Браки между Зонами Три, Четыре и Пять

В голове у Бен Ата все смешалось — удивление и протест. Эта великая королева, эта завоевательница — потому что он не мог воспринимать ее пребывание тут иначе, чем завоевание — была одета беднее и держалась проще, чем местные девчонки, пасшие оленей.
Эл-Ит смотрела прямо на него, настойчиво, обеспокоенно:
— Бен Ата, происходит что-то очень неблагополучное. С животными.
Он снова тяжело вздохнул:
— Ну, тебе, конечно, виднее.
— Да, да, это так. Скажи мне, твои пастухи или фермеры не докладывали тебе о том, что среди животных участились заболевания?
Теперь он смотрел прямо на нее, серьезно, в раздумье.
— Да, мне докладывали. Но постой-ка — никто не мог сказать точно, в чем дело.
— А как у них с рождаемостью?
— Рождаемость резко снизилась. Да, об этом мне говорили. — Даже подтвердив ее слова, Бен Ата не мог удержаться и не съязвить: — И что же рассказали тебе эти две клячи?
— Они не знают, в чем дело. Но все лошади чем-то сильно огорчены, все поголовно. Они потеряли желание спариваться… — Тут неизбежна была бы банальная шутка, и Эл-Ит поспешила сказать, как бы предупреждая эту шутку — и, как он почувствовал, его бурные возражения: — Нет, Бен Ата, ты послушай, в опасности все животные. И все птицы. И, насколько нам известно, такая же картина наблюдается и в растительном мире тоже.
— Вы что, и с растениями общаетесь?
— Конечно.
Несмотря на слабую попытку пошутить, он ловил взгляд Эл-Ит, глядя на нее серьезно и озабоченно. Он ей поверил. Бен Ата был встревожен и готов делать все, что сможет. Такой серьезный подход сблизил их, он уселся на платформу, ближе к Эл-Ит, чем раньше, но сделал это вовсе не потому, что ему требовалось прикоснуться к ней для утешения или ободрения.
— А что люди? Много ли детей у вас сейчас рожают?
— Нет, очень мало. И чем дальше, тем меньше.
— Да, у нас тоже.
— Пограничные районы нашей зоны совсем опустели.
— И у нас дела обстоят точно так же.
Какое-то время они помолчали. С восточного края неба сквозь влажный воздух пробивались лучи восходящего солнца. Облака стали бледно-золотыми, влажными, и все вокруг окутала желтоватая дымка. В ветвях лавров сверкали радуги, и потоки опалового света пронизывали слоистый туман, поднимавшийся с болот. Фонтаны по-прежнему выбрасывали струи воды, и во влажном воздухе их шум казался приглушенным.
— По-моему, тут довольно красиво, — сказала Эл-Ит негромко и довольно уныло.
И тут он от души расхохотался, уже без тени враждебности.
— О, да брось ты, не все так плохо! Увидишь сама, когда солнце взойдет и все вокруг высохнет. Знаешь, у нас тут бывают очень хорошие дни.
— Надеюсь! Пощупай мое платье, Бен Ата!
И при этих словах исчезла появившаяся было хрупкая близость. Разумеется, Эл-Ит предложила пощупать ее платье не из кокетства, а по другой причине, и как раз это его и оскорбило. Бен Ата потрогал складку темно-синей ткани большим и указательным пальцами и признал, что платье влажное.
— Бен Ата, мы в чем-то оказались неправы, обе наши зоны. Это очень плохо. Что теперь будем делать?
Он выпустил из пальцев ее платье и нахмурился:
— Почему бы Надзирающим просто не объяснить нам, в чем дело, объяснили бы — и точка. И тогда мы бы все исправили. — Он заметил, что Эл-Ит криво усмехнулась. — Ну, и что я сказал не так?
— Видно, предполагается, что мы сами найдем объяснение.
— Но почему? Чего ради? В чем смысл? Время только зря терять!
— В жизни не бывает так просто — наверное, я правильно догадалась, — сказала она почти шепотом.
— Ты откуда знаешь? — Но, задавая следующий вопрос, он сам понял, что ответ уже дан. — Как давно у вас установили теперешний строй?
— Никто и не припомнит, когда. Но сохранились предания. И песни.
— Уж я-то точно ничего не вспомню. Когда я стал королем, мне ничего подобного не рассказывали. Я только одно знаю: когда присылают предписания, полагается повиноваться. Вот и все.
