Убийца наваждений

– Я давно уже поняла важную вещь, – отложив рамгу и по-кошачьи потянувшись, сообщила Кайри. – Сверхопасными мороки становятся из-за нашего страха перед ними, правда ведь? Значит, если ты не будешь так сильно бояться, ты насколько-то ослабишь это наваждение – самая обыкновенная обратная связь.
– Не совсем так. Раз она уже воплотилась, мое теперешнее состояние на нее не повлияет.
– Все равно попробуй или заглушить свой страх, или отвлечься, тогда меньше риска, что она до нас доберется.
– Хорошо. – Инора согласно кивнула, хотя вовсе не была уверена, что сумеет последовать этому дельному совету.
Темре жил в старом доходном доме на склоне Блудной горки, до того старом, что его кирпичные стены, почернелые от многолетней копоти, на ощупь давно стали шершавыми, как нешлифованный камень. Если смотреть издали, дом был на свой запущенный лад красив. Прямоугольные окна обрамлены барельефными стрельчатыми арками, этажи отделены друг от друга широкими карнизами, на которых нередко отдыхали трапаны, сложив шалашиком кожистые крылья. Все декоративные изыски из кирпича, никакой лепнины.
Горка называлась Блудной, потому что однажды ночью якобы пропала, так что ее припозднившиеся обитатели никак не могли попасть домой, но под утро снова появилась на прежнем месте.
Темре пошел от трамвайной остановки напрямик через парк у подножия холма. Повсюду кучи облетевших листьев, и старые лестницы сплошь ими засыпаны – безопаснее подниматься сбоку, сойдя с дорожки. Деревья, как и окрестные строения, скорее подразумевались, чем присутствовали в этой чернильной реальности. Пока на какое-нибудь из них не налетишь. Если бы светила луна, как оно бывает по ночам за пределами столицы, ее серебристое сияние заливало бы всю округу, но с тех пор, как наступила эпоха пара, небесное око Великой Кошки не заглядывало в накрытый смогом Лонвар.
Дом стоял на месте, уже отрадно, и никакого тревожного шума оттуда не доносилось. Окошки желтели за переплетением ветвей тепло и уютно. Ага, светятся два окна его гостиной в верхнем правом углу темной декорации на кромешном ночном фоне, каждое состоит из четырех пар квадратов, разделенных рейками переплета. И непохоже, чтобы стекла пострадали.
Убийца наваждений тихо отпер дверь подъезда, быстро, хотя и не роняя достоинства, поднялся по лестнице, пахнущей мышами и болотно-сладковатыми ароматическими курениями, просочившимися из-под чьей-то двери.
Квартира была заперта, замочная скважина затянута паутинкой «сторожа», убрать которую не смог бы никто, кроме хозяина. Точь-в-точь как утром, когда он отсюда уходил. Значит, вошли не через дверь. Кто бы сомневался.
«Сторож» послушно скользнул серой горошиной в подставленную ладонь, мигом втянув свою паутину. В прихожей Темре дождался, когда он напьется крови – ему требовалось немного, меньше капли, – отцепил его и посадил в стеклянную вазочку в виде бутона кувшинки. Потом повесил на крючок отсыревший плащ и плавным шагом готового к броску хищника направился к полоске света, наискось перечеркнувшей погруженный в полумрак коридор.
Когда он остановился на пороге, гость, развалившийся в его любимом кресле, отсалютовал ему бокалом.
У гостя было узкое смуглое лицо с высокими, чересчур острыми скулами и впалыми щеками. Масса черных волос заплетена в косички разной длины – на концах висели костяные и деревянные бусины, темно-красные дикие ягоды, пробитые позеленелые монеты канувших в прошлое государств, мелкие ракушки, истрепанные кожаные шнурки.
Глаза с приподнятыми к вискам уголками и иссиня-черной радужкой, с почти неразличимыми в этой блестящей тьме вертикальными зрачками смотрели насмешливо и в то же время с довольством бродяги, которого пустили погреться у камина. Он казался слишком худым, а кисти его изящно костлявых рук демонстрировали неестественную гибкость. Длинные тонкие пальцы, унизанные перстнями, оканчивались слегка загнутыми желтоватыми когтями, напоминающими птичьи.
Туника и заправленные в сапоги штаны были сшиты или, скорее, непонятно каким образом склеены из осенних листьев – коричневых, желтых, бурых, багряных, отливающих влажным блеском, пахнущих прелью и сыростью с легкой горчинкой, и это невероятное одеяние вовсе не собиралось рваться или расползаться в клочья.
Гостиная выглядела как всегда, никаких признаков насильственного вторжения, не считая занятого хозяйского кресла. Ни осколков, ни грязных следов на ковре. Хотя откуда бы взяться следам, если визитер способен просочиться сквозняком в любую щелку, не запечатанную охранным заклинанием?
– Рад тебя видеть, – произнес Темре, выставив на стол «Гинбо Таи» с тускло золотящимся гербом на темном стекле, и повернулся к шкафу за бокалом.
Он почти не покривил душой. После Нолгана Аргайфо с его выморочными «ненаглядными» и толпы распираемых праведным негодованием родственников он был бы рад любой компании, не имеющей с ними ничего общего. Пусть даже это будет Клесто, или Дождевой Король, или Птичий Пастух, или Смеющийся Ловец, или как его там еще называют. Древний стихийный дух, который, видите ли, нуждается временами в человеческом обществе.
Темре свел знакомство с этим существом в начале прошлой осени. Его тогда пригласили, чтобы он разделался с мороком, который объявился в заброшенном особняке в респектабельном пригороде Лонвара. Старинный дом, украшенный гипсовой лепниной в виде причудливых раковин – посеревшей от пыли и копоти, но все равно волшебно красивой, – собирались ломать, чтобы построить на его месте гостиницу с рестораном, а зловредный обитатель никак не хотел оттуда убираться и изобретательно запугивал нанятых хозяевами рабочих.
Темре не сразу разобрался, что никакой это на самом деле не морок. Только после нескольких сражений, измотавших его бешеным темпом и феерическим идиотизмом ситуаций, больше напоминавших балаганный фарс, чем трудовые будни убийцы наваждений, он начал подозревать, что здесь что-то весьма не так.
Смеющийся Ловец, которому понравилась эта игра, морочил ему голову, имитируя характерный для воплотившихся наваждений ореол. В конце концов Темре, укрепившись в своих догадках, проконсультировался у знающих людей и разоблачил лицедея. После чего сообщил заказчикам, что им нужно звать на помощь других специалистов, природные духи не по его части. Пришлось выдержать еще одну баталию, на сей раз словесную: на него орали, брызгая слюной и требуя непонятно чего: то ли возвращения аванса, то ли расправы с духом, будь он хоть трижды древним и могущественным.
С такими сущностями, как Птичий Пастух, нет смысла воевать, с ними нужно договариваться по-хорошему. До хозяев злополучного дома это все же дошло, и они обратились за посредничеством к жрецам Девятирукого, однако Клесто был категорически против того, чтобы особняк сносили. Уладить ситуацию к обоюдному согласию так и не удалось, и пришлось им, понеся немалые убытки, отказаться от этой затеи.
И все бы ничего, но Дождевой Король вскоре после этого понял, чего ему на протяжении бессчетных веков не хватало: возможности заглянуть вечерком в гости к Темре на чашку чая или кавьи.
В первый раз Темре, затаивший досаду (недаром же считается, что если гронси – так непременно злопамятный), попытался вышвырнуть незваного гостя вон. Страшно вспомнить, в какую сумму это вылилось. Пришлось возмещать ущерб и хозяину доходного дома, и соседям, у которых что-то там с потолков и со стен попадало, хорошо, что никого не зашибло.
Он съехал с квартиры, а когда история повторилась, снова поменял жилье – тогда-то он и перебрался на Блудную горку.
В третий раз обошлось без драки. Темре угораздило подцепить жестокую простуду с лихорадкой, а бесцеремонный визитер напоил его каким-то неведомым бальзамом собственного изготовления, и заразу со всеми симптомами как рукой сняло. Он влил в него это зелье силком, словно скармливал лекарство малому ребенку, пока убийца наваждений, почти не вменяемый от жара, пытался нашарить заговоренный нож.
Бить морду в благодарность за лечение вроде бы невежливо, так что Темре, окончательно придя в себя, предложил ему иллихейской кавьи, сознавая, что перемирие де-факто заключено и теперь никуда от этого не денешься.