У

И если вдруг окажется, что Тихий океан не покрывался льдом на продолжительное время, в чем я лично сомневаюсь, вполне могли случаться сравнительно кратковременные похолодания, ученые их просто проморгали. Достаточно одной или двух по-настоящему холодных зим. Я имею в виду — исключительно холодных. Ужасно холодных. Море замерзло, и отважное первобытное население воспользовалось этим обстоятельством, чтобы пересечь море на коньках. О'кей! Может быть, это и маловероятно. Но стоит ли начисто исключать такую возможность? Вправе ли мы исключать, что это могло произойти? Я считаю — нет, не вправе!
Сидя в трамвае, по дороге домой, я вспоминаю, что забыл проверить фольклорные корни мелодий, в которых слышен звон скользящих по льду коньков. Ничего, еще успеется! Должен сказать, что я доволен собой. Хотя правильность моей теории и не получила еще окончательного подтверждения, однако я не нашел ничего, что подрывало бы ее или окончательно перечеркивало. А если моя теория окажется совсем никуда не годной, я, скорее всего, быстренько придумаю новую. Главное сейчас — удержаться на гребне волны. Ассоциативное мышление цветет небывало пышным цветом. Я чую, с минуты на минуту у меня могут возникнуть новые теории. Мне предстоит найти доказательства. Сделать открытия. Трамвай — это лишь первое из транспортных средств в начале великого путешествия. Такое вот у меня ощущение.
К моему возвращению мама успела слазить на чердак и откопать там мои характеристики за начальную школу. Мама хочет укрепить во мне уверенность в собственных силах перед тем, как я возьмусь за решение предстоящей великой задачи. Вот какой молодец у меня мама! Непоколебимо тверда, когда надо меня поддержать.
На меня произвело большое впечатление, что она сохранила эти характеристики. Они показывают, в чем состоит моя сильная сторона. А я-то и позабыл. Начальные классы были, похоже, блистательным временем в моей жизни. И вот они возвращаются. Надо держаться того, что у тебя лучше всего получается.
Особенно хочу обратить внимание на то, как оценивали преподаватели мои успехи по предмету О-цикла — по циклу занятий общеориентировочного характера, того О-цикла, который выступает в роли флагмана всех остальных учебных предметов! В этом цикле элегантно и познавательно слиты воедино сведения о природе и обществе. Теперь этот предмет называется, кажется, как-то иначе. Департамент образования придумал для него новое название. Лучше бы оставили его О-циклом. Не без благоговения я сажусь за чтение моей характеристики по О-циклу.
«Отчет о развитии и работе, проделанной в школе» — написано вверху страницы. Тронхеймская коммуна. Начальная школа. Это тоже написано. Мой учитель Свейн-Отто Скьервольд потратил время, чтобы изложить в письменном виде свое суждение о моих способностях. При мысли об этом я растрогался чуть не до слез. Подумать только, он специально думал обо мне, чтобы составить свое суждение о том, что я говорил, как формулировал свои мысли и все такое прочее! Я цитирую характеристику, которую он дал мне по окончании учебного года в пятом классе. Справка датирована 8 июня 1981 года. О-цикл: «Эрленд работает очень хорошо. Установка позитивная, самостоятельный подход к решению проблем. Проявляет активность и интерес».
И характеристика следующего года. От 8 июня 1982 года. О-цикл: «Отличное старание и результаты. Активность и интерес как в письменных, так и в устных работах».
Еще прибавлено, что я вежлив и вообще во всех отношениях молодец.
Эти характеристики о чем-то говорят. Особенно мне понравилось насчет самостоятельного подхода к решению проблем. Я не исключаю, что именно мне предназначено добиться того, что Норвегия раз и навсегда окажется закрепленной на карте мира.
  
Рождение экспедиции
 
Жду, когда мне блеснет идея, как приступить к организации экспедиции. У меня нет ни малейшего представления, с какого боку за нее взяться. Пока суд да дело, я читаю. Читаю о том, что теория миграции, выдвинутая Хейердалом, в отдельных научных кругах не получила безоговорочного признания. Некоторые ученые скептически восприняли плавание через океан на бальсовом плоту. Они не сомневаются в том, что Хейердал его переплыл. Однако сомневаются в том, что это позволяет правильно восстановить картину заселения островов Тихого океана. Так, например, одна англичанка приступила к изучению генного материала, чтобы установить, с кем у полинезийцев больше общих черт — с азиатами или южноамериканцами. Это значит, что по Хейердалу выпущен предупредительный выстрел. Для того чтобы спасти честь Норвегии, нужно выручать Хейердала. Я должен прийти ему на выручку. У меня даже имеются предшественники, уже устроившие подобные спасательные акции. Кто-то предпринял лыжный поход на Южный полюс. В одиночку. Кто-то на Южный. Но, как я понимаю, они доказали только то, что это достижимо. Никто не спорит, что это подвиг! Я и не собираюсь умалять их заслуги. Однако же они не обогатили человечество великими научными открытиями. Они обогатили только себя. И, возможно, какие-то отрасли норвежской экономики. Откуда мне знать.
Я должен как-то поправить дело!
Но в первую очередь надо подумать об организационных вопросах. Нужно достать деньги. Составить план. Похоже, тут предстоит столько трудов, что конца не видно. Подозреваю, что в вопросе организации я пока что нахожусь только в начале пути. У меня есть теория. Но ее еще нужно доказать. А для этого требуется энергия, способная заразить окружающих. Что-то я не замечал за собой такого качества. Какая-никакая энергия у меня, разумеется, есть. Но чтобы заразительная? Это разве что в исключительных случаях.
А между тем меня лихорадит от нетерпения. Я еще не знаю точно, куда мне отправиться и когда да и что получится в итоге. А лихорадка — вот она, тут! Мне одновременно и жутко, и весело.
Я взял в привычку бывать на аэродроме. Тренироваться. Стоять за дверью, в которую придется войти, когда собираешься лететь за границу. Сейчас я не могу через нее пройти, у меня нет билета. Но я подхожу к ней и стою понарошку. Захаживаю в кафе. Выпиваю чашку чаю, иногда стакан лимонаду. Обхожу магазинчики и приглядываюсь к разным вещам. Ношу под мышкой заграничную газету. Смотрю, как садятся и взлетают самолеты. Какая мощь в этих машинах! А как ревут! Это рев реактивных двигателей. И вес в тысячи килограммов. Однако взлетают. И приземляются. Все как по маслу.
Я бываю в аэропорту раза три в неделю.
За плечами у меня рюкзак. Рюкзак путешественника. Люди вокруг, наверное, думают, что я собираюсь куда-то лететь. Что я только и делаю, что летаю. Или что у меня тут промежуточная остановка. Я жду, потому что запаздывает мой самолет. Заметно, что я расстроен. Чтоб его, этот туман! Вечно не одно, так другое!.. «Ты можешь вспомнить хоть один полет, чтобы обошлось без накладок?» — спрашиваю я человека, стоящего передо мной в очереди за сосисками. Всегда какие-нибудь неполадки. Что-то надо чинить. А ты жди! Тем, кому вроде нас приходится много путешествовать, поневоле нужно запасаться терпением. Он летит в Париж. Разговорились о Париже. К счастью, я достаточно читал о Париже, и он не догадывается, что я там никогда не бывал. Так-то вот, говоря между нами, путешественниками! Мы с удовольствием делимся впечатлениями. «А ты куда летишь?» — спрашивает он. Я отвечаю, что я — в Южную Америку, в Перу. Он присвистнул, чтобы показать: да, мол, это действительно далеко! «Не Париж, конечно, — говорю я. — Куда там до Парижа! А вообще в Париж — это здорово!» И я показываю всем своим видом, что поднадоели мне дальние поездки. Махнуть на выходные в Париж было бы лучше. Прошвырнуться по Елисейским полям. Побывать в Лувре. Да мало ли что! Никуда не спешить. Посмотреть на девушек. Что ты хочешь — француженки! Он соглашается.
Затем я сажусь на аэропортовский автобус и еду в Тронхейм. Выхожу возле Королевского сада и иду оттуда пешком, пока не набредаю на магазин, где продаются чемоданы и путеводители. Вхожу в магазин и завожу беседу. Непринужденно говорю о предстоящей поездке. Далекой поездке. Я собираюсь в дальнее путешествие. Возможно, опасное. Мне демонстрируют чемоданы, с кодовыми замками и все такое. Цены запредельные. Я говорю, что мне надо подумать. Иду домой и думаю.