— На моей памяти ничего такого не было. И при жизни моей мамы тоже.
— А при жизни ее мамы?
— Вообще за все время царствования всех поколений Матерей.
— Ясно, — сказал он отрывисто, как бы закончив разговор.
— Ты знаешь, я думаю, что дело обстоит очень серьезно. Все очень плохо. Мы в опасности. Именно так!
— Думаешь, все настолько плохо?
— Ну, нам же приказано быть вместе, согласно Приказу Надзирающих. Ты разве не понял почему?
Теперь Бен Ата снова умолк и нахмурился. Вздохнул, не отдавая себе в этом отчета, — от непривычных усилий напрячь мозг — он сроду не размышлял в этом ключе. А Эл-Ит наблюдала за ним: вот перед ней Бен Ата, мужчина, сидит тихо, думает, пытается разгадать смысл их дилеммы, — она почувствовала, что этот человек может ей понравиться. По крайней мере, его есть за что уважать. И снова она взяла его за руку, очень дружелюбно, и его большая ладонь накрыла ее маленькую, словно ловушка птицу. На миг Бен Ата поднял свою ладонь и с недоумением посмотрел на их руки. Потом на Эл-Ит — каким-то беспомощным, несчастным взглядом.
Теперь вздохнула она, быстро выдернула руку и встала. Отвернулась от желто-золотого утреннего неба и устремила взгляд вверх, на пики и холмы своей страны.
— Ого! Ты только погляди, какая красота… Я и представления не имела… У меня и мысли не было…
Горы Зоны Три закрывали более трети неба. Эл-Ит стояла, запрокинув голову назад, глядя вверх на высокие освещенные солнцем вершины. В лучах восходящего солнца они сверкали и горели огнем, и острые пики самых высоких гор были словно унизаны облаками, отливавшими розовым, красным, золотым, — но это были не облака, это был снег, скопившийся там за тысячи лет. А внизу, на фоне этой массы снега, виднелась темная полоса, окаймленная скалами и крепостью, стоявшей на краю того самого крутого откоса, с которого Эл-Ит спустилась всего днем раньше. А та обширная равнина, что лежала между откосом и подножием плато, сама по себе являлась основанием бесчисленных горных массивов Зоны Три, — их оттуда не видно. Можно и не знать, что они существуют. Обитатели низменной заболоченной Зоны Четыре не могли бы даже представить себе, как бы пристально ни вглядывались вверх в эти сотни горных цепей, те бесконечно разнообразные ландшафты и страну, которые им не суждено увидеть. Эл-Ит запрокинула голову, обхватив ее руками, и все смотрела, смотрела вверх, и улыбалась с восторгом и тоской, и плакала от счастья, не отрывая глаз от пейзажа.
Бен Ата уставился на нее. Ему почему-то было неловко.
— Брось ты это, — грубовато сказал он. — Не надо туда смотреть.
Эл-Ит неохотно опустила глаза и увидела, что он недоволен.
— Интересно, почему?
— Неправильно это.
— Что неправильно?
— Мы этого не поощряем.
— Чего?
— Собирать облака — у нас это так называется.
— Ты хочешь сказать, что у вас вообще никогда не смотрят вверх… на все это… великолепие!
— Это людей расслабляет.
— Глупости какие, Бен Ата!
— Ничего не глупости. У нас есть специальный закон.
— Если бы мне пришлось вечно жить тут, внизу, я бы, наверное, постоянно на это смотрела — оторваться не могла. Да ты только сам взгляни… — И Эл-Ит широко раскинула руки, бурно восхищаясь широкой панорамой света, красок, занявшей весь западный край неба. — Облака! — пропела она. — Это не облака, это наша страна, все это и есть мы.
— У нас установлено специально отведенное время, когда положено смотреть на небеса. Это во время праздников. Один раз в десять лет. А тех, кого застанут за глядением наверх, особенно не в первый раз, примерно наказывают.
— Как же у вас их наказывают?
— Мы вешаем нарушителям на шею тяжелый груз, чтобы они не могли поднимать головы к небу.
— Бен Ата, да это просто ужас какой-то!
— Не я придумал закон. Так у нас всегда было.
— Всегда, всегда, всегда… откуда ты знаешь?
— У нас никто никогда не оспаривал этот закон. Ты первая.