Подозрение
- Больше голову ломать не над чем, - сказал Петрову Игорь. - Теперь, наконец, все ясно, как Божий день.
- Что ясно-то?
- Аня страдала-страдала - и вспомнила, что, когда вышла из туалета, в конце коридора видела Грищука. Видела, правда, со спины, но заметила, как он то ли засовывал, то ли изымал что-то из-за батареи отопления. Первый шок прошел, и она догадалась сходить туда и посмотреть...
- И что?
- Нашла свой кошелек! Пустой...
- Вот это уже весомо. Может, по свежим следам милиция что-нибудь найдет?
- Не выйдет, - развел руками Игорь. - Кошелечек я видел - он из бархотки: отпечатков пальчиков не хранит.
Петров затянулся "Примой":
- Но запах-то есть? Собаку вызвать...
- Запах есть. Но не тот.
- Какой - не тот?
- Аня всю жизнь боится принести домой таракана, и потому сумку ежедневно опрыскивает дихлофосом.
- Тогда и правда... Только обнюхать Грищука, - покачал головой Петров.
Игорь тоже закурил. Сказал после паузы:
- Не выйдет. Грищук уехал на объект. В обед сел в поезд. Я сам видел.
- Что ж... Эх, жаль, меня не было! Я бы... Шеф опять в контору посылал...
- Сам ты, Петя, виноват. Неужели так тяжело взять себя в руки? Работу забросил - теперь как мальчик на побегушках...
- А, - махнул Петров рукой. - Лишь бы платили вовремя. Кстати, не дашь "полтинничек" взаймы до получки?
Игорь укоризненно покачал головой, - пропьешь, мол, - но пятьдесят рублей Петрову дал.
- Спасибо, Игорек. Век не забуду... Ну, ты хоть рад, что теперь не надо голову ломать, кто украл?.. Кажется, все ясно?
- Да, Петя, это судьба. Из двоих подозреваемых остался всего один. Теперь сомнений никаких: Грищук! Сегодня он был в единственном числе.
Они молча покурили, бросили в урну окурки и собрались идти - Игорь в отдел, Петров - естественно, за водкой. И остолбенели: навстречу им, цветущая, собственной персоной двигалась по коридору... Валя Кафанова!
- Тьфу ты! - в один голос сказали Игорь и Петров.
* * *
Протягивая продавцу пятидесятку, Петров, занятый роковой загадкой, мельком глянул на свою руку, сжимавшую купюру: кожа покрылась мелкой сизоватой сыпью и уже зудела...
Чертыхнулся про себя и, так и не вкусив напитка, по которому горела душа, засунув "полтинник" в карман, выскочил вон: у Петрова была жестокая аллергия на дихлофос, и он очень стеснялся этого обстоятельства.