Гнездо времени
Море вдруг раскрылось под ногами, как огромная устрица. Оно стало как бы понятнее - его заливы, течения, отмели, косы, рифы и сами цвета: от сине-черного через зеленый к прозрачно-бирюзовому. Было очевидно, что Карибское море - довольно веселый персонаж. В нем струились и спиралеобразно вихрились жизненные токи. Более того, я понял, что оно связано с воздухом. Вроде была четкая грань между морем и небом, но сквозь нее тут и там проникали почти неразличимые восходящие и нисходящие потоки энергии.
- Тоже мне открытие, - буркнул Петя в мои наушники. - Я это с пятого класса помню: коловращение воды в природе. Ты лучше погляди - наша подлодка опять на дно залегла!
Действительно, "Атлантис" белел сквозь прозрачную воду, и я даже углядел рядом с ним знакомую бешеную блондинку. Ей было грустно без нас с Петей.
Да и отставной прапорщик - морской таракан - пригорюнился, как сирота, на камушке.
Сердце мое сжалось от какой-то неясной любви ко всем униженным и обездоленным. Хотелось облобызать вертолетчика и всплакнуть на Петиной груди. Еле совладав с собою, я поднял глаза и узрел древний восточный знак, символ вселенной.
Туча вогнутой черной каплей закрыла полнеба, разделив весь мир на "инь" и "янь". Она придавила, сплющила солнце, но лучи его все же пробивались, и казалось, что это сияющая голова гигантского змея, украшенная золотыми перьями, глядит с заоблачной высоты на землю, на остров Канкун, на вертолет, где затаились мы с Петей. Пернатая голова строго склонялась над нами.
- Педро! - воскликнул я, тыча пальцем в окно и почти вываливаясь из геликоптера. - Педро! Кукулькан!
- Не ори - не дома. И дома не ори! - сказал Петя нравоучительно.
- Да правда же, Кукулькан! - не унимался я.
Туча подвинулась, и пернатая голова змея проявилась еще отчетливей. Его тело зеленоватым клубящимся жгутом извивалось над морем, а хвост уходил в тихие воды лагуны Ничупте. Вот оно - гнездо Кукулькана! Гигантская спираль простиралась от земли до солнца, и я понял вдруг, что пернатый змей Кукулькан, бог майя - бог времени! А под нами покоилось Гнездо времени море, острова, лагуны, сельва! Отсюда растекается время по миру. У меня закружилась голова, а перед глазами галопировали столетия.
Вперемешку я видел: шхуны под черными парусами и папирусные лодки, строительство пирамид и конные отряды конкистадоров, игру в каучуковый мяч и яркие росписи храмов, воздвигаемые и умирающие города, поглощаемые сельвой...
Братцы, я прикоснулся к хвосту Кукулькана! И время более не отторгало меня, оно пело в моих вертолетных наушниках, как сладкоголосые сирены. Это немного напоминало "Подмосковные вечера", только было еще глубже, задушевней и лиричней.
Я сидел и улыбался, как дурак на электрическом стуле.
- Турбуленсия! - пробилось ко мне любимое слово нашего пилота.
Вертолет, как на деревенской дороге, изрядно потряхивало. Но я-то понимал, что это ухабы времени.
Вскоре мы прочно встали полозьями на плоский холм и вылезли из вертолета.
- Все, Педро, ты свободен - Кукулькан не будет мстить!
- Да ладно тебе, - буркнул Петя. - А что значит - "портате бьен"?
- По-испански "веди себя хорошо". Откуда ты это взял? - поинтересовался я.
- Да, понимаешь, всю дорогу в наушниках кто-то бубнил загробным голосом: Педро, портате бьен! Думал, ты шутишь. Или пилот балуется. Так нет же - вы помалкивали... Чертовщина какая-то.
ПАТРИОТИЗМ И КРОКОДИЛЫ
Я лег спать на балконе. Звезды и облака проплывали надо мной. Влажное и теплое время обволакивало меня. Конечно, таким оно и должно быть в своем родовом гнезде. Мягким, как вылупившийся цыпленок.
Я заснул и ощущал струящееся время - оно текло по носу, капало в ухо, голова моя совершенно промокла от его шалостей. Отворив глаза, я понял, что это тропический ливень. Мокрый, как цуцик, лежал я в Гнезде времени, пропитываясь его секундами, минутами, бесконечностью.
О, Кукулькан! Пернатый ослепительный змей, бог мгновений, дай мне согласия с быстротекущим временем, дай понимания и веры!
Ливень миновал, и вновь выглянул из-за облаков возлежащий Орион. Мы чокнулись золотой текилой, и до восхода солнца я спал первым сном ребенка, только что вошедшего в этот странный мир.
Время поехало дальше, когда зазвонил телефон.
- Собирайся, - сказал Петя, - сегодня у нас встреча с крокодилами.
Выйдя из отеля, я увидал Петю в открытом джипе, который чем-то напоминал наши трактора времен первых пятилеток. Нет, конечно, джип был роскошен, удобен и все такое, но, черт знает почему, я-таки вспомнил о тракторах. Это вообще необъяснимо, однако, из песни, как говорится, не выкинешь.
- Откуда тракторишко-то? - спросил я.
- Да вот - взял напрокат. Плавали, летали, пора порулить. - Петя сидел гордо, с засученными рукавами, в каком-то немыслимом серебристом шлеме, на котором было начертано по-испански: "Всегда верен!"
- Как тебе головной уборчик? Хай класс! Я как узнал, что на нем написано, сразу, не торгуясь, и взял - у охранника военно-морской базы. Олюшу мою порадую!
И тут-то меня осенило, отчего в голову лезли наши трактора. Джип не имел к ним никакого отношения! Все дело было в Пете. Именно он, несмотря на шлем и прочие современные прелести, отчаянно напоминал тракториста из одноименного знаменитого фильма. Если бы наших ребят в те далекие времена награждали за ударный труд путевками на Карибское море, они бы выглядели, вероятно, так же, как Петя в джипе.
- Ну рванули! - сказал он. - Время бежит. А мне еще надо бы договориться - чучело крокодила взять. Говорят, нельзя. Мол, крокодил под охраной. Да мы-то с тобой знаем: где нельзя, там, значит, можно.
Петя, кажется, сам поразился этой народной мудрости и некоторое время рулил молча.
Маленький и худенький служитель крокодиловой фермы встретил нас с повышенной любовью. Может, из-за серебристого шлема он принял Петю за генерала местных вооруженных сил. Во всяком случае, обращаясь к Пете, служитель каждый раз ласково заглядывал в глаза и приговаривал: "Ми хенераль, пасале, пор фавор" ("Мой генерал, проходите, пожалуйста").
Петя достойно принимал почести. Он дружески похлопывал служителя по загривку и зычным голосом приказывал:
- Ну-ка, ну-ка, вот этого крокодилишку вытащи из угла. Держи, держи его за хвост, а то кадр смажется.
Служителю то и дело приходилось залезать в крокодильи загоны. Он был, надо признать, ловок и отважен, покуда мы ошивались возле молодняка. Думаю, у него имелся тонкий расчет - чтобы Петя именно тут истратил всю свою пленку. Так оно и случилось, когда мы добрались до крокодилов-подростков. Эти уже щелкали зубами с такой силой, что в ушах стоял звон. А хвостами срубали мелкий бамбук. Служитель с облегчением вздохнул. Он не предполагал, что у Пети в запасе еще две катушки.
- Давай, давай, амиго! - привычно распорядился Петя. - Вон того зубастенького волоки на свет божий!
- Меня зовут Хуан, - вдруг представился служитель.
- Очень приятно, - сказал Петя. - Валяй, Хуан, тащи зубастенького!
- У меня есть жена, бабушка и семеро детей, - продолжил Хуан, тихо удаляясь от загона.
- Во дает Хуанито! - поразился Петя. - Семеро козлят! Да еще и бабушка. Небось, из крокодильего рациона подкармливает.
- Ми хенераль, - задумчиво молвил Хуан, стоя в тени пальмы, - кто будет кормить моих козлят и мою бабушку, когда меня самого сожрут кокодрилос? Если вы берете это на себя, ми хенераль, я готов постоять за честь мексиканского флага.
Петя не ожидал такого поворота. Он несколько растерялся и как бы поубавился в чине, стащив с головы серебряный шлем.
- Погоди, Хуан! К чему нам подвиги в мирное время?
Но Хуан вдруг заартачился. Он перекинул ногу в крокодилий загон и, слегка балансируя, охрипшим, но героическим голосом произнес:
- Мы, мексиканцы, любим нашу прекрасную и дорогую отчизну. Мы всегда будем бороться за счастье и независимость Мексики!