Вокруг Ордынки (Портреты)

- Миша, - сказала она, - что это за история с телеграммой? 
Я объяснил ей, в чем дело. 
- Но я же хорошо помню, - говорила мне Алигер, - у меня эта телеграмма перед глазами... 
- Эта телеграмма, - отвечал я, - лежит у меня в той папке, где находятся письма Ахматовой. Ее текст именно такой, как я вам говорю. 
- Ну, может быть, была еще другая телеграмма, - с надеждой сказала Алигер. 
На это я ответил так: 
- Маргарита Иосифовна, мы оба с вами знали Ахматову. Она не имела обыкновения давать несколько телеграмм по одному и тому же поводу. 
В те дни я пересказал этот разговор в большой компании, где была и Наталья Горбаневская. Выслушав это, она сказала: 
- Как видно, у Алигер всю жизнь была мечта - дать кому-нибудь такую телеграмму: "Одна. Несчастлива". И подписаться: "Ахматова". 
IX 
В моей книге "Легендарная Ордынка" есть целая глава, которую я посвятил Александру Георгиевичу Габричевскому - одному из самых значительных людей, каких мне довелось узнать в моей жизни. А о личности не менее замечательной о его жене Н. А. Северцовой - там есть лишь несколько строк, которые уместно здесь привести: "Наталья Алексеевна была совершенно необыкновенным человеком. Самым существенным ее качеством был талант. Талант во всем, что бы она ни делала - писала ли картинки, составляла ли композиции из корней, стряпала ли, накрывала ли на стол, обставляла ли комнаты или устраивала театрализованные игры. Она, ее необычайная одаренность, - вот что было душою дома, который привлекал столь многих и не был похож ни на один другой дом в мире..." 
Северцовы - старинная дворянская фамилия, имение их было в Воронежской губернии. Наталья Алексеевна иногда рассказывала о своем деде - Николае Алексеевиче Северцове, он был известный зоолог и путешественник, исследователь Средней Азии. Там он попал в плен, и его держали несколько лет, как мне помнится, в Коканде. Еще более знаменитым был ее отец - биолог, академик Алексей Николаевич Северцов. 
Я запомнил некоторые рассказы Натальи Алексеевны о жизни в имении. Она довольно часто говорила о своей бабке - вдове Н. А. Северцова. Хозяйство у них было образцовое, в частности, весь скот был английской породы. И когда господам требовалось к столу мясо, то давали знать в деревню, оттуда приводили беспородного теленка, а взамен крестьянам давали породистого... Это длилось не один десяток лет, и в конце концов весь скот в округе стал образцовым... 
За бабушкой Натальи Алексеевны числится и подвиг в духе Рауля Валленберга - она спасла от погрома все еврейское население городка под названием Бобров. (В это вполне можно поверить, поскольку словарь Брокгауза сообщает, что в 1891 году там числилось 66 евреев.) Наталья Алексеевна вспоминала, как всех их разместили в каком-то громадном амбаре, кормили досыта, а когда опасность миновала, они вернулись в свой город. 
Осенью семнадцатого года имение Северцовых разделило общую участь: его разграбили и спалили. Господа в это время отсутствовали - Алексей Николаевич был профессором Московского университета, и в сентябре их семья, как обычно, возвратилась на городскую квартиру. Тогда же, в октябре семнадцатого, возле самого их дома, на Большой Никитской погиб от шальной пули любимый брат Натальи Алексеевны Николай. 
Еще раз побывать в имении ей пришлось в начале двадцатых годов, она поехала туда вместе с мужем. От барского дома остался только флигель, там они и поселились. Крестьяне отнеслись к ним очень хорошо, и кто-то сообщил Наталье Алексеевне, что до сих пор жив ее попугай, которого в семнадцатом году оставили в имении. Птицу через некоторое время доставили, но она оказалась в ужасающем состоянии - без глаза и без изрядной части оперения. К тому же попугай освоил нецензурную ругань. Он довольно долго прожил у какого-то сторожа, который каждый вечер пил самогон и ругался на чем свет стоит. В результате птица научилась произносить длиннейшие матерные монологи, которые всякий раз оканчивались такими словами: 
- О-хо-хо-хо... Ну, ни хера... 
Близость нашей семьи с Габричевскими - коктебельского происхождения. Первым в их дом попал мой старший брат Алексей Баталов, а уже за ним - наша мать. А моя тесная дружба с Натальей Алексеевной и Александром Георгиевичем началась в августе 1962 года, когда мы с братом приехали в Крым. 
Александр Георгиевич и Наталья Алексеевна впервые прибыли в Коктебель летом 1924 года, и с тех самых пор вся их жизнь была связана с этим местом. О Максе Волошине, его гостях и его доме написаны сотни страниц, и нет нужды еще раз повествовать об этом. Но насколько я могу судить, Наталья Алексеевна особенно пришлась там ко двору, ибо кроме всех прочих своих талантов она обладала и незаурядным актерским даром. 
Один из близких ей людей - искусствовед Ростислав Борисович Климов написал об этом в своей статье "Живопись Наталии Северцовой" (сб. "Александр Георгиевич Габричевский", М., 1992): "Персонаж, блестяще воспроизведенный в устном рассказе, допустим, неповоротливый коктебельский аптекарь, делающий пилюли, - вызывал гомерический хохот. Вызывал дважды - в процессе "слушания" и потом, при вполне деловом посещении аптеки. Этих историй было множество, они возникали непреднамеренно, по любому поводу и были чудом мимического, актерского, литературного искусства (в том числе и искусства звукоподражания). И все они были частью и проявлением необычайно интенсивной внутренней жизни, отблесками, рожденными ею и озарявшими все вокруг". 
Мне вспоминается номер, который можно было бы наименовать "Кармен из Одессы": Наталья Алексеевна с характерными интонациями и жестами распевала: 
- Любов, как бабоцкэ пархатая, 
Она пархает вкруг мэнэ... 
Меня нэ любишь, ну так что же? 
Так полюблю так-таки я тэбэ! 
Ха-ха!.. 
И еще одна история, которую Наталья Алексеевна рассказывала и попутно изображала. В их московской квартире на Никитской был чинный ужин, принимали Ивана Владиславовича Жолтовского и его супругу Ольгу Федоровну. Эта дама попросила хозяина передать ей сардины. Александр Георгиевич взял со стола небольшую тарелку, на которой стояла консервная банка с рыбками, и протянул ее гостье. Но движение это было слишком резким, а потому банка со всем содержимым соскользнула прямо в глубокий вырез платья Ольги Федоровны... Далее следовала немая сцена.