Девчонки на луне (ЛП)

– Верно, – я провела ногой по траве, поддев носком клевер.
– Но, если возможность сама представится, то ничего плохого не случится, если ты попробуешь с ней поговорить, – мама открыла дверь автомобиля и начала рыться в вещах на заднем сиденье. – Тебя она послушает, – её речь стало сложно разобрать, когда женщина с головой нырнула в машину, поэтому я подалась вперёд. – Просто попроси её рассмотреть вариант этой осенью вернуться к учебе.
Набрав в лёгкие побольше воздуха, я внезапно осознала, насколько мне было не по себе. Всё, чего я хотела всё лето — уехать, но сейчас былая уверенность покинула меня.
– Мне и без Луны забот хватает, – сказала я.
Мама обернулась ко мне, после чего протянула руку, чтобы заправить прядь волос мне за ухо. Я почувствовала неожиданный прилив слёз к глазам.
– Знаю, лето выдалось тяжёлым, – сказала она. – Но всё наладится, когда ты снова пойдёшь в школу.
– Вряд ли, – ответила я. – Пока гуляла, напоролась на Тессу. Разговор явно не задался.
Мама знала лишь часть истории: о том, что я хранила тайну, которая, как я думала, могла навредить Тессе, но которую надеялась исправить. Мама не знала, что случилось на самом деле. Она не знала о Бэне, и о том, что мои друзья Эви и Уилла тоже всё лето не звонили мне.
Я протянула скульптуру маме. Казалось, вещь была сделана из свинца. Без преувеличений.
– Ты можешь забрать её?
Женщина уже успела развернуться к заднему сиденью и достать две полоски упаковочной плёнки с пузырьками. Одну из них она выдала мне.
– От стресса, – пояснила она. Я прислонилась к машине и начала лопать пузырьки, да так сильно и быстро сдавливая, что Дасти подбежала ко мне узнать, что же я делаю, и может ли она это съесть.
Мама оторвала от мотка чёрной изоленты длинный кусок.
– Ты возишь изоленту в машине? – спросила я. – Это же фишка всех похитителей людей. И если бы в сериале «Закон и Порядок» ты числилась подозреваемой, то тебя бы точно повязали только за одну эту ленту.
Мать пожала плечами, закрепляя изолентой пузырчатую плёнку вокруг скульптуры.
– Никогда не знаешь, когда она может пригодиться.
Через ткань платья ощущался жар, исходивший от машины. Я переминалась с ноги на ногу.
– Ладно. Попробую. Но ничего не обещаю.
– Вот и умничка, – мама передала мне запакованную скульптуру – воздушную из-за пузырьков, но тяжёлую, как плотное ядро. Прям как комета.
– Мам, меня из-за этого из самолёта вышвырнут, – я протянула вещь обратно. – Во время сканирования они примут её за оружие. За очень аккуратно упакованное оружие. Оружие-реликвию.
Женщина широко улыбнулась, в точности как Луна.
– Тебе надо будет проверить свой чемодан, не весит ли он тысячу футов. В любом случае, при подходящих обстоятельствах, почти всё можно было бы использовать как оружие.
– Говорит мне женщина, которая каждый день изготавливает колюще-режущие штуки из металла, – я покачала головой. – Ты точно была бы подозреваемым номер один в «Законе и Порядке».
Я расстегнула молнию чемодана, совсем немного, и попыталась впихнуть свёрток внутрь. Когда я снова подняла глаза наверх, мама пристально смотрела на меня взглядом, который Луна называла «мамина печаль». По-видимому, пришло время для торжественного прощания. И лучше уж здесь, чем в аэропорту.
– Не знаю, что я буду делать без тебя, – произнесла мама. Она пригладила растрепавшиеся локоны, и солнце блеснуло в её серебряном кольце.
– Это всего на неделю, – ответила я. На одну чудесную неделю, когда мне не придётся приходить домой с работы в кофейне и пахнуть кофейными зёрнами и кексиками. Когда мне не придётся, стоя за кассовым аппаратом, слушать от ещё одного сорокалетнего мужичка в костюме а-ля «я адвокат» и в обручальном кольце, что у меня красивые глаза. На неделю, когда мне не придётся смотреть на окно Тессы и видеть пустой стеклянный квадрат. К тому же, несмотря на печальные глаза матери, ей не так уж и тяжело было меня отпускать. Она знала, что, в отличие от Луны, я вернусь.
– О, совсем забыла, – сказала мама. – Вот это я сделала для тебя.
Она сняла тонкий серебряный браслет со своего запястья и надела мне на руку. Он был тёплым от её кожи и волнистым по форме, похожим на поверхность пруда в ветреный день.
Мы с Луной часто шутили, что придёт время, когда мама выкует нам по паре одинаковых бирок, как у собак, чтобы мы никогда не забывали, кому принадлежим. Многие годы нас тянули к земле цепочки, серьги, браслеты, стягивавшие запястья и свисавшие с лодыжек. И всё же Луна как-то умудрилась сбежать, вопреки всем этим железякам-утяжелителям. Может, она просто сняла их. Тогда почему я не могу сделать то же самое?
Мама закрыла крышку багажника и, оперевшись на него руками, уселась сверху. Было видно, что она что-то задумала.
– Нам стоит обсудить правила, – сказала она.
– Правила?
– Всего парочку.
– Жду не дождусь их услышать, – я прислонилась к краю машины.
– Хорошо, – начала мама. – Правило первое: быть осторожной.
– Так.
– Не пить, – продолжила она. – Или... не много пить.
– Без проблем, – мы с алкоголем не особо дружили, и я не спешила налаживать с ним отношения.
– Никаких музыкантов.
После этих слов в моём сознании бегущей строкой пронеслась надпись: «МУЗЫКАНТОВ С СОБАКАМИ БЕЗ ОБУВИ НЕ ОБСЛУЖИВАЕМ».
– Уж что-что, а музыканты там будут, – ответила я. – Твоя дочь, например.
Мама помотала головой.
– Я не об этом.
– Хорошо, – сказала я, – тогда о чём ты?
Мне, конечно, был хорошо понятен подтекст, но хотелось услышать это от неё.
– Я о том, что тебе нужно быть предусмотрительной.
– Но не все же такие, как отец, – сказала я. – По крайней мере, я надеюсь. Вот Джеймс классный. Ах да, Луна же встречается с музыкантом?
Ну да, для сестры действует свой набор требований. А, может, Луна всегда играет только по своим правилам?
Мама нехотя кивнула.
– Мне нравится Джеймс, хотя меня вовсе не радует то, что он поддержал Луну в решении бросить университет.
– Ты знаешь, что она делает только то, что сама хочет, – парировала я. – Ты хоть до возвращения коров в стойло её придерживай, только ей будет пофиг.
– Коров? – мама вскинула брови.
– Неважно. Ты ведь меня поняла, – я запрокинула голову и увидела белые пушистые облака, плывшие надо мной как воздушные шарики, сбежавшие из огромной связки.
– Впрочем, с мальчиками я пока завязала. Проблем и без них выше крыши.
– Резонно, потому что мальчики – это проблемы, – сказала мама и улыбнулась, блеснув белыми зубами, словно жемчужинами. Но я знала, что она говорила серьёзно. Это был один из её основных жизненных принципов: девчонки – лучше всех, а от мальчишек жди беды. Как-нибудь мама напишет эту надпись на майке, первую часть – спереди, вторую – на спине. Главный вопрос состоял в том, почему после разгоревшегося сыр-бора с отцом она не собрала девчачью группу типа «The Bangles» или «Sleate-Kinney» или не стала выступать сольно, как Лиз Фэр? Тогда она могла бы забить вообще на всех людей. У неё бы всё могло получиться.
По правде говоря, в свете последних месяцев я бы первой встала в очередь за этой идиотской майкой. Я бы купила её всех цветов и носила целую неделю.
Мама нагнулась, подняла мой рюкзак, лежавший на траве рядом с лестницей, и заглянула в него.
– Ты положила себе еду в дорогу?
В один стремительный прыжок я оказалась возле неё, чтобы выхватить рюкзак из её рук. Спасибо всевышнему за десять тоскливейших лет занятий балетом. Приземлившись у края дорожки, одним лёгким движением я выхватила рюкзак.
– Да! – ответила я, и, ощутив необходимость объяснить свою прыткость, добавила: – И она не для тебя.
Я прижала рюкзак к груди.
Мама посмотрела на меня, будто у меня поехала крыша, но развивать эту тему не стала, так как времени до отъезда оставалось всё меньше.
Я улыбнулась одними губами, потому как не хотела, чтобы мама увидела то, что я прятала: выпуск журнала «SPIN» от февраля 1994 года. Того самого, что мы с Тессой купили на её кредитку.