Всемогущий

Его слова как будто оставили Курбатова равнодушным. Но Егор успел заметить вздрогнувшую у виска кожицу.
«Еще немного, и он поплывет», – подумал он.
Но Горина ждало неожиданное разочарование.
– Вы напрасно этим спекулируете, – спокойно заметил Курбатов. – Моя жена давно умерла.
Он улыбнулся, вновь остановившись перед Егором.
– А как же кольцо? – спросил тот.
– Память.
Егору оставалось только промолчать.
– Последний раз спрашиваю: вы даете согласие на сотрудничество? – ровным тоном спросил Курбатов.
Егор отвернулся:
– Идите к черту.
– Как знаете. – Курбатов посмотрел поверх его головы. – Уходим.
В сопровождении Дикого он направился к дверям.
Только сейчас Егор разглядел, что за чудище стояло за его спиной. Одетая в безразмерный, мятый на спине и под коленями коричневый костюм, уменьшенная копия Кинг-Конга – вот было самое лучшее определение для Дикого. Плечи его были так велики, что голова на них казалось детским кулачком. Однако двигался он абсолютно бесшумно, лишь самую малость сотрясая пол и кресло, в котором бессильно распластался оставленный в одиночестве пленник.
«Что они со мной сделают? – подумал Егор, испытывая вполне объяснимое беспокойство после того, как дверь за Курбатовым и Диким закрылась. – Применять насилие поостерегутся. Слишком ценный я экспонат. Тогда что?»
Он огляделся, пытаясь оценить возможности применения камеры в качестве пыточного орудия. Будут травить газом? Вряд ли. Может, устроят пытку холодом или жарой? А возможно, к креслу подведен ток, и его сейчас начнут медленно поджаривать, благо воплей его никто не услышит?
Но нет, проводов не видно. Да и не станут они применять ток, опасаясь, что это повредит мозг.
Что же они затеяли?
Егор дернул руками, пытаясь вытащить их из петель. Пустые усилия, его привязали крепко. Все, что он мог делать, это слабо пошевеливать пальцами.
Горин уже совсем было решил, что его просто оставили на неопределенное время, надеясь, что он не выдержит этой неопределенности и, посидев часок-другой в гнетущей тишине, сам выразит желание к сотрудничеству. Что ж, способ известный, безболезненный и очень действенный. Только они не учли одного: по роду своей профессии ему не то что часами – днями приходилось просиживать в одиночестве, и для него подобная «пытка» была лишь привычным способом существования.
Он начал перебирать в уме стихи Ахматовой, готовясь с пользой провести время, когда вдруг послышался такой звук, что все в нем перевернулось и волосы поднялись дыбом.
Господи, что это? Какая тварь может издать такой чудовищный вой, похожий одновременно на крик раненого кита и скрежет оседающего здания?
Не успел Егор ничего понять, как послышался новый звук, низкий, вибрирующий, невыносимый. Егора буквально свернуло в кресле, и он, забывшись, потянулся руками к ушам, чтобы избавиться от этого звука. Но руки были привязаны, и только сейчас до него дошло, с какой целью это было сделано.
Его пытали одной из самый современных и самых эффективных пыток. Никто не стал сверлить ему зубы или пропускать через него ток. Был просто включен аппарат, распространяющий низкочастотные звуковые волны, спасения от которых не могли дать ни заткнутые, ни хоть отрезанные уши. Чудовищные звуки пронизывали все тело, сотрясая его до самых глубин, и выносить это не было никакой возможности, обладай ты хоть самой устойчивой на земле психикой и самыми замедленными рефлексами.
Подергавшись, Егор понял, что надо сдаваться. Он был слишком чувствительным и слишком умным человеком, чтобы не понимать невозможности долгого сопротивления этим отвратительным звукам. Ни привыкнуть, ни укрыться в глубинах сознания от них было нельзя. Они просто завладевали всем твоим существом и превращали тебя в один страдающий сгусток протоплазмы, которому хотелось лишь одного: любым путем остановить это ужасное давление.
– Хватит! – закричал Егор, корчась в кресле, точно оно раскалилось под ним. – Довольно!
