Агата возвращается домой
— Стой смирно, — говорит она бесенку. Его мягкая шерсть оказывается светло-серой и почти сразу высыхает. Агата не собирается делиться с ним своей зубной щеткой и поэтому просто требует, чтобы бесенок открыл рот, и выдавливает туда довольно много зубной пасты. Бесенок яростно отплевывается и вытирает язык полотенцем, но пахнет от него уже получше.
С минуту Агата и бесенок смотрят друг на друга посреди перевернутой вверх дном ванной комнаты. Потом Агата смотрит на свои часики: прошло всего полчаса с тех пор, как она вышла из дома, чтобы сделать сто шагов в лес и сразу же вернуться обратно! Агата быстро подсчитывает: родителей не будет еще часа два. Бес жалобно мигает глазами и вдруг говорит:
— Папе пожалуюсь.
— На что? — презрительно говорит Агата, хотя ей, конечно, становится немножко не по себе. — Сам попался, сам виноват, все по правилам.
Бесенок тяжело вздыхает
— Отпусти меня, — просто говорит он.
Агате жалко бесенка, но она представляет себе приход родителей: светлый ковер заляпан, в ванной какой-то ужас, куртка, шарф, сапоги, — все мокрое, а она, взрослая, умная, ответственная девочка восьми лет, которую смело можно оставить одну дома, если, к примеру, надо съездить в больницу, рассказывает родителям, что она ходила в лес, поймала там беса, притащила домой, вымыла в ванне и отпустила. От одного воображаемого взгляда мамы Агате становится тошно.
— Не могу, — говорит она. — Мне же никто не поверит.
Тогда бесенок вдруг принимает решение, — Агата видит это по тому, как он распрямляет плечики под полотенцем.
— Я тебе клад покажу, — говорит он. — Огромный. А ты меня отпустишь.
Это именно то, что обычно делают пойманные бесы, — открывают людям клад в обмен на свободу. Агате это прекрасно известно. Клад гораздо лучше, чем ноющий бес в доме, которого еще непонятно, куда девать. Если Агата принесет домой клад, ей, во-первых, все поверят. Во-вторых, сказочное богатство им очень даже не помешает, особенно если мама действительно вот-вот забеременеет.
Агата идет в прихожую и начинает натягивать мокрые сапоги. Бесенок роняет на пол полотенце и бежит за ней, путаясь копытцами в ковре. Мокрый шарф и мокрые варежки Агата не берет, — от них будет только хуже. Однако кое-что ее беспокоит.
— А клад где? — спрашивает она.
— Там, — говорит бесенок и неопределенно машет лапкой.
— Далеко? — уточняет Агата.
Бес что-то прикидывает, потом говорит:
— От того города поближе будет.
Агата понимает, что он имеет в виду, — в ближайшем городке живет бабушка. Пешком до дальней стороны леса не дойти и за три часа. Агата начинает снимать сапоги.
— Чего? Чего? — испуганно спрашивает бес, бегая вокруг и пытаясь заглянуть Агате в глаза.
— Далеко, — говорит Агата. — Далеко, темно, придут родители, меня нет. Будем папу ждать.
Перспектива ждать папу почему-то приводит бесенка в ужас. Он изо всех сил чешет пушистую башку копытцами и вдруг говорит:
— Верхом поедешь. Быстро-быстро.
— На чем? — удивленно говорит Агата, сидя на полу с сапогом в руках.
Бес тяжело вздыхает и хлопает себя по пояснице. Агата сразу припоминает картинку: солдаты, или ведьмы, или просто люди, поймавшие беса, ездят на нем верхом, куда пожелают, и бес обычно несется быстрее ветра, особенно, если его подгонять. Агата не знает, что сказать. Бес даже пониже ее самой, но задние ноги у него крепкие, шерсть на пояснице блестит, и вообще ей вдруг кажется, что сидеть на закорках у беса будет очень удобно. Они выходят на задний двор, Агата задирает голову. Небо сейчас уже не напоминает завитушки на вечерних маминых чашках, — оно синее до черноты, тревожное, похожее на темный-темный бархат, прибитый внутри бабушкиного сундука, который стоит в подвале и в который Агате строго-настрого запрещено лазить самой.
