Люди и волки (Черная пустошь – 2)
Ты изо всех сил киваешь пилоту и из твоего рта доносится приглушенное кваканье:
– Сибо.
Пилот, похожий на Кларка Гейбла, улыбается и хлопает тебя по плечу. Ты понимаешь, что он понимает, что «сибо» – на человеческом языке значит «спасибо» и тебе становится так легко, как только может быть.
Бетон прогибается под ногами, когда ты возвращаешь к своим. Бетон не может прогибаться, ты знаешь это, но он все-таки прогибается. И земля вертится, ты знал это еще раньше, учительница рассказывала, но теперь ты видишь это движение, ты практически можешь разглядеть, как вращается земля. Ты задираешь голову вверх – какое огромное небо! Как дно опрокинутой голубой фарфоровой чашки. И ты только что был там.
Ты смотришь на лица людей, стоящих за ограждением, и твоя душа полна искреннего сожаления – несчастные они, они не знают, что такое небо, не знают полета, они неспособны видеть вращение земли под ногами. Бедные люди, лишенные крыльев.
Все кажется теперь таким новым. Неужели и раньше трава была такой зеленой? Неужели и раньше цвета были такими яркими? Неужели этот огненно-красный цвет платья молодой женщины, стоящей в обнимку с ее парнем в черной куртке – этот тот невзрачный красненький цвет, на котором раньше никогда не останавливался взгляд? Неужели этот калейдоскоп, этот фейерверк красок был и раньше, только ты его не замечал?
Вот папа и мама. Отец – в джинсах и защитного цвета футболке, кожаная черная куртка небрежно накинута на плечи (отец сегодня не на службе, ему незачем носить форму), мама в длинном, по щиколотку, цветастом платье, на плечи накинута джинсовая голубая куртка. Рядом приплясывает на месте, прямо-таки вытанцовывая, канючит брат:
– Пап, пап, можно я? А, пожалуйста, пап, а, пап?
Отец кивает:
– Вперед, тигр.
Брат срывается с места и пробегает мимо тебя, как будто ты – пустое место, но тебе ни капельки не обидно – ты все еще там, в небе.
– Ну как? – спрашивает, улыбаясь, мама.
Она такая красивая сегодня. Может быть, она такая красивая всегда, а твои глупые глаза этого раньше никогда не замечали?
– Да, дракон, – улыбается отец (дракон – это ты, а брат – тигр), – как там небеса?
Отец такой высокий, стройный. Не строгий, как обычно, добрый. Какие они с мамой красивые! Только сейчас, глядя на них, ты понимаешь значение слов «прекрасная пара».
– Супер, – говоришь ты в ответ.
Они обнимают тебя, мама левой рукой, отец правой и вы втроем смотрите на то, как брат садится в кабину впереди пилота. Вы смотрите на то, как самолет выруливает на взлетную полосу, как набирает скорость и отрывается от земли. Ты смотришь на то, как самолет летит в небе, и знаешь, что там сейчас чувствует твой брат. Ты чувствуешь, что какая-то часть тебя летит вместе с ним и в первый раз в жизни к тебе приходит понимание того, что ты любишь своего брата.
Любовь – это что-то сродни ощущению полета…
Вот такие сны.
Джеку Криди-младшему такие сны не снятся. Все чаще ему снится лес и что-то темное, скрывающееся в нем. Когда снятся такие сны, ему хочется проснуться. К счастью, Джек не помнит своих снов.
Живущие в Башне редко видят лес. У них много работы.
В лаборатории профессора Мазаева ученые занимаются созданием энергетического оружия, использующего Источник Силы. Но об этом пока рано говорить. Скажем только что работы много и работа эта – не из легких.
У программистов тоже много работы – они редко остаются без дела. Нужно обработать миллионы бит информации, написать не один десяток программ, наладить не один десяток компьютеров.
У Сергея Дубинина практически нет свободного времени – биологическая разведка идет полным ходом. Сбор образцов местной флоры – мхи, лишайники, хвощи – обычный набор для хвойных лесов Земли. Классификация разных видов растений – не ядовит ли этот плющ, съедобны ли эти грибы. Каждый образец нужно проверить в лаборатории на наличие ядовитых спор, пыльцы и бактерий. Отлов насекомых – и те же вопросы: не являются ли пойманные образцы переносчиками болезнетворных бактерий.
