Легенды разных перекрестков (сборник)
Это же необходимо вспрыснуть! Ну хоть по чуть-чуть! Они заворачивают в бар, пьют за Данию и за начало новой жизни. И на такси, опаздывая и в прекрасном настроении, прикатывают в суд. Поэт всех любит и готов сидеть вечно.
Вечность прокурор измерил семью годами. Обвиняемый побелел и поклялся себе бросить пить вообще.
Но датский суд демократичен, и наступил черед бесплатного государственного адвоката. А кто обычно государственный и бесплатный? Молодой, который еще не купил частную практику и не выработал ценз по времени и выигранным делам. И этот молодой боец выскакивает на ринг. По фигу ему поэт, он дерется за свою карьеру.
Он кратко освещает творческий путь поэта: любил, страдал, принес свой духовный вклад в датскую сокровищницу. Он выразительно воспевает успевшую забеременеть на датских кормах жену поэта: пусть лучше семью кормит муж, чем налогоплательщики. Он вдребезги разносит претензию обвинителя на умысел к ограблению: помилуйте, все на месте, перестаньте плодить преступность на бумаге. И только после этого, размяв, так сказать, соперника, наносит нокаутирующий удар.
Он предъявляет суду рекламу стекольной фирмы, поставившей ювелиру это витринное стекло: оно и небьющееся, и пуленепробиваемое, и не нуждается в дополнительной защите, и вообще способно выдержать чуть не ядерный взрыв.
Он предъявляет иск ювелира к фирме: обман клиента, нарушение прав потребителя и нарушение закона о рекламе. И присовокупляет к нему ответ фирмы: кается, признает, за свой счет заменяет стекло на улучшенное и гарантированное – и благодарит клиента за то, что он помог фирме вскрыть недостатки продукции; плюс компенсирует моральный ущерб и частично материальный за полдня простоя в работе.
Это стекло вообще не должно было разбиться, гремит адвокат! И не было бы никакого преступления, и никакого суда, и никакой траты государственных средств! Да этому парню вообще надо предоставить место эксперта у стекольщиков!
И шлепает на судейский стол письмо злосчастной фирмы: она признает свою вину, благодарит обвиняемого и согласна оплатить судебные издержки. Еще бы нет. Попадет дело в газеты – и прощайся с покупателями: покупаешь пуленепробиваемое, а его любой пьяный камнем разносит.
Адвокат от имени обвиняемого выдвигает фирме иск: халтурите, гады, а вот по вашей вине люди страдают. Ну, задел камнем – а вы что обещали?!
Друзья аплодируют. Поэт балдеет. И получает два месяца. Все-таки хулиганство имело место…
Поэт искренне благодарит суд, радостно целует через барьер жену и заводит руки за спину: куда идти.
– А вы где живете?
– Пока в лагере для перемещенных лиц.
– Вот туда и идите.
– Как?
– Это ваши проблемы. В вашей подписке о невыезде оговорено, что вы являетесь по вызову в суд и тому подобное за свой счет. Транспортом не обеспечиваем.
Поэт ничего не понимает. А сидеть-то… куда идти?
– Когда надо будет сидеть – вас вызовут. А пока ступайте.
– Позвольте, – говорит поэт, – но как же так? Мне ведь уже дали срок!
– Чем вы недовольны? Хотите начать отбывать наказание прямо сейчас? Это не предусмотрено.
– Но я же… могу сбежать! – возражает он.
– Куда? – удивляются они.
– Ну… в Швецию.
– Зачем? Вам никто не даст вид на жительство. Провести жизнь в бегах? А когда вернетесь – срок добавят. А после отсидки – лишат датского вида на жительство и депортируют. Так куда же вы денетесь?.. А жить на что будете?
Очень логично.
Тюрем в Дании не хватает. Новая тюрьма денег стоит. А какая ж это партия, пришедшая к власти, объявит, что собирается тратить бюджетные деньги на строительство тюрем? Народ их не поймет!.. Вот они и сидят по очереди. Нет, вы поняли?
А сбежит – и хрен с ним, нахлебников меньше: к нам уже не суйся.
