Трудный рейс Алибалы

По поведению хмурого и неприветливого майора Агадаи понял, что ни единому его слову майор не верит, и потому сказал: «Возьмите газету „Баку“, там напечатано соболезнование Управления железной дороги Алибале Алиага оглы Расулову по случаю смерти его жены Хырдаханум Садам кызы Расуловой».
Только после этих слов майор немного смягчился.
Этой единственной встречи с майором Ковсарли и короткой беседы с ним Агадаи было достаточно, чтобы понять: Ковсарли так просто от Алибалы не отстанет. Пока дело не приняло серьезный оборот, надо предпринимать что-то. Видимо, все-таки надо искать человека, к слову которого майор прислушается. А для этого надо выяснить, откуда этот майор родом и где искать человека из числа его земляков. И, видимо, одна лишь просьба тут, кто бы ни просил, не поможет, нужно, как говорит Дадаш, сунуть руку в карман. Нужны деньги, а где их взять? Что за обычаи такие пошли? Если, не приведи бог, к кому-то постучится смерть, родственники должны широко открыть двери и вывернуть карманы — расходы обрушиваются как лавина, приходится кидать деньги и направо, и налево. Алибала за эти дни потратил кучу денег, ничего не жалел на поминки жены. Не стыдно ли в такую пору пойти и сказать ему, что нужны деньги для ликвидации дела, в которое он влип? К тому же Агадаи хорошо знал характер Алибалы. Он знал, что Алибала не берет и не дает взяток и потому взъерепенится и все испортит. Агадаи сам должен найти деньги для этой цели. Но у него отложено всего-навсего триста рублей, и больше неоткуда достать. Да и из тех трехсот он мог выделить только двести пятьдесят рублей, потому что до пенсии оставалось еще десять дней, не сидеть же без копейки? А двух с половиной сотен мало для того, чтобы замять глупое дело, надо по меньшей мере рублей семьсот восемьсот…
Где их взять? Агадаи решил посоветоваться с Кебле Меджидом. Ум — хорошо, а два — лучше. Он не стал тянуть с исполнением задуманного и в тот же вечер, вернувшись из микрорайона и не заходя домой, наведался к Кебле Меджиду, рассказал ему, в какую историю попал Алибала. Аксакал похвалил Агадаи за то, что он засучив рукава взялся улаживать это дело, и со своей стороны обещал переговорить с людьми — пусть каждый даст сколько сможет, чтобы выручить Алибалу. Агадаи подключил к этому делу и сапожника Эюба, который запросто заходил во все дома соседей. Сам Кебле Меджид дал двести рублей, Агадаи дал столько же, Эюб — сто пятьдесят. На следующий день сумма денег, собранных среди соседей, составила девятьсот рублей, и Агадаи успокоился — этого, пожалуй, хватит. Осталось найти человека, который вхож к майору Ковсарли. Выяснить, откуда родом майор, Агадаи поручил Эюбу, Эюб в тот же день пошел на вокзал и разговорился там с одним милиционером-сержантом, очень ловко и без особого труда выяснил, что родом Ковсарли из Шеки. К счастью, в их квартале в старом угловом доме жил портной, занимавшийся ремонтом и перелицовкой одежды, он тоже был шекинец. Агадаи и Эюб пошли к нему. Старик их выслушал, от души посочувствовал Алибале, но идти к майору отказался, сославшись на неопытность в подобных делах, — пойду, мол, как говорится, поправлять бровь, да выколю глаз… Но у старика был племянник, который знал многих шекинцев, живущих в Баку, и мог посодействовать в поисках нужного человека. Старик обещал вызвать племянника к себе и поговорить с ним; если парень сам согласится пойти к майору — хорошо, если нет — кого-нибудь подходящего назовет, а он, портной, сообщит Агадаи. «Намекни племяннику, — сказал Агадаи, — что мы не собираемся провернуть дело всухую, за „спасибо“. Знаем, что потребуются деньги, и в долгу не останемся ни перед майором, ни перед ним».
Спустя три дня после этого разговора Агадаи снова пошел к портному-шекинцу, — оказалось, племянник в командировке, вернется в Баку послезавтра. Приходилось ждать.
