Попрыгунья

Они спустились по ступенькам в зимний сад, включили там свет и увидели два кресла. 
- Ну, выкладывай, Роджер, до чего додумался?- спросил Колин, как только оба уселись. 
- А почему ты решил, что я до чего-то додумался? 
- По всем признакам. Ты как старый боевой конь, учуявший порох. Неужели ты да не попробуешь раздуть из этой истории что-нибудь серьезное? 
- Я как раз думал,- кротко заметил Роджер,- что она и без того весьма серьезная. 
- Ха!- Колин издал чисто шотландское восклицание, очень выразительное во всех смыслах, как бы его ни интерпретировали. 
Роджер задумал небольшой эксперимент. 
- Да нет, конечно. Я просто задумался, от каких же пустяков зависят все подобные дела. Одной-единственной улики достаточно, чтобы очевидный суицид превратился в убийство, несчастный случай - в самоубийство и так далее. Ты изучал криминалистику, Колин,- ну-ка попробуй найди эту роковую улику. 
- Роковую для самоубийцы? 
- Да. 
Колин подумал. 
- Что она весь вечер напролет толковала про то, что хочет покончить с собой? 
- Нет-нет-нет. Это из другой оперы, это скорее доказательство, а я говорю о чисто материальной улике. 
Колин глубоко задумался. 
- Нет, разрази меня бог - не знаю. 
- Значит, так. Все априори принимают версию, что это суицид. Почему? Нет, я сам скажу. Поскольку есть улика, действительно подтверждающая, что это и в самом деле было самоубийство. Но улика эта, по всей вероятности, никем не осознана. Все ее видели и все поняли, и только в силу ее присутствия в общей картине произошедшего все и восприняли произошедшее как самоубийство. Но, как и ты, никто не сможет ее назвать. Может, попробуешь, Колин? Вещь-то совершенно очевидная! 
- Ты имеешь в виду отсутствие каких-либо признаков насилия? 
- Нет, хотя и это тоже имеет значение,- уступил Роджер. 
- А что же тогда? 
- Ну как же - кресло под виселицей! Помнишь - кресло, упавшее набок? 
- Да. 
- Так вот, присутствие этого самого кресла доказывает, что не ее сунули головой в петлю, а что она сама, по своей воле это сделала. Так ведь? 
- Да, понимаю. Очень интересно, Роджер. Да, это в самом деле важная улика. 
Роджер, кивнув, закурил. 
Эксперимент прошел успешно. Если человеку кажется, что нечто непременно должно существовать, то его сознание до такой степени готово принять это существование, что само сконструирует и запечатлит в памяти подробный образ того, чего на самом деле никогда и не было. Колин несомненно только что несколько раз видел виселицу. Под виселицей валялось кресло. Это упавшее кресло - необходимая деталь набора декораций для самоубийства. Поэтому теперь Колин прекрасно помнит, что оно было там и двадцать минут назад, когда он пытался оказать миссис Стреттон первую помощь. Картинка четко запечатлелась в его мозгу: виселица с двумя силуэтами вместо трех и кресло, валяющееся под третьей перекладиной. Немыслимо, что двадцать минут назад кресла не было. Колин прекрасно помнит - оно было. Он будет готов поклясться, и совершенно искренне, не только в том, что ему кажется, будто двадцать минут назад кресло там было - но и в том, что оно там было на самом деле! 
Как и все остальные присутствующие. 
Роджер ничуть не сомневался, что ни один человек не заметил появления кресла под перекладиной. 
- Думаешь,- наседал между тем Колин,- что не будь этого кресла, дело бы пахло убийством? 
- Я бы выразился несколько определенней - это со всей очевидностью означало бы убийство.- Роджер упивался иронией ситуации, позволяющей рассуждать о свершившемся факте как об экзотической гипотезе. Жаль, Колин не может оценить этой иронии! 
- Потому что для того, чтобы ее шея оказалась в петле, надо, чтобы кто-то приподнял миссис Стреттон или чтобы она сама залезла на что-то достаточно высокое, так? 
- Именно. 
- Согласен? 
- Да, само собой. Как это все интересно, Роджер! 
- Это полезное упражнение - помогает оценить значение детали,назидательно изрек Роджер. 
- И поэтому ты так заинтересовался моей царапиной? 
