Выбрать свободное небо (СИ)
Узкий коридор, знакомый вестибюль, огромная доска с фотографиями актеров и приколотыми рядом рецензиями на их роли. Такая была традиция в их театре: все, что появлялось в газетах, журналах, Интернете, — пришпиливали сюда.
Вот уж мимо чего Зубов старался пройти как можно скорее, так мимо этого стенда. Как правило, ничего хорошего про него не писали, все больше какую-то гадость. «Актер, обладающий небольшими талантами, но прекрасной внешностью. Более красивой лепки скул, наверное, нет ни у кого». От этой «красивой лепки скул» у него самого скулы сводило от бешенства.
И как Владимир себя ни убеждал, что все это — зависть в чистом виде, не имеющая отношения к нему как к актеру… но жила в нем застарелая обида. Стараешься доказать всем, что ты лучше. Ты знаешь, что ты лучше. Это все видят, но не желают признавать.
Зубов тяжело вздохнул и пошел дальше, к гримеркам. Навстречу попался человек, который показался смутно знакомым.
— Добрый день, Владимир Александрович, — радостно окликнул Зубова лысый мужчина.
Пожалуй, представители только одного семейства называли его по имени-отчеству.
— Здравствуйте, Павел Яковлевич Тур, — ответил он, пожимая протянутую руку. — Какими судьбами вы к нам?
— Марина прислала мне билеты на ваш завтрашний спектакль. И вот я пришел отблагодарить.
— Билеты, вот черт! — такая хорошая идея, а ему и в голову не пришла.
— Что, простите? — опешил Павел.
— Ругаю себя за неблагодарность. Надо было сообразить и послать эти несчастные билеты первым.
— Да ладно вам. Марина, — Павел с особой нежностью произнес имя партнерши Зубова, — отправила билеты от вас обоих. Так что хватит на всех: и на меня, и на гитаристов, и на звукорежа с женой, и на Терезу с Александром. Это муж, — пояснил он, увидев вопрос на лице актера. — Знаете, она его специально попросила приехать для похода на спектакль.
— А-а, — протянул Владимир, — я понял. «Мужняя жена, и счастлива оставаться ею»…
— Да… — насторожился вдруг Павел, — совершенно верно. Мужняя жена. И очень счастлива.
Владимир вдруг понял, что это неправда.
— Я счастлив за нее, — ответил он такую же неправду. — Она — потрясающая женщина. Мне сегодня сообщили, что именно Тереза — автор сценария, который мне очень понравился.
— Надеюсь, вам понравилась не та любовная лабуда, которую Тереза с подругами за бутылкой коньяку способны сочинять килотоннами? В поистине промышленных масштабах?
— Любовная лабуда! — расхохотался Владимир. — Нет, в этом мне предстоит сниматься. Продался, знаете ли… Продался. А понравился мне сценарий про Сталинград.
— Понятно. Хорошая вещь. Любимая у Терезы. Вы знаете, у меня складывается порой ощущение, что она затеяла подвиг с фантастикой, любовными романами, выступлениями, издательством и сценариями, чтобы в один прекрасный день изыскать возможность и снять этот фильм.
— Ну что ж, может быть, эта возможность у нее и появилась. И у меня тоже.
— Здорово… Знаете, Тереза очень серьезно относится ко всему, особенно к мелочам. Когда она готовила материал для книги, то безумно достала своих сыновей и их друзей тоже.
— Правда?
— Правда. Она даже составляла анкеты для мальчиков и их друзей-сверстников, уговаривала описывать любимые компьютерные игрушки, составляла словарь их лексики.
— И они соглашались?
— С моей родственницей, когда она что-то решила, вообще спорить невозможно, знаете ли… В таком случае она и вцепляется, как клещ, но бывает при этом настолько обаятельной, что отказать ей не можешь. А ребят она еще и заинтересовала. Они с ней сотрудничали с удовольствием. Да еще и за деньги…
— Здорово! — Владимир был в восторге.
— Кстати, а кто будет музыку к фильму писать? — осторожно поинтересовался Павел.
— Я только несколько часов назад узнал, что буду режиссером, познакомился со сценаристом — точнее, узнал, кто это… А вы говорите — музыка.
— Музыкальный ряд — это самое главное!
