У
Я представляю себе жизнь людей на земле как часть нескончаемого группового труда. Задача, сформулированная на заре времен, гласит: разберитесь в том, что вас окружает. Сообразите, каким образом вам лучше всего организоваться и использовать природу. Опишите собственными словами, что значит быть человеком. Додумайтесь, как все между собой связано и почему вы тут оказались. Потратьте на это столько времени, сколько потребуется.
Ни один человек в отдельности не может решить эту задачу. В лучшем случае мы можем надеяться, что чуть подсобим тем, кто продолжит дело после нас, поколение за поколением. Они будут сменять друг друга. Вступим и мы, когда это потребуется… и т. д. Кое-кто пробовал как-нибудь срезать путь. Случалось, мы ударялись в религию. От этого было мало толку. Через тысячу лет религии, надо надеяться, отомрут. Тогда, может быть, дело пойдет веселей. Я мечтаю, чтобы в один прекрасный день главы разных религий выступили с совместным пресс-заявлением и объявили, что больше не могут опираться на то, что сказано в древних писаниях. Эти тексты не служат подтверждением того, что наговорено ими за последние две-три тысячи лет. Идея сама по себе была хорошая. Они думали, что для людей будет невыносима мысль о своем одиночестве. Но теперь мошенничество разоблачено. Все, от начала до конца, было чистой выдумкой. Они выражают сожаление, что обманывали народ. Отныне — everyman for himself, [2] пусть каждый отвечает сам за себя. И в этот день великий групповой труд совершит гигантский рывок. При групповом труде путь никак нельзя срезать, и в этом вся штука. Тут нельзя увильнуть, как тогда, когда ты работаешь один. Каждое мнение надо выслушать. Если ты порешь чушь, тебя кто-нибудь арестует. В системе заключена гарантия надежности. Разговаривать. Разговаривать. Взвешивать. Оттачивать компетентность. Быть открытым для чужих предложений. Прислушиваться к каждому, включая тех, кто в самом низу. Эти люди — тоже члены группы. Со временем удачные предложения, очевидно, одержат верх.
Еще в школе я ненавидел групповую работу. Работать вместе с другими у меня получалось скверно. Мне казалось, что процесс идет слишком медленно, что все остальные — недотепы, что никогда не получится толку, если я сам не сделаю то, что нужно. Должно быть, работать на пару со мной было сущим наказанием. Поэтому у меня быстро опускались руки. Так же, как у меня опускаются руки сейчас перед перспективой великой групповой задачи. Я бы и хотел внести свой вклад, но вынужден констатировать, что многие опередили меня. Похоже, я поздновато родился, человечество слишком далеко продвинулось по пути своего развития, чтобы можно было оказать сколько-нибудь заметное влияние на общественные структуры, открыть новые страны или основополагающие законы природы. Я родился в такую эпоху, когда люди моего возраста в той части света, где я живу, получают все необходимое от общества, которое прекрасно функционирует без нашего непосредственного вмешательства, давая нам возможность думать только о таких вещах, как сноубординг или секс.
Какие-то научные открытия, разумеется, и сейчас еще не сделаны. Например, общая теория мироздания. Она еще ждет своего решения. Мегаформула, описывающая все в целом. Этим я, пожалуй, могу заняться, когда на меня снизойдет вдохновение. А в остальном все в общем-то открыто.
Колесо. Порох. Атом. Мы можем увидеть атом. Выделить его и поиграть с ним в свое удовольствие. Лекарства. Это у нас есть. И все время появляются новые. Земля вращается вокруг Солнца. Календари. Математика. Земмельвейс с его полезным советом, что, потрудившись над вскрытием трупов, надо мыть руки, в особенности, если ты собираешься заняться родовспоможением. Инструменты. Всевозможные инструменты. Мы можем измерить все что угодно. И взвесить. Бактерии. Мы знаем, что они существуют и чем они там занимаются. Электрическая лампочка. Теория эволюции. ДНК. Микропроцессоры. Дети из пробирки. Самолет. Господи, чуть было не забыл самолеты! Разумеется, есть еще много чего, что можно бы сделать. Мысли, которые можно опровергнуть. Изменить плохие обычаи. Но тут уж требуется такая специализация, которая меня не интересует. Специализация — штука не особенно увлекательная. По мне, так уж лучше знать немножко обо всем. Универсальность, как у гениев Ренессанса, которые оставили свой след в различных областях. Их целостный взгляд на мир. Вот каким я хотел бы, чтобы меня видели.