С каждым днем исследований Сергей с удивлением обнаруживал поразительное сходство флоры и фауны Лимбы с растительным и животным миром Земли. Сергей удивлялся тому, что лес здесь был смешанный и что деревья были удивительно похожи на земные, здесь росли сосны, ели, лиственницы, дубы, тополя, березы, и сколько Сергей не анализировал образцы коры, листьев, древесины, он не замечал никакой разницы между земными и местными деревьями. Казалось, что природа, по крайней мере, в отношении растений – от примитивных мхов до сорокаметровых сосен – не допустила никаких вольностей со своей стороны.
С насекомыми было посложнее, но это не обескураживало Сергея. Он знал, что и на Земле открытие новых видов насекомых – не такая уж редкая вещь. Разглядывая в мощный микроскоп строение местных комаров, мух, мушек, лесных блох, он каждый раз поражался схожести с земными насекомыми.
С микромиром было посложнее – здесь нужен был специалист по бактериям и вирусам, а Сергей был в большей части зоологом, чем ботаником или микробиологом. Он испытывал воздействие обнаруженных в образцах почвы и воздуха бактерий на лабораторных мышах и крысах – этих вечных приговоренных испытуемых подопытных животных, жертвах во имя науки. Сравнивая реакции организма испытуемых с типичными реакциями, описанными во всех серьезных научных трудах по бактериологии, Сергей иногда удивлялся тому, что он еще способен удивляться чему-либо. Местные бактерии вели себя так же, как и их земные аналоги.
Целый месяц Сергей размышлял над этим. Мысли – «Как же тут все похоже на Землю!» – покидали его только во время сна. Он думал над этим, когда завтракал в столовой шестого уровня Башни в семь часов утра каждое утро, думал, стоя в душевой кабинке под струями горячей воды, думал во время работы и в то время, когда вел уроки для десяти подрастающих колонистов.
Он мог объяснить отсутствие вирусов и болезнетворных бактерий тем, что территория внутреннего периметра, Выжженная Пустошь, на протяжении столетий подвергалась постоянному воздействию электрических разрядов высокого напряжения, молнии, выжигая все живое, могли убить даже микроорганизмы. Он каждый день после того, как люди возвращались с работ на внешнем периметре в лесу, выборочно проверял колонистов, брал анализы крови и мочи, над которыми колдовал вместе с Владиславом Сергеевым.
Результаты анализов подтверждали одно и то же: никаких изменений в составе крови, никаких нарушений деятельности организма, метаболизм в норме, состав крови в норме, никаких изменений. За несколько месяцев работы в лесу было только несколько тепловых ударов и все. Никто даже не простудился. Самыми распространенными травмами были небольшие резаные раны – порезы рабочими инструментами, занозы, царапины, растяжения, вывихи и только один серьезный перелом голени – один из монтеров неудачно спрыгнул с дерева.
Никаких признаков вирусных инфекций, никакого гриппа, гепатита, холеры, никаких смертоносных вирусов, заживо поедающих человеческое тело за несколько часов, никаких эпидемий, ничего. Как будто бы люди попали на высокогорный курорт – чистый воздух, вода без малейшего следа каких-либо примесей, и никаких болезней.
Всё это долгое время не давало Сергею покоя. Он знал, что люди могут выжить на Лимбе, но чтобы всё было настолько безоблачно и приятно? Сергей с недоверием относился ко всему, что доставалось просто так, без усилий. С самого раннего детства он привык, что за все приходится платить и что ничего не достается просто так.
Однажды, в конце лета, он обедал вместе с Ченем Ли. Они уже доедали десерт в полном молчании – иногда они могли просто поздороваться и промолчать весь обед до конца. Ченя нельзя было назвать особо разговорчивым, а Сергей, когда упорно обдумывал какую-нибудь идею, вообще предпочитал не открывать рот. Чень Ли увидел, как вилка с куском пирога замерла на полпути ко рту Сергея:
– Пирог невкусный?
Сергей молчал, его рот приоткрылся, как будто он собирался что-то сказать.