Месть ожившей куклы

Сердце колотилось. Я похолодела, как будто комната обледенела.
Я несколько раз моргнула, как будто стараясь отогнать это видение.
А потом я остановила взгляд на портрете Фиби. У меня снова перехватило дыхание, когда я увидела красные усы на морде собаки. И красные мазки на ее глазах.
О-о-о-о-у! — я с такой силой сжала кулаки, что ногти впились в ладони.
Я сделала глубокий вдох. Еще один. Но я не могла успокоиться.
Это последняя капля, Этан, — процедила я сквозь зубы. — Это не смешно. Это гадко и низко.
Я повернулась и направилась к лестнице, ведущей в мансарду.
Что я собиралась делать? Я не знаю. Я не могла четко мыслить. Красные усы стояли у меня перед глазами.
Я была в такой ярости! Мне хотелось разорвать его пополам — так же, как он разорвал мой постер.
Я зашагала по лестнице. Руки мои все еще были сжаты в кулаки.
На этот раз ты зашел слишком далеко, — пробормотала я. — Слишком далеко.
Я ворвалась в комнату. Там было темно, за исключением бледного отсвета ночника на полу. Я чуть не споткнулась о кучу грязной одежды, брошенной посреди ковра.
Пинком отбросив джинсы с дороги, я бросилась к кровати Этана.
Этан?
Только спустя некоторое время, когда мои глаза адаптировались к тусклому серому свету, я увидела растянувшегося на кровати болванчика. Г олова его покоилась на подушке.
— Этан…?
Никакого ответа. Этана в постели не было.
«Что это?»
Я услышала звуки льющейся воды, доносившейся из ванной комнаты.
«Этан, наверное, в душе», — подумала я.
Застыв, я стояла, то сжимая, то разжимая кулаки.
А затем я вскочила, потому что болванчик зашевелился.
Голова его дернулась. Мистер Плохиш быстро сел. Деревянные веки щелкнули, и голубые глаза раскрылись.
Отвратительный болванчик повернул голову и устремил взгляд на меня.
Я услышала хриплый шепот:
— Я не люблю тебя, Бритни. 
  
