Вокруг Ордынки (Портреты)
Вот появляется посетитель:
- Могу я видеть товарища Ганецкого?
Секретарша спрашивает:
- А вы по какому вопросу?
- Я - по делу.
- Ах по делу?.. Тогда, пожалуйста, в этот кабинет к Данкману...
В те годы по инициативе Данкмана в цирке снова стали проводиться "чемпионаты по борьбе". У публики это имело огромный успех. Но вот однажды Ганецкий призвал своего заместителя.
- Александр Морисович, - с возмущением заговорил управляющий, - я только что узнал, что наша цирковая борьба - сплошное жульничество!..
- То есть как - жульничество?
- Да так! Оказывается, это - не настоящие чемпионы. Там заранее известно, кто кого и на какой минуте положит на лопатки... И даже каким именно приемом!.. Это же обман!..
- Простите, - сказал Данкман, - вы когда-нибудь слушали оперу "Евгений Онегин"?
- Да, слушал...
- Так вот, когда вы идете в театр на эту оперу, вы прекрасно знаете, что там будет сцена дуэли и в определенный момент спектакля Онегин застрелит Ленского. И ведь это вас нисколько не возмущает...
Данкман всегда чувствовал себя хозяином ГОМЭЦа, а потому был рачительным даже до скупости. Ардов вспоминал такую сценку. Они с Данкманом гуляли в фойе московского цирка и обсуждали какой-то договор - мой отец должен был написать либретто. Когда они проходили мимо буфетной стойки, Данкман взял с блюда пирожное и протянул собеседнику:
- Угощайтесь, пожалуйста.
Ардов пирожное не взял и сказал:
- Благодарю вас, не стоит. Я сейчас съем это пирожное, а потом буду вынужден уступить вам несколько сот рублей из моего гонорара...
- Ах, вы этот приемчик знаете, - отозвался Данкман и положил пирожное обратно на блюдо.
До войны Ардов пробовал свои силы и в кинематографе. Однако опыт этот был весьма неудачным: он написал сценарий под названием "Светлый путь", а режиссер Григорий Александров снял на этой основе свой бредовый фильм. Я картину никогда не видел, но родители говорили, что от ардовского сценария там осталась лишь одна шутка - вывеска с надписью "Гостиница Малый Гранд-отель". Мама вспоминала, как они с отцом сидели на первом просмотре этой ленты. Глядя на летающий в небе автомобиль и прочие в том же роде режиссерские находки, Ардов то и дело восклицал:
- Ух ты!.. Ух ты!..
Однако же рассориться с Александровым и убрать свою фамилию из титров мой родитель все же не решился... (А вот у Ильфа и Петрова решительности было достаточно, они в подобном случае пошли на конфликт, и фильм Григория Александрова "Цирк" вышел на экраны без указания имен сценаристов.)
Я родился в 1937 году, а через год после этого мои родители еще раз поменяли место жительства. На этот раз наша семья переехала из Лаврушинского переулка на Большую Ордынку, в ту самую квартиру, которая благодаря Ахматовой получила наименование "легендарная".
Со временем квартира была обжита и обставлена не без некоторой роскоши. В кабинете Ардова была мебель карельской березы, в столовой - красного дерева... На кухне жила домашняя работница по имени Оля, в детской комнате - нянька Мария Тимофеевна. А кроме того, у Ардова появилась секретарша - Наталья Николаевна.
Но все это благополучие было весьма зыбким: в стране господствовал террор, во Владимире были арестованы родители моей матери. Ардов рассказывал:
- В тридцать седьмом году я встретил одну из дочерей знаменитого фотографа Наппельбаума. Спрашиваю: "Что поделывает отец?" Она отвечает: "Отец? Он бьет негативы..."
Тут требуется некоторое пояснение. Моисей Наппельбаум в течение многих лет фотографировал знаменитых людей - политиков, писателей, актеров, музыкантов... А в тридцать седьмом этих деятелей арестовывали в первую очередь, и ему всякий день приходилось разбивать стеклянные негативы с изображением очередных жертв террора.
В феврале сорокового года родился мой младший брат Борис.
Когда разразилась война, Ардова на фронт не призвали, у него был так называемый "белый билет" - из-за порока сердца. Отец пошел в армию добровольно уже в сорок втором году. Нас он отправил в эвакуацию вместе с семьями других писателей, а сам остался в Москве.
В те дни в городе практиковались ночные дежурства, во время воздушных тревог люди поднимались на крыши домов, чтобы сбрасывать оттуда зажигательные бомбы... Отцу несколько ночей довелось дежурить в Союзе писателей. Пока тревога не объявлялась, дежурный мог находиться в какой-то комнате, где стояли стулья и огромный стол, покрытый зеленой скатертью. Ардов не долго думая улегся на этот стол, а сукно использовал как одеяло.
Через некоторое время в комнату заглянула уборщица.
- Ой, - удивилась она, - это я в первый раз вижу!
- Неужели никто из дежурных тут не ложился? - спросил ее отец.
- Нет, на столе они все лежали. Но еще никто не догадался накрыться скатертью...
В самом начале войны кто-то из приятелей так отозвался о моем отце:
- Ардов такой нахал, что даже не трус.
В нем не было не только трусости, но и склонности к хвастовству. О войне он рассказывал не часто и не много, хотя получил несколько медалей и даже орден - Красную Звезду.
Мне теперь вспоминается лишь одно военное приключение, о котором Ардов иногда говорил. Это было в Краснодаре, в тот самый момент, когда к городу подошли немцы. Отец ехал в грузовике рядом с шофером. И вот они разглядели, что впереди стоят какие-то танки. Тогда водитель предложил:
- Давай подъедем поближе, посмотрим - наши они или немецкие...
Ехать долго не пришлось, один из танков выстрелил, снаряд разорвался впереди грузовика, и машина тут же заглохла. Ардов и шофер выбрались из кабины и пустились наутек... Отец вспоминал:
- В этот момент я вовсе забыл про свой порок сердца. Я с легкостью перепрыгивал через полутораметровые плетни. И притом еще, выхватив пистолет, стрелял назад, в сторону предполагаемой погони...
У Ардова было звание майора, и всю войну он служил в армейской печати. В той газете, где ему пришлось пробыть дольше всего, редактором был некий полковник по фамилии Березин. Он Ардова очень не любил и старался изводить мелкими придирками.
Происходило это следующим образом. Отец приносил редактору фельетон, тот смотрел его и говорил: