Доски

 
Пьецух Вячеслав
Доски
Вячеслав Пьецух 
Доски 
В октябре восемьдесят четвертого года у Ивана Грудного из Михальков родилась дочка, и в начале ноября он ее окрестил. На крестинах гости выпили три четверти самогона и до того доплясались, что в двух местах проломили пол. Нужно было срочно чинить поломку, потому что в избе стало совсем невозможно жить, но для этого требовалось хоть из-под земли достать кубометр половой доски. В восемьдесят четвертом году это была проблема почти неразрешимая, несмотря на то, что лесу в округе водилось много, имелся поблизости леспромхоз, еще кое-какие деньги были закачены у людей, и тем не менее проще было попасть в председатели райсовета, чем добыть кубометр половой доски. Во всяком случае, у Ивана Грудного эта операция вылилась в целую эпопею, о которой он до сих пор любит порассказать. 
Уже в тревожное наше время, когда общедоступными стали пиломатериалы, водка, огнестрельное оружие, девушки и всероссийская известность, в Столетове, в чайной, расположенной напротив здания сельсовета, выпивали трое земляков, а именно: Иван Грудной из Михальков, пастух Жирнов из деревни Голубая Дача и некто Сидоров, киномеханик из районного городка. Закусывали ржаным хлебом, луком, аккуратно порезанным на кружочки, и краковской колбасой. При этом говорил один Грудной, собутыльники же его изредка вставляли только замечания и вопросы, да еще гудело радио, которое буфетчица Зина слушала круглый день. В чайной недавно был сделан ремонт, и поэтому тут приторно-кисло воняло краской. 
- Я вам сейчас расскажу, почему у нас не задался социализм, - говорил Грудной. - Потому что у нас никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. А так, ребята, социализм - это довольно просто: если на всем готовом, то ты из меня хоть веревки вей. Карл Маркс совершенно правильно предсказал, что на смену капитализму обязательно должен прийти социализм, он только, конечно, не мог предвидеть, что у нас в России можно сесть на поезд Москва - Сочи, а очутиться в Байрам-Али... 
Жирнов заметил: 
- Я что-то про этот город даже не слышал. 
- Да есть такая дыра в Туркмении, почти на границе с Афганистаном, я там службу проходил в химических войсках и чуть не окочурился от жары. Ну так вот: можно сесть в поезд Москва - Сочи и запросто очутиться в Байрам-Али. Ну какому, спрашивается, заядлому марксисту могло прийти в голову, что после того, как у нас по науке победит рабочий класс и сельская беднота, один хитрющий грузин перережет всех коммунистов и под знаменем марксизма-ленинизма устроит настоящий древний Египет, с пирамидами, рабами, казнями и прочей древнеегипетской хренотой?! А так, конечно, социализм - это довольно просто: если нормально работать, не так откровенно керосинить, иметь совесть и ограниченные потребности, - то социализм устроится сам собой. 
Сидоров заметил: 
- А ты, как я погляжу, сам заядлый большевичок. 
- Скажешь тоже! - горячо возразил Грудной. - Да я ихнюю власть презираю, потому что я при коммунистах до костей настрадался за паршивый кубометр половой доски... 
Далее последовала история, которую Иван Грудной пересказывает при каждом удобном случае вот уже без малого десять лет. Итак, в октябре восемьдесят четвертого года у него родилась дочка, и в начале ноября он ее окрестил. На крестинах гости выпили три четверти самогона и до того доплясались, что в двух местах проломили пол. Нужно было срочно чинить поломку, потому что в избе стало совсем невозможно жить, но для этого требовалось хоть из-под земли добыть кубометр половой доски. Первым делом Иван справился у знающего человека, как вообще в районе добывается строительный материал, ибо не так давно вернулся из армии и еще не постиг всех хитростей сельской жизни. Знающий человек ему объяснил: сначала необходимо взять справку в правлении колхоза на тот предмет, что имярек действительно нуждается в строительном материале, затем на основании этой справки сельсовет выпишет требование на кубометр половой доски, затем требование будет утверждать районное лесничество и, если утвердит, что вовсе не обязательно, то направит бумагу назад в колхоз, председатель выпишет лес, бухгалтер подсчитает стоимость, секретарь поставит печать, и вот, наконец, имярек является со всей этой документацией к директору леспромхоза, который при благоприятной фазе луны ставит положительную резолюцию, и кладовщик скрепя сердце выдает кубометр половой доски. 