И поэт привыкает жить под дамокловым мечом. И через полгода этот меч на него обрушивается в виде присланной анкеты на шести листах: какими болезнями болели? сколько психов в роду? рост, вес, приметы; профессия, хобби, какими видами спорта увлекаетесь; предпочитаете сидеть на солнечной стороне или тенистой? не помешает ли отсидка вашему бизнесу? хотите ли сидеть подряд, или по выходным уходить домой – но эти дни не зачтутся; а можно сидеть только по выходным, но это будет долго. И – подробный адрес тюрьмы, виды транспорта до нее, телефоны дежурного, коридорных и коменданта. Плюс листок с приглашением: такого-то числа к семи утра мы вас ждем.
Поэт идет сидеть, и у него растроганно влажнеют глаза. Камера на двоих. Телевизор в коридоре. Телефон в коридоре. Трехразовое питание может быть для больных диетическим. Спортзал, библиотека, мастерские для любящих труд, с семи утра до девяти вечера хождение внутри тюрьмы свободное. Бумага, ручка, писать стихи сколько влезет.
– Шекспир был гений, – шепчет поэт. – Весь мир тюрьма, но Дания – да, образцовая. На месте Гамлета я бы не дергался… в России он не жил! принц, понимаешь.
А тюремщики объясняют дополнительно, что вообще-то с его нестрашной статьей можно хоть каждый день ходить в город – с восьми утра до восьми вечера, но предупреждать надо заранее, и пропавшие обед и ужин, на которые он имеет право, ему тогда не возместят, и срок за этот день будет засчитываться наполовину. Зато можно днем ходить на работу, а ночью сидеть в тюрьме. Многие так и поступают, чтоб место не потерять.
Никто еще не садился в тюрьму с такими грандиозными планами и энтузиазмом – от графа Монте-Кристо до Ульянова-Ленина. Поэт будет писать, читать, совершенствовать датский язык и заниматься спортом. Что может быть прекраснее и могущественнее мечты? Только лень.
Поэт нажрал бока, научил сокамерников преферансу и пристрастился вступать в дискуссии с пастором по разным вопросам христианства. Как часто бывает, в тюрьме он впервые оценил все прелести абсолютной свободы.
– Я христианин! – решил он. – А следовательно – мое место в Христиании.
– Они же там все не моются, – робко заметила молодая жена на побывке. – От них пахнет.
– Это запах свободы, дура, – объяснил умудренный тюрьмой муж. – Хотят – пахнут, хотят – моются. И тебе никто не запретит мыться. Или пахнуть. Как захочешь.
Новое увлечение захватило его. О, почему здесь нет питерских друзей – чтоб они завидовали! тогда счастье было бы полным.
Он бросился сидеть плотно, без перерывов, – и после освобождения они поселились в Христиании.
О Христиания! Шведы предложили датчанам ченч: те закрывают Христианию, а шведы в ответ закрывают свою атомную электростанцию, которой датчане боятся: вдруг все отравит. Потому что шведская молодежь не просто сбегает через открытую границу в Христианию, чтоб предаваться там порокам группового секса и употребления наркотиков, но делает это иногда в качестве альтернативной службы, вместо призыва в армию.
Мы – независимое государство, гордо ответили датчане: подавитесь вашей электростанцией. И не закрыли.
Христиания – это небольшой район Копенгагена, расположенный на отделенном каналом островке. Фактически же – это полунезависимое полугосударство.
Мекка хиппарей всего мира – вот что это такое. Здесь впервые перестали преследовать за употребление наркотиков. Здесь впервые узаконили браки между влюбленными одного пола.
О Христиания! сладкий сон: «Раздолбаи всего мира, объединяйтесь!».
Границей служит зеленый штакетник у мостика. Фанерная арка расписана гостеприимно и нецензурно. Непосредственно за аркой тощие немытые мымры предлагают купить гашиш – это узаконенный промысел: плитка в пять граммов. Больше – закон слегка покарать может, а пять граммов – это как бы для личного потребления, это можно.
На крохотной булыжной площади вывихнутые из нормальной жизни свободолюбцы, юноши бледные и запущенные лет так под пятьдесят, торгуют самопальными сувенирами. Цены на сувениры напоминают таракана, прыгнувшего с шестом: и как такая маципуська забралась на такую высоту?! А потому что – столица хиппи: за престиж дерут с дурных туристов. А больше просто свои мелкие наркоденьги через эти псевдолавчонки отмывают.