Выбрать свободное небо (СИ)

И время понеслось. Конечно, она понимала, что торопиться не стоит, что корпуса Академии находятся недалеко от ее офиса. Но она бежала, задыхаясь от волнения и паники.
Приемная, коридор, лестница. Чей-то крик издалека, как будто из-под воды: «Куда же вы без пальто?!» Дверь на улицу. Двор-колодец. Машина.
Тереза стала искать ключи в сумке — они не находились. «Да где же они?! Должны там, где всегда!»
Кто-то встал рядом, кто-то что-то говорил, хлопнула дверь, появилась еще фигура… «Ключи! Где ключи?…» Наконец она их обнаружила, выхватила, уронила в снег, наклонилась… Тут ее подхватили, закутали во что-то, стали трясти, потом обняли. И она вдруг замерла, разом потеряв силы. Через какое-то время звуки пробились сквозь пустоту у нее в голове.
— Выпей, выпей сейчас же, — мужчина что-то настойчиво совал ей под нос.
Она глотнула — гадость была редкостная, еще и с травяным запахом.
— Что это? — просипела она.
— Настойка валерианки — у нас в офисе оказалась, — ответил женский голос.
«Кто это? Ах, да, это же Света — моя секретарша».
— Что с тобой? — опять мужской. И, кажется, она догадывается — чей.
— Яков разбился, — сказала Тереза.
— На машине? — мужчина обнял ее крепче.
— Какой кошмар! — воскликнула Света.
Так это из-за сына — поняла секретарша. А они-то решили всем издательством, что Тереза за актером своим побежала — распереживалась, что он ушел. А это из-за сына… Да, это больше на нее похоже.
— При чем тут машина? — удивилась Тереза, — он на тренировке упал неудачно. Сорвался с перекладины. Мне надо ехать. Его должны привезти.
— Ключи отдай. Куда ты такая поедешь? — пробурчал мужчина.
— Мне надо ехать, — Тереза упрямо мотала головой, пытаясь отогнать дурноту.
— Дай ключи. Я сам тебя отвезу.
— Тереза Ивановна их вроде бы уронила, — подсказала Света. Ей было холодно стоять на улице, но страшно любопытно — что будет дальше.
Владимир вздохнул, прислонил Терезу к боку машины — на всякий случай, чтоб вдруг не упала. Потом наклонился и пошарил рукой в грязном снегу. Пробурчал что-то типа: «Все равно женщинам за рулем делать нечего». Зазвенели ключи. Владимир нажал кнопку, отодвинул Терезу, распахнул перед ней дверь. Сел за руль, вздохнул. И они поехали.
В это время дня они попали в пробку, ползли еле-еле… Молчание в машине душило, как запах приторных духов. Звонок телефона прозвучал пожарной тревогой. Оба вздрогнули.
— Да, мама, — ответила Тереза, — да, мне позвонили. Я еще толком сама ничего не знаю, еду… Ты тоже? До встречи. Да, в травме.
— Надеюсь, — сказал Владимир, — с ним все будет хорошо.
— Я тоже на это надеюсь. Спасибо вам.
— Пустяки. Только бы все обошлось.
И они опять замолчали.
— Знаете, ведь это я ему разрешила заниматься спортивной гимнастикой. Он когда маленький совсем был, любил книжки слушать, стоя на голове. Ну, знаете, когда стишки детские на ночь читаешь… Или сказку. Иван лежал или сидел. А Яков… на голове стоял или мостик делал. Мы ему говорили: «Ты как обезьянка». А он отвечал: «Я не обезьянка — я гимнаст». И лет в пять решил, что все — пора. Сам решил. А человек он упрямый ужасно. Мои были против: и мама, и Саша. А я разрешила. И ведь до сих пор травм особых не было. Как-то благополучно складывалось…
— Не переживайте. То, что случилось, — не ваша вина. Вы думаете, если бы вы ему не позволили заниматься гимнастикой, он был бы счастлив?
Опять зазвонил телефон.
— Да, — ответила Тереза.
Владимир сидел рядом. Ему был слышен не только обвиняющий голос, но и то, что этот голос вещал. Он уже знал этот голос, он знал, кто это. И уже успел возненавидеть эти прокурорские нотки.
— Я узнал! От чужих людей! Почему ты мне не позвонила?!
— Прости, я пока договорилась с врачом, сейчас еду туда.
— Я ведь говорил! Я всегда был против!
— Саша, пожалуйста!
Владимир не мог слышать эти умоляющие нотки в ее голосе. Больше всего ему хотелось вырвать у нее телефон, закричать туда дикую нецензурщину — и выкинуть трубку в окно. Но он не посмел. Он только протянул ей правую руку — пробка ползла не больше пяти километров в час и переключать передачи было не надо.
Тереза, не глядя на Владимира, с силой вцепилась в протянутую руку, причиняя ему боль. Монолог в телефоне наконец закончился. Тереза дослушала и нажала отбой. Впервые вдохнула и выдохнула.
«Я думал, что муж должен поддерживать жену в трудные минуты», — хотел сказать Владимир, но промолчал. Зачем добивать бедную женщину?
— Он — хороший человек, — вдруг выговорила Тереза.
— Не мне судить, — буркнул Владимир и высвободил руку. Пробка чуть рассосалась и получилось увеличить скорость. Он переключил скорость.
— Да, — сказала она вдруг с каким-то странным сожалением, — не вам…
После того как они въехали на мост, дело пошло веселее. Через минут десять они повернули к Академии.
— Вот этот корпус, — указала Тереза. — Осталось дождаться.
— Подождать с вами?
— Спасибо вам, — она посмотрела на него так внимательно, будто хотела запомнить навсегда. — Спасибо, но не стоит.
— Если нужно еще что-нибудь…
— Спасибо, — она отрицательно покачала головой.
— Я приехал только, чтобы повидаться с вами. Мне надо уезжать. Жаль, что все так получилось…
— И мне.
— Сообщите мне, как ваш сын, — я буду волноваться.
— Непременно.
Он поцеловал ей руку — и ушел…
* * *
Следующим днем, часов в двенадцать, в московской квартире Зубова раздался звонок в дверь. Это была она.
— Ты один? — спросила Тереза, расстегивая пальто.
— Что случилось? — он был так удивлен, что встал столбом на пороге квартиры, не давая ей войти.
— Ничего, — рассеянно отвечала она. — Абсолютно ничего не случилось.
— Как Яков?
— С ним все в порядке. Перепугал всех страшно. Просто ушиб — ни растяжений, ни переломов, ни сотрясения. После полного обследования послезавтра домой. Ты позволишь?
— Не понимаю, — растерянно произнес он, давая ей дорогу. Вид у Терезы был очень странный, может быть, она сошла с ума?
— А не надо ничего понимать, — улыбнулась она. — Где у тебя ванна? А то я с дороги.
В ванну он ее проводил…
Но не сразу.
  
