У

Этим троим Хейердал послал очень краткие телеграммы, спрашивая, хотят ли они отправиться на плоту через Тихий океан. Ватсингеру он сказал, что готов держать пари: Хаугланду и Робю сейчас уже надоело болтаться дома.
«Сейчас» означало конец осени 1946 года. Больше года минуло с тех пор, как закончилась война. Они пробивались с боем. Прыгали с парашютами. Прятались в укрытиях с радиопередатчиками. Бывали в секретных английских замках. А тут вот уже целый год тянулось затишье. Хейердал полагал, что они соскучились, и был довольно твердо уверен, что они с радостью примут участие в проекте, который связан с риском для жизни.
Все трое немедленно ответили согласием.
Итак, набралось уже пятеро подходящих мужчин. Но Хейердал хотел набрать шестерых: при экипаже из шести человек удобно распределять часы круглосуточной рулевой вахты. Получалось по четыре часа на брата. Очень удобно.
Последний участник появился позже, приплыв на челноке из джунглей. Это произошло, когда Хейердал прибыл в Перу и привел в движение все рычаги, для того чтобы вовремя и по всем правилам построить плот. Шестой член команды выплыл из джунглей, обросший колоссальной бородой, и оказался этнологом Упсальского университета. Его звали Бенгт Даниельссон, и Хейердал включил его в свою команду, не зная о нем ничего, кроме того, что тот занимается изучением индейцев, живущих в амазонских джунглях. Вероятно, челнок и борода производили достаточно внушительное впечатление.
Так вот она, команда Хейердала: Герман Ватсингер, Эрик Хессельберг, Кнут Хаугланд, Торстейн Робю и Бенгт Даниельссон. Всем им было от двадцати восьми до тридцати трех лет. И все успели провести зимнюю ночь под открытым небом.
Стоит отметить, никто не мог дать им гарантию, что плот доставит их целыми и невредимыми до Полинезии. Специалисты и неспециалисты в один голос твердили, что плот из бальсы потонет, не проплыв и половины пути. Просто-напросто потонет, и все! На рисунках можно было видеть изображение древних бальсовых плотов, и в их существовании никто не сомневался, но все полагали, что плоты использовались для плавания на короткие расстояния вдоль побережья. Как бы в основном для развлечения. И лишь немногие, кроме Хейердала, верили, что из его затеи что-то получится. Что думала его команда, я не знаю. Но мы знаем, что все, кто был на плоту, через определенные промежутки времени проверяли, насколько глубоко пропитались водой бальсовые бревна. Они делали это, убедившись, что никто их не видит. То есть они не были уверены. Отсюда можно сделать вывод: команда Хейердала знала, что рискует жизнью. Да так оно и было. В глубине души они, видно, приготовились к самому худшему. Похоже, именно опасность и все, что с ней связано, их и привлекала.
Я слышал, что журналисты, которым довелось поработать в зоне вооруженного конфликта, редко возвращаются к будничной работе. Поработав в зоне военных действий, возможно, с риском для жизни, ты вряд ли захочешь писать очерки о том, как весело резвятся на лугу после долгой и темной зимы коровушки, радуясь весеннему солнцу. Коровы — это, конечно, хорошо, но вряд ли такое зрелище вызовет у человека всплеск эндорфина и адреналина. Подозреваю, что члены команды Хейердала чувствовали нечто подобное.
Наверное, побывав на войне, трудно привыкать к мирной домашней жизни.
Если я когда-нибудь попаду на фронт, то, вероятно, буду всегда туда стремиться. Но этого не случится. Однако я сам видел, как люди, никогда не бывавшие на войне, нарочно подвергают себя опасности. Возможно, как раз потому, что не попали на войну, как бы взамен войны. Например, прыгают с Тролльвегена. Или с крыши высоких зданий на парашюте. Они наверняка понимают, что это смертельно опасно. И все равно прыгают. Возможно, именно ради опасности. И солнечные очки они носят еще пострашнее, чем у Хейердала и его команды. А между тем эти люди не видали войны. И все равно прыгают. Так и скачут.
Не думаю, что мне нужны ребята, которые все время, надо-не надо, а прыгают. Моя экспедиция как-нибудь обойдется без прыгунов. Я выберу спокойных ребят. Таких, которые не станут искать опасностей ради опасности и в то же время не станут ее избегать, если действительно потребуется совершить отважный поступок. Я представляю это себе так, что мы будет помогать друг другу. Один за всех, и все за одного. В моей жизни этого пока не было. Еще я хочу набрать тех, кто не слишком любит болтать. Некоторые болтают чересчур много. Мне представляется, что раньше люди меньше болтали, хотя, скорее всего, это ерунда. Но вот в наше время людей хлебом не корми, дай им только потрепаться, а у меня голова не работает, пока они не замолчат, да и после дело идет со скрипом, потому что я так раздражаюсь от обрушившихся на меня слов, что делаюсь агрессивным. Я могу ясно думать, только когда вокруг меня тихо. Когда люди молчат и стоит полная тишина. Вот тогда я могу мыслить ясно.
Мне нужны ребята, от которых ты получаешь стимул. Которые знают что-то, чего я не знаю. Вместе мы преодолеем разные трудности, добьемся, что Норвегия станет ярким пятном на карте мира, и станем друзьями на всю жизнь. Вот как я хочу, чтобы было.
Обсудил проект с Эвеном. Запустил пробный шар.
Для начала я поговорил с братом. Вроде бы естественно начать с него. Ведь, как ни суди, он все же самый близкий мне человек. Круг друзей у меня довольно невелик. И я не могу быть особенно привередливым при составлении команды. Но брат непременно должен стать одним из участников. Он молодой. Ему двадцать лет. Совсем молодой. Но он такой же крупный и сильный, как я. И способный.
Между нами хорошие братские отношения. Сколько себя помню. Я, правда, постарше, но между нами никогда не было соперничества. Я — это я, а он — это он. Самое то, что надо. О нас не скажешь, что он приплыл ко мне из джунглей на челноке, и все же я хорошо помню, как он появился в моей жизни. Я с нетерпением ожидал его появления несколько месяцев. Я тогда только что перешел во второй класс и начал изучать О-цикл, а в тот день с самого утра знал, что сегодня это должно произойти. К концу дня это уже совершится. Я сидел на лестнице у дедушки с бабушкой, и тут позвонил папа из больницы сообщить, что родился мальчик. Братец! У меня появился братец! Так появился на сцене Эвен. Это казалось необыкновенно здорово. Эвен — это здорово!
О нем, о моем братишке, не скажешь, что он еще не нюхал опасностей. Несколько лет назад мы с ним как-то отправились на велосипедах в лес на рыбалку. Дело было уже к ночи в Иванов день. Мы заехали далеко в чащу густого леса на окраине Тронхейма. Эвену было тогда лет тринадцать-четырнадцать. Вскоре мы нашли хорошее рыбное место. Прислонили велосипеды к дереву и направились к озеру через болотце. Мы шли по мосткам, проложенным через болото, и были настроены на мирное приключение, без всяких опасностей. Вокруг царили тишина и покой. Поблизости ни души. И вдруг неподалеку раздался жуткий рев и закачались ветки берез. Там был медведь. И это чистая правда. Мы его так и не видели, но в ближайшие дни несколько человек подтвердили, что в окрестностях бродит пара медведей. Незадолго до этого мы оба видели в кино фильм Жан-Жака Анно «Медведь» и не сомневались, что теперь слышим медвежий рев. Надо же было такому случиться, чтобы очутиться одним в совершенно безлюдном месте, причем еще и босиком, так как разулись, прежде чем пуститься через болото. Разутый человек чувствует себя беззащитным. Мы были беззащитны. А рядом ревет медведь! Рев был агрессивный. Можете не сомневаться! Не потому, что у зверя был период течки, и не потому, что он искал себе пару. Рев предвещал смерть и погибель. Наверное, я испугался не меньше, чем Эвен, но, будучи старшим братом, решил, что должен держаться спокойно и как полагается. Поблизости был лодочный сарай, я завел туда Эвена. Дверь не запиралась. Мы уселись на банке в одной из лодок и стали обуваться. Эвен вот-вот готов был расплакаться. В рюкзаке у нас был мед. Для полного удовольствия мы собирались заваривать ночью чай с медом. Об удовольствии теперь нечего было и думать. Мы боялись, как бы медведь, учуяв мед, не ринулся за нами в сарай, а там прижмет нас в угол, и конец! Прятаться в сарае было еще страшней, чем остаться в лесу под деревьями. Мы ничего не видели вокруг. У нас все время было такое чувство, что мы со всех сторон окружены врагами. Я пересилил себя и заставил Эвена выскочить за порог и бежать к велосипедам. А бежать надо было в ту сторону, откуда донесся рев. Мы дунули что было духу. Повсюду нам мерещились медведи. Полчища медведей. Мы взлетели на велосипеды и умчались. Нескоро еще нам удалось успокоиться. Спустя час мы встретили на дороге двух мужчин и рассказали им, что с нами приключилось. Они высмеяли нас. Расхохотались и сказали, что это, верно, был бобр. Но это был не бобр. Я достаточно навидался и наслушался бобров, чтобы отличить бобра от медведя. Мужчины только смеялись.