На земле и на небе

Ксюше стало заранее жаль собачку, но взгляд ее уже бежал дальше по двору и вдруг остановился на двух вкопанных в землю столбах с перекладиной наверху. С перекладины свисали две крепкие веревки, поддерживающие небольшую скамейку.
— Мам, качельки, — прошептала девочка, с восхищением глядя на это незатейливое сооружение.
— Да, Славик в прошлый раз приезжал, так, можно сказать, заново их сделал. Ведь у меня тоже ребятишки были, только вот выросли да поразъехались.
— А можно мне покачаться? — робко спросила Ксюшка.
— Давай. Для того и поставлены, — великодушно разрешила хозяйка. Только с первого раза не усердствуй, а то и в машине небось накачало, и здесь налетаешься до небес, так что голова кругом пойдет. — И, обращаясь уже к Кате, добавила: — А мы давай присядем здесь, в холодке. — Она указала на резную скамью.
— А сколько у вас детей? — задала вопрос Катя, чтобы начать разговор.
— Трое у меня. Замуж-то я рано вышла, еще и восемнадцати не было, — ответила тетя Сара, подперев кулаком щеку. — Мужик мне попался бедовый. Больше всего любил на гармошке играть. Правда, по молодости за гармошку я его и полюбила, и за чуб ржаной, и за васильковые глаза. Я тогда девка видная, красивая была, любой мог взять. А вот кровь в голову ударила — люблю Гришку, и все. Сколько меня мать ни уговаривала — стояла я на своем. Да что там… — Женщина махнула рукой и ненадолго задумалась. Потом встрепенулась и продолжила: — А впрочем, и ладно. Веселый был. И дети у нас хорошие. Первый был тоже Славка, как и Шуркин, потом через три года — Владимир, а погодком после него — Сергей. Больше не было никого. Муж мой утонул. Свадьбу в соседней деревне гуляли, а у меня Сережка был грудной, и месяца не было, так что осталась я дома… — Тяжелые складки перерезали ее переносицу. Потом она вздохнула и продолжила ровным, спокойным голосом: — Так вот, жарко было, наверное, как сейчас. Все полезли купаться. А потом, как охолонулись да за стол стали садиться, смотрят — а гармониста нет. Ну, думали, где-то пьяный лежит. Стали кричать, ругаться — не нашли. А как свечерело, ребята одежду с реки притащили. Все кинулись — да что уж… Поздно уже. Значит, не выплыл…
Женщина опять тяжело задумалась.
— А больше замуж не выходили? — поинтересовалась Катерина.
— Сваталось много. Пыталась жить с разными, так, без венчания — без мужика-то в деревне трудно… — Женщина задумчиво посмотрела на качающуюся на качелях Ксюшку и продолжила неторопливо: — Да не смогла. Как увижу, что на ребятишек плохой глаз кладет — так сердце и заходится. А уж ежели несправедливо крикнет или руку поднимет — вон Бог, а вон порог. Так никто и не прижился.
— Так вы одна троих ребят вырастили?
— Получается, что так, с Божьей помощью. Больше всего, конечно, Славке досталось — он же старшой. В пять лет уже мне помогал и за братьями присмотреть, и за птицей ходить. Вот и вырос хоть куда. Нынче лесничим служит в заповеднике на Вишере, заочно институт закончил, книгу пишет. — Тетя Сара явно гордилась своим первенцем. — Недаром мы его Вячеславом нарекли — слава и мне, и ему от людей.
— А как Владимир?
— Тоже не жалуюсь. По дереву мастер. В городе сейчас живет. Вот он эту скамейку и сладил, и дом мне помогал содержать в порядке, и сарай строил.
— А сейчас что же, не помогает?
— Помогает, конечно, только приезжает теперь нечасто. Женился, сама понимаешь. Фирму организовал мебельную. По нынешним временам это неплохо, но шибко хлопотно, поэтому я его по мелочам не гоняю. Да и нынче в соседях много мужиков, так что подсобляют. Но когда позову — не отказывает.
Катя боялась спросить о третьем сыне, вдруг по поговорке — в семье не без урода. Но хозяйка, словно прочитав ее мысли, продолжила:
— А Сережка сейчас в армии, на аэродроме служит. Офицер попался хороший. Может, после срочной в части и останется. Пишет, что нравится служить. Он техникум закончил, вот его механиком и взяли.