Но я нетерпелив.
Я хочу, чтобы Норвегия была отмечена на карте мира. Кто-то, может быть, возразит мне, что Норвегия и так уж отмечена на карте, но он ошибается. Знаменитости-то у нас есть, не в том вопрос, тут тебе и полярные исследователи, и лыжники, и Лив Ульман, и один-другой знаменитый писатель. Еще мы долгое время считали, что канцелярскую скрепку тоже изобрел норвежец, но оказалось, что мы ошибались. У нас есть-таки электромобиль, купленный Фордом, а один профессор в техническом институте Тронхейма изобрел, говорят, какие-то совершенно круглые шарики, то есть ну совсем круглые, они не просто выглядят круглыми, нет, они действительно круглые-прекруглые, что вызывает восхищение в широких международных кругах, и все равно… Как-то оно не тянет! И всегда так было. Ну взять, к примеру, Олимпийские игры в Лиллехаммере, и что? Вроде бы и да, а все равно как будто и не совсем! Празднество было, всенародное празднество, пускай даже достижение, и все-таки не того сорта, чтобы достиг, и все — это уже на века. Праздник был что надо, но ведь не научное достижение или квантовый скачок! Олимпийские игры в Лиллехаммере для Норвегии значили хороший шаг вперед, но для человечества в целом, к сожалению, этот шажок был совсем маленький. Такова горькая правда. Утверждать, будто это не так, значит, напрасно обманывать себя. Надо придумать что-то получше!
Норвегия должна быть отмечена на карте мира. Раз и навсегда. И, желательно, как можно скорее.
Я должен создать теорию. А затем доказать ее.
Вот чего нам не хватает.
Теории, из которой что-то должно воспоследовать. И блистательное доказательство.
Я хочу непременно сделать открытие. Что-то должно быть открыто.
Открыто мной.
Теория
Это было два года тому назад. Я тогда жил в Тронхейме и приехал домой навестить родителей. На Рождество мне подарили коньки. И увлекательную книжку. Я проглотил ее всю за одну ночь. Там рассказывалось, как Тур Хейердал с кучкой товарищей переплыл Тихий океан на бальсовом плоту. В плавании не обошлось без опасностей. Это было отважное приключение. Но они справились. И Хейердал доказал свою теорию о том, что полинезийцы, обитатели тихоокеанских островов, приплыли туда из Южной Америки. В незапамятные времена. Хейердал — самый знаменитый из всех ныне живущих норвежцев. Он знаменит, и он живет сейчас. По крайней мере, сейчас, когда пишется эта книга, он жив. Он — главный норвежец нынешнего столетия. Главный норвежец XX века. Его признали первым. Он плавал по многим морям. Он доказал то, что хотел. Его теории — спорные. Спорные и знаменитые. Когда-то Хейердал был молод. Он был такой же, как я. Был ли он похож на меня, когда ему было двадцать девять? Но ведь он, кажется, сделал больше, чем я, не только построил стену?
А я катаюсь на коньках по озеру Лианванн в лесу над Тронхеймом. Стоит погожий денек. Все искрится, морозец пощипывает. Лед сверкает голубизной. Сегодня ветрено. Ветер подхватывает меня и несет от одного берега до другого. Я возвращаюсь назад против ветра, поворачиваю и опять с ветерком мчусь через озеро. Все повторяется снова и снова. Я лечу без усилий. Под коньками монотонно звенит лед.
И тут я подумал: Хейердал пишет, что на Тихом океане доминируют ветры, дующие с востока на запад. От Южной Америки к архипелагам Полинезии. Ветер влияет на морские течения. Вот почему бальсовые плоты должны были дрейфовать в этом направлении. Но в древности, как известно, огромные пространства были покрыты льдом, так отчего же какие-нибудь отважные первобытные племена Южной Америки не могли пересечь Тихий океан по льду, перебравшись таким образом на острова Полинезии? Вероятно предположить, что у них были под рукой какие-то примитивные коньки. Так сказать, первобытные коньки. И вот они пустились в путь по ветру, как я сейчас, и, проехав тысячи километров, очутились в виду Полинезийских островов.