Верить в себя
Даниэла Стил
Верить в себя
Все придет к тебе, если душа твоя будет чиста.
Этот роман я посвящаю моей матери Норме, которая не прочла ни одной моей книги, но – смею надеяться – все равно гордилась бы мною.
Моя книга – о сложных взаимоотношениях между матерями и дочерьми, об упущенных возможностях, о добрых намерениях, которые ни к чему не привели, а также о любви, которая неизменно торжествует, какой бы скверной ни была – или казалась – ситуация.
Сама я потеряла мать, когда мне было шесть лет. Нет, она, к счастью, не умерла, но я лишилась всего, что было связано в моих тогдашних представлениях с материнской любовью и заботой. Никто больше не расчесывал мне волосы по утрам, чтобы в школе я не выглядела неряхой, и это было очень грустно. Только с годами мы обе начали понимать друг друга, хотя были совсем разными – как и наши взгляды на жизнь. Впоследствии именно это и стало причиной множества разочарований, но мы не оставляли попыток узнать друг друга лучше.
Этот роман я посвящаю матери, которую мне всегда хотелось иметь, – матери, которая когда-то пекла мне блинчики и готовила фрикадельки по-шведски. Той матери, какой сама Норма хотела быть даже после того, как ушла. Той матери, которую я любила, которой сострадала и которую простила, ибо в конечном итоге именно Норма научила меня, как стать такой матерью, какой я в конце концов стала. Так пусть теперь Всевышний улыбнется тебе, мама, и приблизит тебя к Своему престолу, и да обретешь ты радость и мир.
Я люблю тебя, мама...
Д. С.
Глава 1
Тихое и солнечное ноябрьское утро медленно вступало в свои права. Кэрол Барбер оторвалась от экрана компьютера и, откинувшись на спинку кресла, устремила взгляд на деревья в саду своего дома в Бель-Эйр. В этом большом, отличавшемся несколько хаотичной планировкой особняке она жила уже пятнадцать лет. Стеклянная стена переоборудованной под кабинет оранжереи выходила на фонтан, окруженный кустами роз, которые Кэрол когда-то посадила здесь. В неподвижной воде декоративного пруда отражалось чистое голубое небо.
В доме тоже царили мир и тишина, но на душе Кэрол было совсем не безоблачно. За прошедшие полтора часа она не прикоснулась к клавиатуре, и это серьезно ее беспокоило. Наконец-то она решила взяться за написание книги, но застряла серьезно и безнадежно, практически едва начав писать. Это был ее первый опыт подобного рода. И даже вся ее долгая и успешная карьера в кино, на что она очень надеялась, ничем не могла ей помочь – книга не шла.
Раньше Кэрол тоже пробовала писать, но свои короткие рассказы она никогда не публиковала. Тем не менее она считала, что написать книгу ей вполне по силам. Однажды она даже написала сценарий. Кэрол и ее покойный муж Шон всегда хотели сделать фильм вместе, но, к сожалению, дальше разговоров и планов дело не пошло. Оба они были слишком заняты своей основной работой и не имели ни одной свободной минуты для других проектов.
Шон был известным продюсером и режиссером-постановщиком, а Кэрол – актрисой. И не просто актрисой, а кинозвездой первой величины. Слава пришла к ней рано – после первого же фильма, в котором она снялась в восемнадцать лет. Два месяца назад ей исполнилось пятьдесят. Почти тридцать лет она плодотворно и успешно работала в кинематографе и лишь в последние три с небольшим года почти не снималась. Это было ее собственное решение. И хотя Кэрол по-прежнему оставалась ослепительно красивой, возраст все же сказывался – интересных ролей уже не было, а размениваться на ерунду она считала ниже своего достоинства.
Сниматься она прекратила, когда тяжело заболел Шон. После его смерти Кэрол два года путешествовала, подолгу живя то в Лондоне, то в Нью-Йорке у своих уже взрослых детей. Кроме того, Кэрол участвовала во многих общественных движениях и проектах, касавшихся главным образом прав женщин и детей, что, в свою очередь, подразумевало частые поездки в Европу, Китай и некоторые страны Африки и Азии. Несправедливость, бедность, политические преследования всегда вызывали у Кэрол негодование и протест, и она не жалела себя, бросаясь на защиту несчастных и обездоленных. Свои впечатления от поездок Кэрол аккуратно заносила в свои записные книжки-дневники, надеясь, что они помогут ей в работе над будущей книгой.
Кроме этих записей, Кэрол вела еще один, сугубо личный, не предназначенный для чужих глаз дневник, каждая строчка в котором дышала горечью и страданием. Она начала записывать свои мысли и чувства за несколько месяцев до смерти мужа и закончила сразу после его кончины. Ей казалось, что эти записи вряд ли войдут в ее книгу, но Шон, с которым она часто говорила об этом даже в его последние дни, считал иначе. Ему очень нравилась сама идея книги, и он не уставал торопить Кэрол с осуществлением этого ее проекта. Увы, за книгу она взялась только через два года после его смерти, но никакого особого прогресса не добилась, хотя работала над ней уже несколько месяцев.
