого. Волосы Беннетта лежат небрежно, чуть нависая над бровями, можно даже подумать, что он давно не расчесывался. Не могу вспомнить, во что он был одет на стадионе, но вот прическа… Она определенно та же. Эту прическу я запомнила.
Через тридцать минут звенит звонок, все начинают собираться, встают и потихоньку направляются к двери, больше я Беннетта не вижу. Я поднимаюсь и тянусь за рюкзаком, на ходу решая обязательно поговорить с ним по пути в столовую, но успеваю лишь увидеть неясные очертания его головы, скрывающейся в дверях.
◄►◄►◄►
Я прохожу сквозь двойные двери столовой и сразу же замечаю его. Он в одиночестве сидит за столом в углу, спиной к огромному, во всю стену, окну. Направляюсь к стойке с салатами, хватаю банан и наливаю колы в стакан, проделывая все это, не перестаю кидать взгляды в его направлении. Можно не волноваться, у меня нет ни единого шанса быть замеченной. Я пять минут провела у стойки, набирая еду, а он даже ни разу на меня не взглянул. Он сидит, держит в одной руке книжку в мягкой обложке, а другой управляется с едой.
Даниэль уже примостилась на нашем обычном месте, я ставлю свой поднос на стол, а сама украдкой подглядываю на Беннетта. Он зачерпывает ложкой желе, все так же не отрывая глаз от книги, которую читает.
— Решила присмотреться к новичку? — говорит Даниэль.
Я смотрю на нее, сперва удивленно, а потом испугано.
— Нет, конечно. — Я сажусь и тянусь за своим напитком. — С чего ты взяла?
— Да брось ты! Я наблюдала за тобой. Никогда еще не видела, чтобы так ловко управлялись за стойкой с салатами, когда глаза практически приклеены к некому объекту в стороне на расстоянии двадцати фунтов. Это было впечатляюще. Поразительное мастерство.
Кончики моих ушей начинают гореть. Снова.
Она смеется и отхлебывает колу.
— Ты талантлива, Анна, но тебе не хватает хитрости. — Она придвигается и ободряюще хлопает меня по руке. — Не беспокойся. Он ничего не заметил. Думаю, он ничего, кроме своей книжки, не видит.
И тут к нам подходит Эмма, запыхавшись, она ставит поднос на стол и усаживается на свое место.
— Ну и… что мы думаем? — Она громко выделяет последнее слово.
Даниэль пожимает плечами и принимается раскачиваться на стуле, балансируя на двух ножках. Не пытаясь даже это скрыть, она пристально смотрит на него через всю столовую.
— Кажется, он никого не замечает. Он вообще понимает, что тут и другие люди есть?
— Он выглядит старше своих лет, как мне кажется. — Говорит Эмма.
Я делаю вид, что осматриваю столовую, потом мои глаза снова возвращаются к нему. Мне вот не кажется, что он выглядит старше, по мне, так у него скорее какое-то детское лицо. Тут я больше согласна с Даниэль. Он выглядит безразличным. Казалось, его совершенно не беспокоило, что он здесь, вернее, его совершенно не беспокоило, что все мы пялимся на него, гадая, что он здесь делает, а эта его черта скорее привлекала. По крайней мере, меня.
— Хмм… Я немного разочарована. — Эмма разглядывает его, стараясь изучить побольше деталей. Потом поворачивается к нам, округляет глаза и морщит нос. — Определенно, это не то, на что я рассчитывала. Он ничем не отличается от других парней этого грязного и угрюмого городишки. Где его загар? Где прическа горячего серфера со светлыми волосами? — Она откусывает кусочек от хлебной палочки. — Думаю, рассчитывать тут особо не на что.
— Может именно такая прическа и должна быть у серфера? — Предполагает Даниэль. — Откуда тебе знать, какие у них обычно прически?
— Знаешь, они такие длинные. — И Эмма проводит пальцами рядом со своей головой. — Такие клевые, не то, что у него, — говорит она и указывает пальцем в сторону столика, за которым сидит Беннетт, — какая-то мочалка на голове.
— Да ладно вам, девочки. Оставьте его в покое. — Обе тут же уставились на меня, удивленно вскинув свои аккуратно выщипанные брови. — Что? — Я пожимаю плечами и продолжаю тянуть напиток через соломинку, позволяя прохладной жидкости хотя бы немного охладить мое лицо.
Эмма подхватывает вилкой салат и подносит его ко рту, буквально на секунду мне кажется, что опасность миновала. Но тут она вдруг останавливается.
— Хорошо. Тогда я вот что спрошу. — Салат и помидоры остаются висеть в воздухе. — А почему тебя так беспокоит, что мы о нем думаем?