Иван Грудной спросил знающего человека: 
- А проще никак нельзя? 
Тот ему в ответ: 
- Можно и проще, например, берешь в сельмаге две бутылки водки, идешь к кладовщику леспромхоза Серафиму Кузнецову, и он тебе выдает кубометр половой доски. Но это может выйти и сложнее, если тебя невзначай заметут менты. 
На другой день после этого разговора начались Ивановы хождения по мукам, которые продолжались с конца осени по весну. В правлении колхоза ему до тех пор не выдавали справку на тот предмет, что он действительно нуждается в строительном материале, пока он не залучил к себе в гости секретаря и не напоил его до полной потери чувств... 
В этом месте рассказчика перебили: в чайную вошел парень, одетый не по деревенскому обычаю, но и не по городскому, а именно в дорогой замшевой куртке и кирзовых сапогах; он подошел к буфетной стойке, кашлянул и сказал: 
- Слушай, Зин, дай до пятницы двадцать тысяч. 
- Дать-то я дам, - ответила ему Зина, - только ты, Серега, деньги поаккуратней занимай. А то мой Витек, покойник, сто тысяч остался должен, а я плати! 
Заодно компания осмотрелась: по соседству закусывали бутербродами с кабачковой икрой мрачного обличья дядька в годах и маленький мальчик, видимо, его сын, но не исключено, что и внук [в этих краях дедушки и бабушки, как правило, молодые, и вместе с тем местные рожают детей до самых преклонных лет], у которого было лицо зрелого человека, буфетчица Зина что-то подсчитывала на счетах, радио гудело, бились о пыльное стекло мухи, здоровенные, как шмели. 
Иван Грудной продолжал рассказ... Заполучив наконец справку от правления колхоза, он обратился в сельсовет за требованием для районного лесника, в которой ему отказали на том основании, что его жена два раза не вышла на уборку моркови, а старший брат, будучи в нетрезвом виде, побил на сельской площади фонари. Иван и мешок моркови сельсоветскому предлагал, и брался саморучно починить электрическое освещение, - все впустую, тогда он в отчаяньи пригрозил спалить собственную избу и этой угрозой сельсоветского действительно напугал, или тот просто-напросто прикинул в уме, что на новую избу для Ивана лесу пойдет все-таки больше, нежели на полы. В районном лесничестве ему прямо не отказали, но положили требование, что называется, под сукно, и ему пришлось отработать две недели на лесопосадках, чтобы его делу был дан надлежащий ход. Наконец Иван Грудной продал свой мотоцикл, внес деньги в колхозную кассу, загодя поставил распиловщикам магарыч и в один прекрасный весенний день явился к директору леспромхоза. Вероятно, фаза луны в тот день выдалась особо благоприятной, так как чудак директор моментально поставил визу. Иван, ликуя, отправился на склад пиломатериалов, а кладовщика-то и нет, точно его не было никогда... 
Тут опять рассказчика перебили: на этот раз в чайную заглянул известный убийца Васька Сумароков, который еще в шестидесятые годы зарезал соседа за петуха; было дело, Васькин петух повадился по соседское просо, сосед петуха заживо ощипал, и Васька за это его зарезал. 
Войдя в чайную, Сумароков смешно растопырил руки, необыкновенно длинные и какие-то тряпичные, неживые, ударил о пол задником валенка и запел: 
В переулке пара показалася, 
Не поверил я своим глазам, 
Шла она, к другому прижималася, да-да, 
И уста тянулися к устам... 
при этом по отравленному лицу его бродила пьяная, настороженная улыбка. 
Допев куплет, Сумароков подошел к буфетчице и сказал: