Трудный рейс Алибалы
— Тогда разрешите мне поспать, — сказал Садых. — Ведь еще рано. Я не удивлюсь, если племянник Дадаша-даи еще дрыхнет…
— Спи, Садых, спи…
От взгляда Алибалы не укрылось, что Дадаш места себе не находит, колеблется, не может решить, где сходить. Не укрылось от его внимания и то, что всю дорогу от Москвы, заходя в служебное купе, Дадаш украдкой посматривал вверх и только тогда садился, когда убеждался, что чемоданы на месте. Похоже, он не доверял ни Садыху, ни ему, Алибале, но Алибала не подавал виду, что понимает это. На прошлой неделе Дадаш произвел на него хорошее впечатление. И казалось, Дадаш не изменился характером, каким был, таким и остался. Вернувшись из рейса, он рассказал жене о своей встрече с Дадашем и при этом наговорил столько хорошего, что теперь ему было бы неловко менять свой взгляд на человека. Тем более что Хырдаханум ему верила, знала, что он не станет хвалить кого попало, скуп на похвалу, и омрачать его веру во фронтового товарища ей тоже, наверное, не хотелось. «Почему, почему Дадаш так трясется за свои чемоданы? Не съедим же мы их? Интересно, он всегда возвращается из Москвы с такой кучей вещей? И что же он везет такое необыкновенное, что покоя не знает?» Потом он одернул себя: «Что я подозреваю?.. Чему удивляюсь? Человек подъезжает к дому, вещей полно — и своих, и чужих, — как же не волноваться? Повременим делать выводы, посмотрим, как у него все обернется». Он подошел и стал рядом с Дадашем. И тут его осенило: и нервозность, и задумчивость вызваны предстоящей разлукой. Есть такие люди: с виду не очень чувствительные, а на самом деле очень сердечные…
И как бы в подтверждение этой его мысли Дадаш сказал:
— Если все будет хорошо, Алибала, надо нам с тобой встретиться. Познакомим женщин, да и сами обо всем потолкуем, поговорим, прошлое вспомним.
— Я как раз собирался сказать тебе об этом. К тому времени, когда я вернусь из следующего рейса, приезжай со всей семьей. Барана зарежу… Хырдаханум будет готовиться.
— Спасибо Хырдаханум, но сначала вы ко мне должны приехать, причем на этих же днях, а потом уже и мы приедем в Баку. Ведь я как-никак дважды был твоим гостем.
Алибала переменил место, чтобы лучше видеть лицо Дадаша.
— Не хитри, Дадаш, я первый позвал, и пусть так и будет: вы едете к нам. Хырдаханум готовится, да и баран уже куплен.
— Слушай, ты ведь не богач, зачем разоряешься? Зачем лишние расходы? И зачем специально готовиться? Мы с женой приедем к вам неожиданно, чтобы не утруждать Хырдаханум-баджи. Мы же товарищи, кто чем богат, тем и рад.
— Так-то так, но что сделано — сделано, да и Хырдаханум очень хлопочет, и это приятные хлопоты.
— Скоро Худат, — сказал Дадаш.
— Чемоданы спустить?
— Да, пора. Встал Садых.
— Что, уже время?
— А ты что, не спишь?
— Не спится. Что, чемоданы спускать? Подождите, я подам, а вы вдвоем принимайте.
Сняли оба чемодана, Садых вытащил из-под сиденья третий. Чемоданы заняли весь проход.
— Здесь пока оставить?
— Да, пусть пока тут, — ответил Дадаш.
Садых поставил чемоданы один на другой на сиденье.
Вагон проснулся. То из одного, то из другого купе выходили пассажиры, шли умываться. Один из них спросил у Дадаша:
— Какая сейчас станция?
— Худат.
— Вовремя?
— Нет.
Поезд опаздывал больше чем на час.
* * *Наконец прибыли в Худат. Вагон Алибалы прокатился вперед, до вокзала было далеко.
Едва клацнули тормоза, Дадаш словно юноша спрыгнул вниз и побежал к зданию вокзала, на ходу поручив Алибале стоять в дверях и смотреть: как только он махнет рукой, надо, не теряя времени, спустить вещи на платформу.
В Худате поезд стоит всего несколько минут, всегда надо торопиться. Но никто не сходил и никто не садился в вагон.
