Двое в стране любви

– Что ты собираешься делать, Джулианн? Каковы твои планы?
– Относительно ребенка?
Он кивнул и подцепил немного салата. Она тоже попробовала салат.
– Прежде всего надо будет подыскать квартиру с двумя спальнями. – Она пронзила шпажкой пластиночку огурца. – А как только приступлю к работе, поговорю со своим работодателем. Я намерена работать до последнего, но в конечном счете мне все-таки потребуется краткосрочный декретный отпуск.
– Эти планы не предполагают моего участия, – заметил он.
– Я не могу строить планы в расчете на твое участие, Бобби.
– Я знаю. Но ты проделала такой путь в Техас, ты должна же чего-то хотеть от меня.
Она посмотрела в тарелку, потом подняла взгляд и мягко, почти по-матерински, ответила:
– Я надеялась, что мы будем поддерживать связь, что ты приедешь в Пенсильванию перед рождением ребенка и сразу после этого вернешься обратно.
У Бобби что-то сжалось в груди. Джулианн только хотела, чтобы он знал своего ребенка, может, иногда навещал, наконец, просто звонил. Собственно, того, что должен делать любой «воскресный» папа и чего никогда не делал Кем по отношению к Майклу.
– Это не проблема, все выглядит слишком просто... я собираюсь попробовать стать отцом.
Она ответила ему улыбкой, и Бобби замер.
Его волновало, как бы не сделать ложный шаг, женившись в силу необходимости, а она беспокоилась о своем ребенке, о том, чтобы у него был пусть далекий, но папа.
Господи, этак ведь и подонком недолго стать!
– А как насчет поддержки? – спросил он. – Какой угодно. Например, помогать оплачивать большую квартиру или купить что-нибудь для младенца, когда он появится?
– Я не о деньгах.
– Деньги – это важно, Джулианн.
– Конечно, это важно. – Она все еще возилась со своим салатом. – Но я уверена, что твой адвокат посоветует тебе пройти тест на отцовство, прежде чем предлагать какую-либо помощь.
Он нахмурился:
– Если ты говоришь, что ребенок мой, значит, это мой ребенок. Я не собираюсь в тебе сомневаться и не позволю этого никакому адвокату.
Она положила вилку и погладила живот.
Их взгляды встретились, и Бобби вздохнул. Джулианн, как и полагалось беременной женщине, светилась изнутри, излучала тепло, в этот странный, мистический момент она была даже прекраснее, чем когда-либо.
«Это из-за ребенка», – подумал он.
Бобби прокашлялся и потянулся за водой. Не удивительно, что некоторые мужчины хвастались, если женщина от них беременела, – ведь этим подтверждалась их мужская сила.
И снова их взгляды встретились.
– Ты должна поесть, – сказал он, указывая на ее все еще полную тарелку.
– Ты тоже, – отозвалась она.
Обед они закончили в молчании.
После обеда Джулианн и Бобби сидели на крыльце. Воздух был теплым, дул легкий ветерок, и садившееся за холмы солнце смягчало острые очертания утесов и теней на траве.
Он прихлебывал из чашки кофе, а она доедала шарик ванильного мороженого.
Бобби повернулся и взглянул на нее, а она внимательно рассматривала его лицо: крепкий подбородок, высокие скулы, орлиный нос, твердый, серьезный рот.
Их ребенок будет похож на Бобби: у него будут великолепная бронзовая кожа и прямые темные волосы.
– Ты кому-нибудь говорил о ребенке? – спросила она.
Он отхлебнул кофе.
– Нет. Я хотел поговорить с племянником, но он куда-то исчез. А твои знают?
– Нет еще. Родители у меня люди старомодные, и я сомневаюсь, что они будут счастливы. – Она представила мамочку и папочку с их небольшим домиком, простыми нарядами, тщательно подстриженной лужайкой и вечной озабоченностью тем, что подумают соседи.
– Потому что ты не замужем?
– Да.
Он поставил чашку и поднял на нее глаза:
– Мои родители тоже были традиционалистами.
– Были?
– Они уже ушли. Вместе с другими. Майкл – мой единственный родственник.
– Мать Майкла была твоей сестрой?
– Нет. – Он, казалось, удивился ее вопросу. – Его отец был моим старшим братом. Но Кем давно умер.
– Вы с Кемом выросли здесь? – спросила она.
Он опять казался удивленным.
– Нет, это родина Майкла. Они с матерью жили на се ферме. Мать Майкла была белой, из потомков немецких эмигрантов, которые когда-то здесь поселились.
Джулианн надеялась, что он еще что-нибудь расскажет.
– Мать Майкла нашла меня за полгода до своей смерти. Племяннику тогда было тринадцать. Я не знал, что он – сын моего брата.
Джулианн смотрела на холмы, на небо, которое уже начинало темнеть.
– А Кем знал, что у него есть сын?
Бобби шумно вздохнул:
– Да, знал, но ничего не сделал для Майкла. – Он замолчал. – Это было нелегкое время. Брата уже не было, и я оказался лицом к лицу с умирающей женщиной и неуправляемым подростком.
– Мать Майкла просила тебя позаботиться о ее сыне?
Бобби кивнул:
– Она знала, что умирает, а у нее больше никого не осталось. Если бы я не взялся, Майкл остался бы сиротой и, скорее всего, попал бы в какое-нибудь воспитательное заведение.
Джулианн рассматривала свое мороженое.
– И ты получил в наследство ребенка.
– Так это выглядело. – Он поглядел на ее живот и чуть улыбнулся. – Но я сам сделал того, которого носишь ты.
Да, подумала она, он сделал ей подарок – подарил младенца, о котором она всегда мечтала.
Джулианн вздохнула, и вздох этот слился с шелестом травы, листвы и цветов.
– Как ее звали? – спросила она.
– Кого?
– Мать Майкла.
– Селеста.
– Она была хорошенькой?
– Она была больна, когда я ее увидел.
Внезапно Джулианн почувствовала симпатию и сочувствие к этой женщине.
– Она любила твоего брата?
Бобби снова глотнул кофе:
– Не знаю. Они с Кемом встретились в ресторане, где она работала. Он провел ночь в ее доме. После того как она сообщила ему, что беременна, он больше туда не возвращался.
Бобби нахмурился, глядя в чашку.
– Прости меня, – сказал он, – я был не очень любезен, когда ты сказала мне о ребенке, просто я заволновался. Я и сейчас волнуюсь.
– Я тоже, – призналась она.
Он поднял глаза:
– Никогда не представлял, что окажусь в таком положении.
Интересно, а они с женой собирались завести детей? Спросить об этом Джулианн не посмела, ей сейчас легче было говорить о Селесте, чем представлять себе Бобби с его женой.
– Майкл все еще живет на той ферме?
– Да, ее видно с этого холма. – Он указал на группу деревьев. – Вон там, за дубами. Пойдем покажу.
Он провел ее среди старых деревьев, и они остановились на краю холма. Долина была ярко-синей от цветов.
Джулианн увидела дом.
Теперь по ночам она могла представлять себе Бобби в доме Майкла.
Сколько ночей с тех пор, как они занимались любовью, она думала о нем, мечтала о нем, раздеваясь перед сном, заново переживала его прикосновения?
– Я из Оклахомы, – сказал он.
Она вздрогнула.
– Прости, что ты сказал?
– Ты спрашивала, где выросли мы с Кемом...
– Вы там были счастливы?
– Настолько, насколько может быть счастлив индейский ребенок.
Она вспомнила о розе племени чироки и о легенде его предков.
– Как ты построил это ранчо, Бобби? Как у бедного индейского ребенка получилось все это? Неужели ты был так знаменит на родео?
– Я все делал как надо, и лучше многих, но, честно говоря, ковбои родео зарабатывают значительно меньше, чем другие профессиональные спортсмены, так что я жил скромно, вкладывая почти все, что зарабатывал. Наверное, у меня оказался финансовый талант, потому что в конечном итоге я начал покупать приносившую доходы собственность. Не здесь, в Оклахоме. К тридцати годам у меня уже было несколько доходных домов.
– И ты продал их, чтобы купить Элк-Ридж?
– Да, но идея была не моя, Селеста настояла. Майклу нужна была оседлость, а эти холмы были его родиной, его домом. Так, в конечном счете, это тоже стало моим. – Он посмотрел на красно-белый сельский дом. – Хотя Майкл не считал меня своим спасителем. После смерти матери он обижался на меня за все: за то, что я был братом Кема, за попытки заставить уважать традиции предков, за требования соблюдать дисциплину. У этого ребенка было шило в одном месте.