— Кто про что, — рассмеялся Владимир.
— Точно! — Павел протянул ему визитку. — Если надумаете, обращайтесь. Все сделаем в лучшем виде.
— Спасибо, — Владимир понял, что опаздывает, — простите, мне пора.
— Всего доброго. Звоните тогда. И ждите нас завтра на спектакле. Практически в полном составе.
Раскланявшись с Павлом, Владимир решил заскочить на минуту к Марине поинтересоваться, как у нее дела. Точнее, ему было любопытно, как она отреагировала на появление неотразимого Тура.
Марина сидела перед зеркалом, погруженная в свои мысли. Перед ней лежала белая роза. Одна.
Владимир улыбнулся. Действительно, актрису цветами удивить сложно. Букеты после каждого спектакля — это обыденность. А один цветок… Хорошее решение.
— Добрый день, — поприветствовал он Марину.
— Привет, — очнулась она.
— Ты вот умный человек — передала билеты. А я даже не подумал, — покаялся он.
— Ага, — с отсутствующим видом протянула коллега, хотя обычно говорила в ответ какую-нибудь забавную гадость.
Понятно. И тут чувства бурлят. Интересно, а мысли на тему «зачем это мне все надо?» приходят ей в голову или тут все проще?
— Ладно, — проворчал он, удержавшись от того, чтобы пощелкать у нее перед носом пальцами. Знал, что она этого терпеть не может. — Меня тут игнорируют. Пойду гримироваться — и на сцену. Ты-то туда сегодня заглянешь?
— Что ты сказал? — тряхнула головой Марина.
— До встречи на сцене.
— Да, мой Одиссей! — пришла в себя актриса.
— Да, моя Пенелопа, — ответил ей актер.
Глава шестая
Следующим вечером давали Грибоедова. И Владимир был уже Чацким. На спектакль должна была прийти Тереза — и эта мысль не давала ему покоя.
— Володя, не вертись, тебе же лицо, доброе к людям, рисовать невозможно, — ругалась гримерша, старая, огромная как бегемот, с вечной сигаретой в зубах. — Вот попаду кисточкой в глаз — узнаешь, как мешать людям работать!
— Прости, Лялечка! Больше не буду, — каялся актер, но продолжал ерзать в кресле.
— Скипидар в жопе играет? И у тебя, и твоей прима-маринки? — нежно проводя кисточкой по его скулам, продолжала гримерша. Лялечка была гением своего дела, ей было все можно — и она это знала. Ее любимой присказкой было: «Актеров много, а вы попробуйте их морды пригодными для глаза зрителя сделать»… Так что кто был главный, Лялечка давала понять достаточно быстро. Но никто другой и не мог так здорово крокодила в ангела превратить.
Но самое интересное заключалось в том, что те, кто не смог найти общий язык с этой дамой и чересчур болезненно реагировал на ее ненормативную лексику, запах табака и не аристократические манеры, как-то быстро уходили… Не приживались. Равно и те, кто пытался перед гримершей строить звезд Вселенной…
Владимиру же Лялечка нравилась. Хотя он сам не ругался, за своей речью и манерами следил тщательно, не любил, когда выражались другие — особенно молодые актрисы, у которых мат заменял нормальные слова. Но этой бегемотихе было можно. Как-то получалось у нее и в тему, и не обидно, и крайне выразительно…
— Твою нехорошо! — рявкнула Лялечка у него над ухом, и Владимир, наконец, послушался. — Замри, сказала!
— Лютует? — приоткрыла дверь гримерки Марина, уже уложенная, накрашенная, в длинном платье с высокой талией. Вся в буклях и в белом.
Владимир обернулся, чтобы поприветствовать ее — и кисточка попала-таки ему в глаз. Оскользью, но неприятно.
— А я предупреждала! — голос у Лялечки стал счастливым. — Не моргай, говорю, размажешь!
Она аккуратно промокнула салфеткой заслезившийся глаз. Мат смешался с клубами дыма… Красота!
— Я только хотела сказать, — наконец смогла вставить слова Марина, — что из приглашенных гостей не будет гитаристов. Павел сказал, что они уехали куда-то «на чёс», извинялся.
— Чёс — это что?
— Как я поняла, это что-то типа гастролей, только с большим количеством выступлений.
— Понятно. И что?