Катя смотрела на эту еще нестарую женщину и удивлялась ее силе и стойкости. Троих ребят вырастила, воспитала — и не согнулась, не возроптала на свою тяжелую судьбу. Невольно Катя сравнила себя с этой красивой и уверенной в себе женщиной. Да разве можно свои несчастья ставить рядом с теми трудностями, которые испытала эта простая крестьянка?! И ведь не сломалась, не озлобилась, а наоборот.
— Да что-то мы с тобой заболтались, — тетя Сара встала со скамьи, — зови дочку, соловья баснями не кормят.
Ксюша легко соскочила с качелей и последовала за женщинами в дом.
В комнате было прохладно и уютно, деревянные полы — чисто вымыты и покрыты самоткаными дорожками. У большой печки стояла старинная железная кровать с горкой белоснежных подушек на голубом покрывале. У стены — большой деревянный стол, покрытый клеенкой в красный горошек. На столе гордо возвышался глиняный кувшин, а рядом с ним — большое блюдо, накрытое белой полотняной салфеткой. Хозяйка откинула салфетку, и под ней оказалась горка румяных, пышных ватрушек.
— С утра напекла, так что угощайтесь.
Катерина присела к столу, посадила Ксюшу на колени.
— Да, что там тесниться, я сейчас из кладовой еще табуретку принесу. Ксения, — позвала хозяйка, — подмогни.
Девочка вопросительно посмотрела на мать. Катерина кивнула и ссадила ее с колен:
— Иди-иди, помоги тете Саре.
Через несколько минут Ксюха вернулась, с трудом волоча большой белый табурет. Вслед за ней невозмутимо шла хозяйка, бережно неся в руках поллитровую банку, словно наполненную живым, текучим и вязким янтарем.
Катя подхватила у дочери табурет, поставила около стола, и через миг девочка уже сидела с ней рядом, оперевшись ножками в полосатых носочках на перекладину.
— Вот медком угощайтесь. — Хозяйка поставила банку на стол и налила в большие кружки в крупный опять же красный горох тяжелое молоко из глиняной крынки.
Катерина робко потянулась за ватрушкой.
— Да бери-бери, не стесняйся. Испекла — как знала. Так что пока все не съедите — из-за стола не выпущу.
Ксюшка со страхом глянула на казавшуюся ей огромной горку ватрушек. Ела она очень плохо, поэтому Катерина старалась покупать только то, что девочке нравилось. Но подчас дочка отказывалась и от любимых блюд. Откусит раз-другой, и все — не хочу больше.
Катя сама немного побаивалась суровую хозяйку. Она протянула Ксюшке небольшую ватрушку и невольно сжалась, боясь, что девочка выпалит свое всегдашнее «не хочу». Но девочка послушно взяла и усердно стала откусывать, запивая молоком.
— Тетя Сара, а я тоже горохи люблю, — начала девочка, поглядывая на свою кружку. — У меня и платье есть в горошек, и кофточка.
— А у меня — сарафан в горошек, — продолжила хозяйка. — И в комнате, где вы будете жить, — обои в цветочек с мелкими горошками. Так что вам весело будет.
Катя вздохнула с облегчением. Присутствие суровой хозяйки ее несколько сковывало, и она все время опасалась, что дочка в любой момент может закапризничать.
— Вот сейчас поедите — и пойдете отдохнуть. Я для вас приготовила две кровати. Но если там опять Машка улеглась — гоните ее. Эка хозяйка, всегда норовит лечь на детскую кроватку.
— Машка — это кошка? — Девочка даже замерла с куском ватрушки в руке.
— Ну уж не мышка, это точно, — улыбнулась тетя Сара и в ее глазах появились веселые огоньки.
Ксюшка готова была тут же бежать в комнату поглазеть на хвостатую «хозяйку», но осторожно посмотрела на тетю Сару и осталась на месте. Она до последней крошки доела ватрушку, допила молоко — и только тогда вышла из-за стола.
— Спасибо, — скромно поблагодарила она хозяйку.
Катерина с трудом узнавала свое озорное дитя.
— А теперь можно на вашу Машку посмотреть? — Девочка в нетерпении теребила подол сарафанчика.
— Вот торопыга, — добродушно проворчала тетя Сара, но все же встала из-за стола, взяла ее за руку, и они направились через сени в другую половину дома. — Конечно, вот она, тут как тут. Только тебя все и ждали! — Слова хозяйки относились к пятнистой кошке, которая вальяжно растянулась на покрывале небольшой детской кроватки.