В чем причина, Кэрол не понимала совершенно искренне. Ей всегда казалось, что роман – будь он художественным или отчасти документальным произведением – поможет ей высказать свою точку зрения на вещи, которые были важны лично для нее. Кроме того, Кэрол хотелось заглянуть в себя глубже, чем позволяло ремесло актрисы. Ей было что сказать людям, и Кэрол часто мечтала, как поставит последнюю точку, как отнесет рукопись своему агенту, и тогда случится чудо – те, кто видел в ней лишь кинозвезду, прочтут ее роман и узнáют Кэрол Барбер как человека. Но до окончания работы было по-прежнему далеко, что-то мешало ей, не позволяя оторваться от земли. Каждую строку Кэрол приходилось буквально вымучивать, но результат ее по-прежнему не удовлетворял. Она была совсем неопытным писателем, и ей было невдомек, что это классический авторский «затык»; вот почему, вместо того чтобы сделать перерыв и немного отвлечься, Кэрол продолжала чуть ли не силой усаживать себя за компьютер. Сдаваться она не собиралась, ей очень хотелось написать эту книгу, прежде чем она вернется к работе в кино. Кэрол даже чувствовала себя обязанной сделать это, и не только ради Шона, который так в нее верил, но и ради себя самой.
Не далее как в августе Кэрол отказалась от весьма многообещающей роли в фильме, который был обречен на успех. Его снимал знаменитый режиссер, сценарист был отмечен несколькими высокими наградами, да и партнерами Кэрол должны были стать известные актеры, работать с которыми ей было бы интересно, но, когда она познакомилась со сценарием, он не затронул в ее душе ни единой струнки. И тогда она отказалась от контракта – отказалась самым решительным образом. Кэрол уже давно пообещала себе, что не станет сниматься, если роль не заинтересует ее, к тому же она была одержима своей книгой. Размышления над тем, что и как следует написать, могли помешать ответственной и вдумчивой работе над ролью, к тому же Кэрол считала, что нельзя браться за новое дело, не закончив старое. Сначала она должна закончить свой роман – роман-размышление, как Кэрол называла его про себя, который действительно мог стать голосом ее души.
Когда Кэрол только начинала работу над книгой, она вовсе не собиралась писать о себе. Но как-то незаметно вышло так, что задуманная ею главная героиня воплотила в себе довольно много присущих Кэрол черт и особенностей характера. Как вскоре выяснилось, в этом-то и заключалась главная трудность. Чем подробнее и глубже пыталась она воссоздать внутренний мир своей героини, тем труднее шла работа. Можно было подумать, что Кэрол боится взглянуть в лицо самой себе. В результате за несколько недель напряженной работы она не смогла написать ни одной главы, ни одного мало-мальски приемлемого абзаца.
А ведь казалось – все должно быть предельно просто. Героиней книги была женщина ее возраста, которая исследует и анализирует прожитую жизнь, однако, описывая мысли и переживания своей героини, Кэрол все больше погружалась в раздумья о себе, о своей судьбе, о своих близких и о тех непростых решениях, которые ей приходилось принимать в тех или иных жизненных обстоятельствах. Садясь за рабочий стол, Кэрол уносилась мыслями в прошлое, но на экране компьютера не появлялось ни строчки. Прошло довольно много времени, прежде чем ей стало ясно: давние события продолжают подспудно тревожить и смущать ее, и она не сможет написать ни слова, пока не решит все накопившиеся за десятилетия недоразумения и проблемы. Эхо прожитой жизни продолжало звучать у нее в ушах, и Кэрол знала: чтобы сдвинуться с мертвой точки, ей необходим ключ к дверям, ведущим в прошлое, ключ, который она никак не могла подыскать. Все вопросы, все сомнения, которые она когда-либо испытывала, оживали снова и снова, и Кэрол безнадежно вязла в анализе своих прошлых поступков. Почему она сделала то-то и то-то, правильное ли приняла решение, добилась ли желаемого или результат был прямо противоположным? Какую роль играли в ее жизни те или иные люди? Были ли они друзьями или врагами и не ошиблась ли она, приблизив одних и оттолкнув других? Была ли она справедлива и добра к окружающим или же сиюминутная выгода заставила ее совершить подлость? Раз за разом Кэрол задавала себе эти вопросы и не находила ответов. А главное, она не могла понять, почему дела минувших дней сейчас стали казаться ей такими важными. Лишь в одном у нее не было сомнений – все это действительно оченьважно, и она вряд ли сможет написать стóящую книгу, пока не разберется в себе и в своей жизни. Работа эта и сама по себе была непростой, но куда больше Кэрол пугала необходимость анализировать свои желания, побуждения, мотивы. Ничего подобного она прежде не делала. Больше того, Кэрол всегда старалась избегать бесплодного, как ей казалось, самокопания, но теперь она была вынуждена погружаться в прошлое, вспоминая, выискивая истинные причины своих поступков. А это было непросто. Прежде всего подобная кропотливая работа требовала невероятного напряжения памяти. Лица тех, с кем сводила ее жизнь, продолжали возникать перед мысленным взором Кэрол даже по ночам, когда, утомленная сверх всякой меры, она подолгу лежала без сна. Но и во сне воспоминания не давали ей покоя, и по утрам она вставала совершенно разбитая.