Роджер рассмеялся. Знал бы Колин, как он близок к истине! 
- Ну, можно сказать, это меня позабавило. Я развлекался, вообразив, будто никакого кресла там не было и следовательно, это убийство. И тут являешься ты с со своей великолепной царапиной, как раз такой, какую я стал бы искать у кого-нибудь из гостей при подобном варианте развития событий. 
- Так-так. Но какой мотив мог бы заставить меня убить эту несчастную? Согласен, мотивов более чем достаточно, но у меня-то нет ни одного! Я ее вообще никогда не видел до сегодняшнего вечера. 
- Но как ты не понимаешь, что именно так и происходит идеальное убийство,- азартно возразил Роджер.- Ведь именно мотив, в девяноста девяти случаях из ста, и выводит на убийцу. А если мотива нет, то он - вне подозрений. 
- Убийства без мотива не бывает,- спор захватил Колина не меньше, чем Роджера, притом что предмет дискуссии представлялся ему чисто умозрительным. 
- Говоря об отсутствии мотива, я имел в виду отсутствие очевидного мотива. Возьмем данный случай. У тебя вроде бы нет никаких оснований убивать миссис Стреттон. Вернее, никакого материального интереса. Но разве мотив всегда должен быть материальным? А что, если он - идейный? 
- А ну-ка, ну-ка, что за идейный мотив?- довольно воинственно вопросил Колин. 
- De mortuis nil nisi verum {О мертвых - ничего, кроме правды (лат.)}. Не вижу, почему о мертвых нельзя говорить правду. Это была чума, а не женщина. Она ухитрилась довести до ручки чуть ли не каждою, с кем общалась, она угрожала счастью по крайней мере двоих из здесь присутствовавших, и сделала жизнь собственного мужа невыносимой. Было только две возможности ее остановить: запихнуть ее в сумасшедший дом или укокошить. К несчастью, она не до такой степени ненормальна, чтобы признать ее невменяемой; значит, остается второй вариант. Но ни у кого из имевших конкретные, материальные, так сказать, мотивы, не было моральных сил осуществить этот вариант. 
И тут является Колин Николсон, справедливый, добрый, мужественный, достаточно трезвомыслящий, чтобы отделить истину от предрассудков, и достаточно смелый, чтобы вынести приговор и привести его в исполнение. Он знает, что законы созданы для людей, но что иные люди сами ставят себя вне закона. Он в достаточной мере разделяет социалистические идеи, чтобы пожертвовать жизнью индивида ради блага большинства. Он достаточно умен, чтобы сообразить, что подозрение вряд ли падет на него, так что риск очень невелик. Ему жаль, конечно, что то, что сам он почитает своим долгом, потребует от него подобной жестокости, ему жаль и саму миссис Стреттон; но куда больше он сострадает всем остальным, чью жизнь и счастье она разрушит, если останется в живых. И вот... 
- Так-так,- спокойно проговорил Колин.- Боюсь, ты не совсем точно обрисовал мою личность. Боюсь, Роджер, я не настолько благороден. Этот портрет куда больше похож на тебя. 
- А что, пожалуй!- удивился Роджер.- Как бы то ни было, ты понял, к чему я все это говорил? 
- О да,- тихо ответил Колин.- Понял, и очень хорошо. 
Он сидел какое-то время в задумчивом молчании, потом вскочил. 
- Ты вниз?- спросил Роджер. 
- Нет, я сейчас вернусь. 
Колин вышел из зимнего сада на крышу. Сквозь стеклянную стенку Роджеру было видно, как он вдруг резко остановился под виселицей и, сунув руки в карманы, казалось, уставился на кресло, о котором столько было сказано. А потом Роджер увидел, как он достал из кармана большой белый шелковый носовой платок и тщательно обтер спинку, подлокотники и сиденье кресла. После чего неторопливым шагом вернулся в зимний сад. 
- Какого ...?- воскликнул Роджер в недоумении, не лишенном мрачного предчувствия. 
Колин глянул на него с некоторой суровостью. 
- Твоя беда, Роджер, что ты многовато болтаешь. 
- Болтаю? 
- Да. В данных обстоятельствах я бы на твоем месте помалкивал. Почему ты так уверен, что мне можно доверять? А если нет?