170000 километров с Г К Жуковым
А. Б.: Американский прозаик точно описал то, что бывало на фронтовых дорогах. Точнее, то, что случалось с ротозеями. Угроза с воздуха на фронте существовала всегда, и от нее оберегали не столько ветки, "подвязанные" к машине, сколько глазомер, маневр, быстрота. Нельзя лишаться единственного преимущества, которое имеют находящиеся в машине, - подвижности. Нельзя останавливать ее, превращая автомобиль и спины попрятавшихся по канавам в застывшую мишень, а нужно дать газ и мчаться вперед, следя за воздухом, чтобы притормозить, а то и рвануть в случае нужды - если самолет сбросил бомбы, или "вильнуть" в сторону - если штурмующий самолет идет на тебя, и искать, искать глазами укрытия - деревья, кусты, строение, все, что угодно. Но только не лежать трусливо и пахать носом землю в ожидании бомбы или пулеметно-пушечной очереди.
Георгий Константинович был сторонником именно такого образа действия. Пришлось нам съездить в район Брянска, там Жуков побывал на передовой, отдавал какие-то распоряжения. Дел много, и он заночевал. Утром часов в пять выехали назад (Жуков вообще вставал с петухами и любил выезжать рано). День пасмурный. Вдруг на дороге громадное стадо, их тогда от немца спасали, перегоняли в тыл. Над стадом облако пыли. Слышу тяжелый гул, идут немецкие бомбардировщики, целая армада. Жуков сказал: "Давай расталкивай стадо, а то поймут, что пехота идет". Я и давай расталкивать туда, сюда. Пронесло. Немцы не обратили внимания.
Н. Я.: Эрскин Колдуэл побывал на фронте под Ельней в середине сентября, и он еще написал в своей книге: "Проехали несколько километров по размытой сильными ливнями, перепаханной бесконечными колесами военных грузовиков, топкой, как трясина, дороге. В то утро мы раз двадцать увязали в грязи, и каждый раз нас вытаскивали проезжавшие мимо танк или тягач... Слева и справа от дороги тянулись густые березовые рощи, под колесами чавкала такая грязь, что, бывало, даже танки и тягачи застревали в пути". А как вы пробирались по тем же дорогам?
А. Б.: Повторяю: американец на редкость точно передает, как было. Он не немец, и ему нет нужды преувеличивать тогдашние тяготы фронтовых дорог. Лучше из всех известных мне машин шел на них отечественный вездеход ГАЗ-61. Он был сделан на базе нашей "эмки", имел стопятнадцатисильный шестицилиндровый двигатель, рессоры, раздаточную коробку. Среди этих машин больше известен вариант с закрытым кузовом. Наш, предназначавшийся для маршала С. К. Тимошенко, был с откидным тентом. Отопления тогда не делали. Тулуп, валенки с галошами, рукавицы заменяли печку.
По проходимости ГАЗ-61 не было равных. Вездеход в полном смысле слова. По грязи, снегу, гололеду свободно шел - только гудит передний мост. Трактора стояли - мы ехали. В самое тяжелое время мы на нем ездили, самые трудные дороги на нем прошли. А какие кроссы война шоферам устраивала! Как подумаешь теперь, через какую грязь, по какому бездорожью проезжали, так не знаешь: а смог бы сейчас так? Но тогда молодость и спортивная закваска особые силы придавали. Да и война по-своему человеческие возможности раскрывала, давала иной опыт.
Низкого поклона, самой большой благодарности заслуживают конструкторы ГАЗа, которые в конце тридцатых годов создали такой вездеход. Жаль, конечно, что фронтовой ГАЗ-61 Г. К. Жукова не сохранился. Поистине то была бы историческая машина.
На Западном фронте
6 октября нашему вынужденному простою в автобате Генштаба на Крымской пришел конец. Уже стемнело, когда в гараже получили приказ - подать машины вездеход и "бьюик" к Генеральному штабу, руководство которого размещалось тогда на улице Кирова. Баки заправить под пробку. Картина ясна: снова на фронт или, как, бывало, говаривал в таких случаях Г. К. Жуков, "в войска". Мы, конечно, не потеряли времени. Машины в идеальном порядке, инструмент, запаски - все на месте.
За рулем "бьюика" Леша Чучелов, в прошлом водитель Смушкевича. Машина в своем роде историческая, принадлежала раньше президенту Латвии. Кстати, послужил "бьюик" нам потом неплохо, выдерживал фронтовые дороги. Американцы, конечно, мастера автомобилестроения и заслуживают всяческой похвалы в этом отношении. Только к этой внушительной машине нужно было приноровиться, в противном случае...
Итак, уже в полной темноте приняли пассажиров у Генштаба. Смотрю, выходит Жуков и сел в "бьюик" рядом с Лешей. Мне на ГАЗ-61, значит, следовать на хвосте. Ладно, на хвосте так на хвосте. Не иначе Бедов распорядился, он по их чекистской привычке все старался доказать - незаменимых людей нет. Стремительно проскочили центр, вышли на Минское шоссе. В Кунцево остановил патруль - со светом ехать нельзя. Поехали с выключенными фарами. Дурость, конечно, немецкой очереди в ветровое стекло не получить, а пулю от очередного нашего патруля схлопотать ничего не стоит. Доехали до Можайска. Там Жуков сделал нужные распоряжения и велел ехать на Малоярославец.
Только свернули с бетонки на проселок, как началось. Осень, грязь. Несколько раз сажали по ступицы колес "бьюик", с трудом вытаскивали. Ползем дальше, а ночь глухая, почти не видно дороги. И вот оно! На рассвете стали переезжать вброд реку Нару. "Бьюик", как всегда бывает по закону подлости, заглох в самом неподходящем месте - посередине реки. Я объехал застрявшую машину, зацепил тросом, вытащил вместе с Жуковым, Бедовым и прочими.
Георгий Константинович пробурчал что-то под нос и пересел ко мне. Бедов с адъютантом едва успели влезть на заднее сиденье, как мы тронулись. С Жуковым рядом как-то и ехать стало веселее, хотя он сидел смертельно усталый и поэтому злой, нахохлившийся. Кстати, Георгий Константинович всегда ездил рядом с водителем, никогда не садился сзади. Он нередко бывал в "помощниках" у меня, великолепно ориентировался и, если случалось мне быть в затруднении, безошибочно указывал - сюда!
В ту памятную поездку мы объезжали штаб за штабом на западном направлении. Жуков каким-то неведомым чутьем отыскивал очередной штаб, они были замаскированы от врага, а в данном случае и от своих. Чем дальше мы ехали по прифронтовой полосе, тем больше Георгий Константинович мрачнел. После переезда Нары машина охраны отстала и наш доблестный ГАЗ-61 в одиночку рыскал по разбитым дорогам. В опустевшем Малоярославце, где, казалось, сбежали все, включая власти, у райисполкома увидели две шикарные машины. Жуков вышел, растолкал дрыхнувшего шофера и узнал, что машины маршала С. М. Буденного. Иномарки, конечно, на других пролетарский стратег не ездил. А его-то как раз и искал Георгий Константинович. Он быстро скрылся в здании, мы остались ждать.
Примерно через полчаса Георгий Константинович вышел, подтянутый, с каким-то пронзительным выражением в глазах. А за ним вывалился обмякший Буденный, знаменитые усы обвисли, физиономия отекшая. С заискивающим видом он пытался забежать впереди Жукова и что-то лепетал самым подхалимским тоном. Георгий Константинович, не обращая внимания, буквально прыгнул в машину. Тронулись. В зеркале заднего вида запечатлелся замерший Буденный с разинутым ртом, протянутой рукой, которую Жуков не пожал. Маршал! За ним толпились выкатившиеся из двери охранники полководца.
В странствиях 6-8 октября Жуков неожиданно появлялся в войсках, что немедленно вселяло уверенность как в толпах отходивших красноармейцев, так и в высших штабах. В последних Жукову предлагали закусить. Отступление отступлением, а животы штабные не подводили. Георгий Константинович холодно отказывался. Наверное, не хотел сидеть за столом с "бездельниками", допустившими разгром и окружение немцами большей части войск Западного и Резервного фронтов. Да и относился он безразлично к тому, что ел. Георгий Константинович, бывало, повторял: "Щи да каша - пища наша". Соблазнять его обильным застольем, да еще с выпивкой было бесполезно.
Самым отрадным эпизодом в той мрачной поездке была встреча под Медынью. Нас остановил патруль, одетый в комбинезоны и танкистские шлемы. Патрули сказали, что дальше ехать нельзя - противник. Георгий Константинович ушел в штаб части, вернулся веселый, помолодевший. Меньше чем за час! Оказалось, что в этом районе дислоцировалась 11-я танковая бригада под командованием полковника И. П. Троицкого, которого Жуков знал по Халхин-Голу. Он отдал какие-то приказы и, удовлетворенный, уехал в Калугу. Я, во всяком случае, почувствовал, что мы, наконец, побывали в нормальной воинской части, где несли службу как подобает. Водители Троицкого вручили мне бутылку водки (я не пил и отдал ее охране) и полголовки сыра. Это было куда как своевременно, подозреваю, что часть ее съел Жуков. На здоровье! Думаю также, что расторопный чекист не преминул поставить себе в заслугу распорядительность в организации питания генерала армии.