Бес немного наклоняется, Агата вспрыгивает ему на спину, как если бы они играли в чехарду, и крепко берет беса за теплые торчащие уши. В ту же секунду ее обдает лютым холодом, глаза наполняются слезами, — бес несется по зимнему лесу, ветер бьет Агате в лицо, руки без варежек начинают страшно болеть от мороза, Агата терпит, сколько может, а потом изо всей силы дергает беса за уши и кричит, захлебываясь ветром:
— Стой! Стой! — но бес не слушается или просто не слышит ее, все скачет и скачет, Агата уже не различает ни деревьев, ни неба, ни блестящих рожек, не чувствует окоченевших пальцев. Вот-вот она соскользнет со спины бесенка и свалится в снег, и, может быть, сломает себе шею, — но тут бесенок вдруг сам останавливается, проезжает вперед на скользящих копытцах, хлопается оземь вместе с Агатой. Прежде, чем Агата успевает прийти в себя, встать на ноги и обругать бесенка, на чем свет стоит, он пронзительно и победно кричит:
— Папа!!! Папа!!! Папа!!!
И вдруг в лесу становится очень тихо.
Ничего не происходит. Агата боится пошевелиться, боится отряхнуть снег и только прислушивается, но действительно ничего не происходит. Тогда Агата, стараясь не выпускать из вида бесенка, изо всех сил вертящего головой и нетерпеливо скачущего на месте, делает пару шагов назад и тоже пытается оглядеться. Это совершенно незнакомый лес, Агата никогда здесь не была, — уж в этом-то она не сомневается, хотя бы потому, что стволы всех деревьев, окружающих ее сейчас, странно блестят и выглядят совершенно гладкими.
Агата растирает пальцы, потом осторожно проводит рукой по стволу и убеждается, что он стеклянный. Тонкая веточка с хрустом падает к ее ногам, Агата поднимает ее. Веточка совершенно прозрачная, и тесно прижавшийся к ней желудь — тоже прозрачный, а шляпка его искрится крошечными гранями. В любой другой момент Агата пришла бы в восторг от такой находки, но сейчас ей почему-то делается очень страшно. Она кидает веточку наземь, и та падает в снег, который сейчас кажется Агате стеклянной крошкой. В ту же секунду из-за спины у Агаты выскакивает белка, на секунду замирает над желудем, и Агата в ужасе видит желудь сквозь эту белку, видит цветную искру, на мгновение загоревшуюся на тончайшем стеклянном волоске беличьей морды. Стеклянная белка хватает стеклянный желудь и уносится прочь. Агата чуть не вопит от ужаса, но в последний момент берет себя в руки и начинает часто-часто дышать, как научила мама, когда Агата просыпалась ночью от страшных снов. Она совершенно забыла про бесенка, и неожиданно раздавшийся звук заставляет ее подскочить. Это — звук звонкой оплеухи, хорошенького подзатыльника. У кого в классе есть хулиганы, обижающие мальчиков помельче, те ни с чем этот звук не спутают.
Бесенок начинает что-то жалобно бормотать, но тот, кто стоит рядом с ним и смотрит на Агату, совершенно его не слушает. Агата тоже смотрит на этого человека, прекрасно понимая, кто это такой. На этом человеке большая серая шуба из жесткого меха, похожего на мех собаки Трикси. Этот человек уж точно не стеклянный. Не отрывая спокойных глаз от Агаты, человек говорит бесенку:
— Поросенок.
— Я хотел, как лучше, пап! — обиженно кричит бесенок. — Я ничего ей не отдал! Я ее обманул, привел сюда, не дал клад, обманул, пап!
— Вот именно, — холодно говорит человек. — Поросенок. Нарушил договор.
Бесенок возмущенно замолкает и в ярости начинает рыть копытцем стеклянный снег. Человек в серой шубе подходит к Агате и протягивает ей ладонь. Агата глубоко вдыхает и вежливо подает руку в ответ.
Ладонь у этого человека неожиданно теплая, сухая, и пальцы Агаты немедленно согреваются в ней. Ничего страшного в этом человеке нет, он держит Агату за руку и смотрит ей в глаза с хорошей, мягкой улыбкой, и мало-помалу тепло от его ладони достигает Агатиного плеча, груди, живота, она перестает дрожать. Человек берет Агату за вторую руку, и тепло добегает до ее коленок, до промокших, онемевших от холода ног в тяжеленных мокрых сапогах. Одежда на Агате немедленно высыхает, она пробует пошевелить пальцами ног и, — о чудо, — они опять могут шевелиться. Человек в шубе улыбается Агате, и Агата улыбается ему в ответ. Тогда человек на секунду возводит глаза, как будто предлагает Агате посмотреть на небо, и Агата видит невозможную, невероятную красоту: тысячи сияющих лунными огнями прозрачных веток, создающих над головой Агаты переливающийся купол, сквозь который совершенно не видно неба. Человек в шубе вдруг шутливо хлопает Агату по ладоням, как будто приглашает играть. Агата смеется и хлопает человека в шубе в ответ. Он выставляет вперед правую ладонь, Агата — левую, потом — наоборот, потом каждый из них хлопает в ладоши, потом человек в шубе поворачивает руки ладонями вверх, и Агата хлопает по ним, а потом — опять наоборот.