Всемогущий атом (сборник)
Случаи деградации психики узников участились. Слишком долго мужчины жили здесь изолированно, и один психический срыв стал подпитывать следующие. Жизнь в этом пустом, безжизненном мире, где людям никогда не предназначалось жить, подтачивала сознание то одного, то другого. То, что случилось с Вальдосто, Альтманом и другими, в конце концов произойдет и с остальными. Людям нужны длительные проекты, чтобы не дать им сойти с ума, чтобы превозмочь смертельную скуку. А без живого дела у них развивается шизофрения, как у Вальдосто, или появляются увлечения с такими безрассудными начинаниями как девушка-голем Альтмана или поиски паранормального бегства Латимером.
«Предположим, — подумал Барретт, — я бы сумел зажечь их желанием отыскать другие материки. Кругосветная экспедиция. Может быть, мы смогли бы соорудить что-то вроде большого корабля. Это надолго заняло бы очень многих людей. Им нужно было бы создать кое-какое навигационное оборудование — компасы, секстанты, хронометры, другую всякую всячину. Разумеется, финикийцы прекрасно обходились без радио и хронометров, но они не отваживались выходить в открытое море, разве не так? Они держались поближе к берегу. Но в этом мире побережья почти не существует, а узники лагеря — не финикийцы. Им необходимы навигационные приборы.
Такой проект мог бы занять тридцать-сорок лет. Разумеется, я не доживу до той минуты, когда на корабле поднимут паруса, но это неважно. Самое главное — это способ предотвратить гибель. Мне, в общем-то, все равно, что находится по ту сторону океана, но зато я далеко не равнодушен к тому, что происходит с моими людьми здесь. Мы проложили лестницу к морю, и сейчас эта работа завершена. Теперь нам нужно еще что-нибудь, более грандиозное».
Ему понравилась эта идея. Его уже давно беспокоило то, что положение дел в лагере резко ухудшилось, и он искал какой-то новый способ преодолеть надвигающийся кризис. Теперь он считал, что нашел его. Морское плавание! Ковчег Барретта!
Обернувшись, он увидел, что позади него стоят Дон Латимер и Нед Альтман.
— Вы давно здесь? — спросил он.
— Минуты две, — ответил Латимер. — Мы не хотели беспокоить тебя. Ты, как нам показалось, о чем-то очень напряженно думал.
— Просто грезил, — пояснил Барретт.
— Мы здесь принесли кое-что, на что стоило бы взглянуть, — сказал Латимер. Барретт увидел в его руке бумаги.
— Мы принесли это, чтобы ты прочел сам, — живо сказал Альтман.
— Что это? — спросил Барретт.
— Заметки Ханна.
10
Несколько секунд Барретт колебался, не решаясь взять бумаги у Латимера. Он был доволен тем, что Латимер сделал это, и все же ему необходимо соблюдать деликатность: личные вещи считались святыней в лагере «Хауксбилль». Было очень серьезным нарушением этики исподтишка читать написанное другим человеком. Вот почему Барретт не давал прямых указаний обыскать койку Ханна. Он не мог быть замешанным в столь вопиющем преступлении.
Но, разумеется, нужно было знать, что Ханн думает о своем пребывании здесь. Обязанности руководителя лагеря были важнее, чем моральный кодекс. Поэтому-то Барретт и попросил Латимера приглядывать за Ханном. И предложил Рудигеру взять Ханна на рыбалку. Следующий шаг Латимер совершил по своей воле, без понуждения Барретта.
— Не уверен в том, что мне это нравится, — наконец проговорил Барретт, — совать нос в чужие дела…
— Нам нужно глубже узнать этого человека, Джим.
— Да, это так, но любое общество должно следовать принятым в нем нормам поведения, даже когда необходимо защищаться от возможных противников. Мы требовали этого от синдикалистов, помнишь? Они же вели грязную игру.
— А разве мы — общество? — спросил Латимер.
— А что же еще? Сейчас мы представляем собой все население планеты. Микрокосмос. А я представляю государство, которое обязано соблюдать установленные им самим нормы. Мне очень не хочется заниматься этими бумагами, которые ты принес, Дон.
— Мне, кажется, мы обязаны посмотреть их. Когда в руки государства попадают важные улики, оно обязано их проверить. Я имею в виду, что в данном случае речь идет не о нарушении неприкосновенности личности Ханна. Нам нужно заботиться о личном благополучии тоже.
— В бумагах Ханна есть что-нибудь существенное?
— Еще какое! — вмешался Альтман. — Он виновен, черт побери!
— Запомните, — холодно произнес Барретт. — Я не давал никаких распоряжений передать мне эти документы. То, что вы сунули нос в дела Ханна, — это дело взаимоотношений между вами и Ханном, по крайней мере, до тех пор, пока я не увижу, что есть причина как-то действовать по отношению к нему. Вы это себе четко представляете?
Латимер скривился:
— Предположим, я нашел эти бумаги засунутыми под матрас Ханна после его ухода в море с Рудигером. Я понимаю, что не должен нарушать тайну его личной жизни, но мне нужно было посмотреть, что он пишет. Так вот, он шпион, в этом нет никаких сомнений.
Он протянул сложенные листы бумаги Барретту. Тот взял их и быстро просмотрел, не читая.
— Я посмотрю их чуть позже, — сказал он. — И все же, что он там пишет? Несколькими словами.
— Это описание лагеря и очерки о большинстве из тех, с кем он познакомился, — доложил Латимер. — Очерки очень подробные и далеко не хвалебные. Личное мнение Ханна обо мне — это то, что я сошел с ума, но в этом не признаюсь. Его мнение о тебе, Джим, несколько более благоприятное, но не намного.
— Не так уж важно мнение одного человека, — ответил Барретт. — Он имеет право думать, что мы представляем собой всего лишь компанию бестолковых старых сумасбродов. Скорее всего, так оно и есть на самом деле. Ладно, значит он поупражнялся в литературе на наш счет, но я не вижу в этом никаких причин для беспокойства. Мы…
— Он к тому же ошивался возле Молота, — решительно перебил его Альтман.
— Что?
— Я видел, как он ходил туда вчера вечером. Прошел внутрь здания. Я последовал за ним, он меня не заметил. Он долго глядел на Молот, ходил вокруг него, изучал. Но к нему не прикасался.
— Почему же ты, черт возьми, сразу не рассказал мне об этом? — сердито выпалил Барретт.
Вид у Альтмана был смущенный и испуганный. Он стал часто-часто моргать и пятиться от Барретта, вороша волосы рукой.
— Я не был уверен в том, что это так важно, — в конце концов сказал он. — Может быть, это просто любопытство. Я хотел сначала поговорить об этом с Доном, но не мог этого сделать, пока Ханн не ушел в море.
Крупные капли пота выступили на лице Барретта. Он напомнил себе, что приходится иметь дело с людьми, психически не совсем нормальными, и поэтому попытался говорить как можно спокойнее, скрывая неожиданную тревогу, охватившую его.
— Послушай, Нед, если ты еще хоть раз увидишь, что Ханн ходит вокруг аппаратуры для перемещения во времени, немедля дай мне об этом знать. Беги прямо ко мне, чтобы я ни делал — спал, ел, отдыхал. Не советуясь ни с Доном, ни с кем-нибудь еще. Ясно?
— Ясно, — ответил Альтман.
— Ты знал об этом? — спросил Барретт у Латимера.
Латимер кивнул.
— Нед рассказал мне об этом как раз перед тем, как мы сюда пришли. Но я посчитал более необходимым передать тебе эти бумаги. То есть Ханн никак не может повредить Молот, пока он в море, а то, что он мог сделать вчера вечером, уже сделано.
Барретт вынужден был признать, что в этом есть логика. Но он не мог сразу успокоиться. Молот был единственным связующим звеном, пусть даже и неудовлетворительным, с тем миром, который отторг их от себя. От него зависело их снабжение, поступление новых людей и тех крох новостей о мире там, наверху, которые они с собой приносили. Стоит только какому-нибудь сумасшедшему повредить Молот, и их постигнет удушающее безмолвие полнейшей изоляции. Отрезанные от всего, живущие в мире без растительности, без сырья, без машин, они через несколько месяцев одичают.
«Но зачем это Ханн болтается возле Молота?» — задумался Барретт.
— Ты знаешь, о чем я думаю? — хихикнул Альтман. — Они решили истребить нас, там, наверху. Они хотят избавиться от нас. Ханна послали сюда в качестве добровольца-самоубийцы. Он вынюхает все, что у нас делается, и все подготовит. Затем они переправят сюда с помощью Молота кобальтовую бомбу и взорвут лагерь. Нам нужно разрушить Молот и Наковальню до того, как они это сделают.