Глава пятнадцатая
 
«Человек сам виноват в своих бедах», — размышляла Тереза, когда скоростной поезд бешено несся обратно на север, словно не касаясь рельсов. Она разложила перед собой листы белой бумаги и отрешилась от окружающих. Листы белой бумаги — лучшие собеседники и попутчики. И слушают они внимательнее, чем люди, и сочувствуют беззвучно. А что не говорят — так это же прекрасно…
Итак, ровно сутки назад она села в такой же скоростной поезд, только шедший в Москву. К Владимиру.
«Не понимаю, зачем ты…» — сказал ей Владимир. И она не понимала…
Вечером того дня, как сын рухнул с перекладины, она узнала об измене мужа. Узнала, как водится, в самое неподходящее время. Но разве время для того, чтобы узнать о таком, может быть подходящим?..
— Я прописываю вам по сто грамм коньяку, — говорил Терезе с матерью старый доктор, заведующий отделением травматологии, тоже дедушкин ученик. Был поздний вечер того дня, как в Военно-медицинскую академию привезли Якова. — А вы не против такого курса лечения, уважаемый Петр Иванович?
Ректор, все время просидевший рядом с ее матерью, торжественно произнес:
— Ни в коей мере. Коньяк в небольших дозах — прекрасное лекарство. Он стабилизирует кровяное давление, снимает спазм сосудов. Благодарю, коллега, — и он принял рюмочку напитка.
— За здоровье! — проговорил заведующий отделением. — У наших дам был тяжелый день. Да и мы распереживались… Хорошо, что у мальчика не обнаружено ничего страшного. Его осмотрели все. Вызывали даже Федора Евгеньевича, вы знаете, какой он диагност… Ренген, томограмма мозга. Слава Создателю, всё в порядке. Завтра покрутим еще, по полной. Так что пара дней — и забирайте эту надежду российской гимнастики.