11
 
Дыхание у меня перехватило. Я попятилась и ударилась о стену.
Болванчик смотрел на меня со своей отвратительной ухмылкой. Затем он медленно опустился на подушку.
«Этого не может быть, — говорила я себе. — Но это так. Здесь происходит что-то очень страшное.
Этан внизу. Болванчик сел сам.
И говорил!
И он ненавидит меня!»
Ноги мои дрожали, когда я с трудом отошла от стены. Я не сводила глаз с мистера Плохиша.
Его все еще широко раскрытые глаза смотрели в потолок. Но он больше не шевелился.
Я прокралась к двери, вновь споткнувшись о брошенные на пол джинсы. Пошатываясь и тяжело дыша, дошла до лестницы.
«Я не люблю тебя, Бритни!»
Грубый хриплый голос болванчика все еще звучал у меня в ушах.
Ты не живой! — крикнула я, спустившись через две ступеньки. — Ты не можешь быть живым!
Я не могла держать это в себе. Мне было слишком страшно. Я должна рассказать об этом маме и папе.
Я ворвалась в кабинет. Там было темно, за исключением мерцающего экрана телевизора. Они
всегда выключали свет, когда смотрели фильм.
Они сидели рядом на кушетке, и на коленях у них стояли миски с попкорном. При моем появлении мама вскочила. Она пыталась удержать миску с попкорном, но ей это не удалось, и попкорн рассыпался по полу.
Бритни, ты испугала меня! — воскликнула она. — Смотри, что я наделала из-за тебя!
Папа остановил просмотр и, сощурившись, посмотрел на меня.
Что у тебя за проблема?
Я… я… — заикаясь, произнесла я. — Что-то… — у меня перехватило дыхание.
Папа притянул меня к кушетке. Я опустилась на нее рядом с мамой.
Ты вся дрожишь, — сказала мама. — Ты не заболела? У тебя нет жара? %
Это… болванчик, — с трудом выдавила я. — Болванчик Этана.
Они уставились на меня.
Это звучит как безумие, — сказала я. — Я знаю это. Но я говорю правду. Он живой. Он в самом деле живой.
Мама обняла меня за плечи.
Сделай глубокий вдох, Бритни, — мягко сказала она. — Ты не соображаешь, что говоришь.
Начни сначала, — сказал папа. — Мы не понимаем о чем ты говоришь. Так что же случилось с болванчиком Этана?
Я сделала глубокий вдох и выдох.
Мой рисунок Фиби. Он… он испорчен. А мой постер «Скаллбоя» разорван пополам. Я была уверена в том, что это сделал Этан и побежала к нем в комнату.
Твой постер с изображением «Скаллбоя»? — спросила мама. — Ты уверена, что рамка сама не упала со стены?
Я уверена, — сказала я. — Я побежала в комнату Этана, но его там не было. Он был в душе. Но… болванчик. Он… сел!
Я увидела, как мама с папой переглянулись. Мама пощупала мой лоб.
У меня нет жара! — завопила я, отталкивая ее руку. — Послушайте меня! Болванчик сел сам. И заговорил. Он сказал: «Я не люблю тебя, Бритни». Я это не выдумываю. Он это сказал мне.
Ты заснула, — сказал папа, потирая подбородок. — Тебе приснился кошмар. Помнишь, как ты ходила во сне?
Папа, мне тогда было три года! — воскликнула я. — Я не спала. Это было сразу после моего возвращения от Молли. Я бодрствовала.
Я вскочила на ноги, дрожа всем телом.
Вы поверите мне или нет?
Мама взбила подушки на кушетке.
Садись, Брит.
Я покачала головой и скрестила руки на груди.
Как мы можем верить тебе? — спросил папа. — Это же безумие.
Болванчик не мог говорить сам, — сказала мама. — Этан разыграл тебя. Бьюсь об заклад, что он был под кроватью или в кладовой.
Я думаю, ты проводишь слишком много времени у Моллоев, — сказал папа. — Дикарь Молл ой и его странные куклы породили у тебя странные мысли, Брит. — Он пожал плечами. — Может быть, тебе не стоит так часто общаться с Молли?
Что? — сердито выкрикнула я. — Я должна потерять свою лучшую подругу из-за этого злобного урода Этана?
Не называй его так, — резко оборвала меня мама. — Он твой двоюродный брат. Член семьи. И мы должны ему помочь.
Мы хотим, чтобы ты вела себя как взрослая, — сказал папа. — Если ты будешь сочинять абсурдные истории об оживших болванчиках, пользы от этого не будет.
Папа, я это не придумываю, — произнесла я дрожащим голосом, все еще сжимая руки в кулаки. Я чувствовала, что теряю терпение.
Я до боли закусила губу. Ни в коем случае нельзя было расплакаться.
Я знаю, это кажется безумием, — сказала я. — Но болванчик живой. И он — зло.
Они уставились на меня, как на сумасшедшую.
Я повернулась и выбежала из кабинета. Вбежав в свою комнату, я с силой захлопнула дверь.
В комнате я бросилась на кровать, но не заплакала. Я была слишком зла, чтобы плакать.
Мои родители отказались выслушать меня. Отказались верить мне. Мои родители обошлись со мной, как с полоумной.
Я повернула голову и уставилась на свой порванный постер и на портрет своей собаки с красными мазками.
Две мои любимые вещи испорчены. Я не придумала это. Доказательства были здесь. На стене.
Я на цыпочках подошла к двери и прислушалась. Неужели родители отмахнулись от моей истории и вернулись к фильму?
Нет. Внизу было тихо. Возможно, они убирали рассыпанный попкорн и обсуждали, как им поступить со своей проблемной дочерью.
Я взяла сотовый телефон и хотела позвонить Молли, но поняла, что звонить слишком поздно.
«Я никогда не смогу уснуть, — думала я. — Как я могу спать, зная, какое зло поселилось в моем доме?»
Переодевшись в ночную рубашку, я забралась в постель и укрылась с головой. Но перед глазами все еще стояли порванный постер, красная краска на моем рисунке, болванчик… Злой болванчик, поднимающий голову и произносящий свои отвратительные слова: «Я не люблю тебя, Бритни».
Как бы то ни было, я уснула крепким сном без сновидений.
На следующее утро я натянула джинсы и свитер и приготовилась идти в школу. Я чувствовала усталость, как будто и вовсе не спала.
Каждый раз, когда я смотрела на постер и рисунок, мой желудок сводило от леденящего ужаса.
Я выглянула из окна. Было серое утро. Темные тучи висели низко в небе. Темнота соответствовала моему настроению.