Ему пришлось добрую минуту взывать о милости со своего стоматологического трона. Положение было крайне унизительным, а ведь меньше всего ему хотелось оказаться в униженном состоянии. Должно быть, они и это учли, позволяя ему осознать всю ничтожность своего противостояния.
Наконец сводящие с ума звуки оборвались тишиной, чистой, как ручей, и Егор обессиленно затих. Он перестал дергать руками и вообще шевелиться, а только сидел и слушал, как блаженно тихо стало в комнате. Он даже не уловил, как вошли Курбатов и Дикий, и вздрогнул, когда перед ним возникла чья-то фигура.
– Развяжи его, – приказал Курбатов.
Над Егором склонился Дикий, и тот испугался, что гигант сломает ему руки своими громадными лапами. Но тот действовал с ловкостью опытной медсестры, и через несколько мгновений руки Егора были свободны.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Курбатов.
Егор погладил натертые кисти рук, поочередно подул на них.
– Уже лучше, – сказал он.
– Прекрасно, – констатировал Курбатов.
Он помолчал, давая Егору возможность самому найти нужные слова для завершения своей сверхкороткой речи.
Егор усмехнулся.
– Да, – сказал он.
– Я верно вас понял? – уточнил Курбатов.
– Вернее некуда.
– Хорошо. Тогда давайте сразу к делу.
– Ну нет, – запротестовал Егор. – Я должен после всего пережитого выпить рюмку коньяку, чашку кофе…
– Дикий, привяжи его, – бросил Курбатов.
Над Егором, как поднимающийся парус, начала разрастаться тень гиганта.
– Ладно, – сказал он, убирая руки. – Я понял.
Курбатов пристально посмотрел на него, сделал жест Дикому. Тень исчезла.
– Давайте договоримся: вы избавляете меня от провокаций различного рода, я не использую против вас вверенные мне меры внушения, – сказал он. – По-моему, это разумно.
– Идет, – согласился Егор. – Тем более что я просто горю желанием работать.
– Рад это слышать. Идемте.
Егор поднялся и вслед за Курбатовым перешел в соседнее помещение. Здесь обстановка была чуть менее скудной, хотя и она глаз не радовала: телевизор, пара шкафов, стол, стулья, графин с водой, серый ворсонит. Типичный кабинет для заседания. Окно, впрочем, тоже было наглухо забрано жалюзи.
– Садитесь, – сказал Курбатов.
Егор сел в указанное кресло. Позади, как он уже теперь безошибочно чувствовал, высился Дикий.
Курбатов взял пульт, включил телевизор и DVD-плеер. На экране пошла запись.
Егор присмотрелся. Шло какое-то совещание. Не в этом кабинете, в гораздо более роскошном: мягкие кожаные кресла, стеклянные столы, пальмы в кадках, картины абстракционистов… Звука не было. Камера попеременно останавливалась на лицах участников, и когда она выхватила лицо председательствующего, худощавого мужчины с топорными чертами лица, но с тщательно уложенной прической, Курбатов остановил запись.
– Что вы можете сказать о том, какое будущее ждет этого человека? – спросил он.
Егор вгляделся чуть внимательнее.
– Его уже ничего не ждет, – сказал он. – Он умер.
Курбатов будто бы чуть заметно кивнул. Впрочем, это Егору могло и показаться.
Запись пошла дальше, после чего Курбатов остановился на следующем участнике совещания.
– Этот?
Егор пожал плечами:
– Никаких проблем со здоровьем. Проживет лет сто.
Курбатов, уже не скрываясь, наклонил голову.
– Я вас пока не разочаровал? – спросил Егор.
– Нет, – отозвался Курбатов. – Пока вы были точны.
– В таком случае, может, я заработал стакан воды?
– Дикий, – приказал Курбатов.
Дикий налил стакан воды и подал Егору.
– Спасибо, – улыбнулся тот, глядя в зеркальные очки гиганта.
На секунду Горин отразился в них, с приплюснутыми плечами и раздутой головой, и это навело его на одну мысль.
«Что, если мне снова посмотреться в зеркало на Ходынской? – подумал он, глотая теплую воду. – Вдруг я смогу увидеть Жанну или еще что-нибудь?»
Мысль была неплохой. Только как выбраться из этой мышеловки? С Курбатовым не прошло. Дикий? Ну, с этим, что с камнем, бесполезно и заговаривать.