Алибала и Садых — один из дверей, другой из окна — смотрели в сторону вокзала, ожидая возвращения Дадаша. Дадаш, отчаянно жестикулируя, разговаривал с кем-то и почему-то не спешил за вещами. Наверное, человек, с которым он разговаривал, вовсе не его племянник, иначе Дадаш не задержался бы так долго, дал бы сигнал спустить вещи, ведь поезд вот-вот тронется.
И поезд медленно тронулся с места. Дадаш кинулся; к вагону, на ходу вскочил на подножку. Алибала подхватил его за руку и помог подняться.
— Не приехал племянник? — спросил он.
— Нет, не приехал, — ответил Дадаш. — Я знакомого встретил, сказал: если парень подъедет, пусть гонит в Хачмас. Не знаю, что случилось с Явузом. Эх, милый, теперь молодежь такая, ей верить нельзя.
— Когда ты звонил из Минвод, сказал, что сойдешь в Худате? Может быть, они решили, что ты сойдешь в Хачмасе?
— Я-то сказал, а они могли не понять.
— Ну ничего, далеко ли до Хачмаса, сейчас доедем.
Дадаш беспокойно посматривал в сторону станции: «Не получилось. Лишь бы в Хачмасе не нарваться на зловредных людей».
На окраине станции молодой человек в желтой сорочке, с которым разговаривал Дадаш, помахал ему рукой. Дадаш как-то безразлично махнул ему в ответ из окна.
Худат остался позади.
Большинство пассажиров уже проснулись.
Мовсум Велизаде умылся, стоял в коридоре перед открытым окном. Иногда он покашливал простуженно. Издали поклонился Алибале и Дадашу.
Садых снова растопил титан, принялся готовить чай.
Дадаш думал о своем, не вникая в вагонные разговоры и суету. Он остался стоять в коридоре, в купе он больше не вернулся. На его лице было такое выражение, что, даже не спрашивая, можно было понять: он ни с кем сейчас не хочет разговаривать и общаться. Алибала очень ему сочувствовал и понимал его состояние. Он судил по себе. Если какое-то дело расстраивалось, он переживал и долго не мог успокоиться. Однако Дадаш очень уж огорчился. А из-за чего, собственно, огорчаться? Что он терял? Ну, будет дома на час позже, стоит ли огорчаться из-за этого? Из-за племянника, может быть, переживает. Но, даст бог, ничего плохого не случилось, дома все прояснится. Может быть, парень вовсе и не виноват ни в чем, ему не сказали вовремя, что надо ехать? Может, поломка какая, застрял в дороге?..
Поезд ускорял ход, машинист знал об опоздании и старался хотя бы немного нагнать время.
Вот и Хачмас. Дадаш и там не сошел. Вернее, он сошел, но опять без багажа, и тот самый парень в желтой сорочке, с которым он разговаривал в Худате и который махал ему рукой, оказался тут как тут. Дадаш переговорил с ним и еще более расстроенным вернулся в вагон.
— И здесь не выхожу. Еду в Баку, оттуда поеду в Кубу.
Билет у Дадаша был только до Хачмаса. По закону он должен был купить билет от Хачмаса до Баку, по, конечно, не купил, да и не успел бы, и Алибала промолчал.
Чемоданы и корзины Дадаша так и стояли в тамбуре, возле выхода; сам Дадаш несколько часов пути до Баку простоял в коридоре. Алибала и Садых разнесли пассажирам чай, предложили Дадашу пройти и выпить стакан чаю или в своем купе, или в служебном. Он отказался. Стоял и беспрерывно курил. Веселого, улыбчивого Дадаша, каким он выезжал из Москвы, словно подменяли теперь, он стоял хмурый и неразговорчивый, па все вопросы отвечал односложно — «да» или «нет». Алибала терялся в причинах всего этого, да он и не спрашивал Дадаша, что с ним, — он не любил выспрашивать у других то, чего они не хотели сказать сами.
В Баку поезд прибыл с опозданием на сорок пять минут.
Красивый парень в желтой рубахе, встречавший Дадаша в Худате и Хачмасе, был уже на вокзале. Он забронировал носильщика с тележкой, и оба стояли на перроне, выжидая, когда вагон Алибалы остановится против них, — как видно, парень запомнил номер вагона, в котором ехал Дадаш, а носильщик по опыту знал, где какой вагон останавливался.
Дадаш беспокойно выглядывал на перрон. Увидев в толпе встречающих парня в желтой сорочке, он оживился, словно подвявшее растение после полива. Помахал парню из окна, парень тоже заметил его и радостно улыбнулся. Дадаш устремился к выходу. Алибала открыл дверь.