Агадаи сидел в углу возле двери и, размышляя об этом, присматривался к Алибале. Неожиданно навалившееся горе превратило его в скелет — он не ел, не пил эти дни, не брился, совсем стал старик. Да и Вагиф, соблюдая обычай, также не брился. Значит, как только пройдет седьмой день после смерти Хырдаханум, надо обоих повести к парикмахеру…
Вообще говоря, Агадаи очень беспокоился за Алибалу. Сейчас вся родня, сын, старые друзья рядом, разделяют его горе, утешают, а завтра все разъедутся, займутся своими делами. Вагиф, он военный, уедет в свою часть, и останется Алибала совершенно один, и только тогда он в полной мере почувствует тяжесть своей потери…
Пришедшие на поминки говорили о том о сем. Алибала молча и безучастно слушал их. Только когда кто-то о чем-либо его спрашивал, он отвечал односложно. Но на Агадаи он поглядывал с благодарностью, — когда с ним приключилась эта беда, Агадаи и Месмаханум жили уже не столько в своем доме по улице Касума Измайлова, сколько у него в микрорайоне. Агадаи проявил свои истинно братские чувства к нему, Месмаханум держала траур по Хырдаханум, как родная сестра, и оба много пережили за эту неделю. Как-то он попытался выразить им свою признательность, и оба, муж и жена, чуть не обиделись. За что их благодарить, стыдно даже говорить о таких вещах, потому что его горе — это их горе. И в самом деле, только самые близкие могли так болеть душой за него и так самозабвенно справлять траурные дни, которые, как известно, требуют и труда, и расходов, тем более что в течение первой недели приходило много народу выразить ему соболезнование. Среди них, конечно, не было ни Дадаша, ни Явуза. В сущности, он не хотел, чтобы Дадаш появился тут в эти траурные, дни. Если сам Алибала повинен в смерти жены, то не меньше повинен и Дадаш с его проклятым бизнесом. Правда, Хырдаханум всегда прибаливала, страдала гипертонией, но с ней живут, и она могла прожить еще много лет, если бы не разволновалась и если бы было кому сразу прийти ей на помощь. После возвращения из Кубы Али-бала чуть ли не по сто раз повторял запоздалое заклинание: «Лучше бы у меня ноги сломались в тот день, когда я поехал с Явузом в Кубу!» Но, разумеется, толку от самобичевания не было…
— Пожалуйста, пожалуйста, проходите! — услышал он голоса из коридора и по приветливости этих голосов заключил, что на поминки пришли уважаемые люди.
И действительно, в комнату вошли Мовсум Велизаде и еще какой-то мужчина. Все присутствующие поднялись. Алибала и Кебле Меджид предложили пришедшим свои места, но Мовсум Велизаде сел рядом с Кебле Меджидом, а его товарищ — рядом с ним.
Разговоры смолкли, и все взоры обратились на Мовсума Велизаде.
Сапожник Эюб просто воспрянул духом, так как был совершенно уверен, что на поминки пришел шейх-уль-ислам, а это была великая честь — сидеть в одном обществе с такой уважаемой личностью. От восторга он, казалось, потерял дар речи; прервав свой разговор, он уже не стал возобновлять его и молчал, как молчит рядовой солдат в присутствии старшего начальника. Казалось, он даже и сидит по команде «смирно», готовый выслушать любой приказ.
Пришедшим подали чай. Кебле Меджид опустил в стакан Мовсума Велизаде дольку лимона, придвинул к нему тарелку с халвой.
Некоторое время царило молчание, словно люди воды в рот набрали. Мовсум Велизаде заметил: все ждут, что он скажет. Значит, надо что-то сказать. Он вытер носовым платком губы, легонько кашлянул и обратился к Алибале:
— Чем страдала покойница?
— Врачи говорят, у нее случился инфаркт.
— Инфаркт — тяжелая болезнь. Как говорят в народе — модная болезнь. Болезнь века. Многие, к сожалению, умирают в последнее время от инфаркта. И от рака.
Эюб словно только и ждал, когда Мовсум Велизаде заговорит. Заговорил, и это для Эюба прозвучало как сигнал — он открыл рот, и его понесло:
— Конечно, каждый, кто появился на свет, рано или поздно, должен умереть, покинуть этот бренный мир. Обидно только, что люди уходят из жизни не от старости, а из-за болезней. — Он повернулся к Мовсуму Велизаде: — Хотя мне и трудно говорить в присутствии такой многоуважаемой личности, как вы, я все же рискну сказать. Есть в народе такая притча. Говорят, когда аллах назначил Азраила на должность собирателя человеческих душ, Азраил воспротивился. «На свете столько людей, и род человеческий продолжается, — ответил он аллаху. — Не хочу впадать в грех, забирая души всех живущих, да с этим делом мне и не справиться». На что аллах сказал: «Об этом не думай. Я каждому пошлю болезнь, и все будут умирать, но не сразу»… Сейчас люди в большинстве умирают от всяких сердечных болезней и от этого проклятого рака. От сердечных все же есть лекарства. А рак лечить пока не научились. Режут и зашивают — после этого человек умирает еще быстрее. Конечно, научатся рано или поздно лечить и рак, но к тому времени болезнь унесет многих.