Верить и любить

— А ты не думала… прервать беременность? — осторожно спросил Генри.
— Нет, но, когда ты не отозвался на мои письма, я решила, что ты подталкиваешь меня к аборту.
— Ни за что на свете я не стал бы «подталкивать» тебя к убийству ребенка! — запротестовал Генри. — Но ты же сама говорила: «Я не созрела для такого важного шага, еще нет», — в точности процитировал он ее слова.
— Постоянно менять свои планы в личной жизни — женская привилегия, — парировала Николь.
Безусловно, карьера много значила для нее, но, честно говоря, Николь не жалела о рождении Джонни ни одной минуты — пусть даже с его появлением на свет перебаламутился привычный уклад жизни.
— Я буду помогать тебе материально, — торопливо пообещал Генри.
Николь поспешила расставить все точки над «i» в его великодушном предложении:
— Я приму деньги на уход за Джонни, но для себя не возьму ни гроша.
— Ты оставила работу, чтобы не отлучаться от ребенка, — возразил он. — А эта затея с пансионом вряд ли компенсирует утраченный гонорар.
— Я справлюсь сама.
— К чему «справляться», если у меня предостаточно средств? Я легко могу…
— Нет!
Его терпение иссякло.
— Твое нелепое упрямство бесит меня!
— Я не хочу полагаться на чью-то благотворительность. Мне важно быть независимой, — твердо сказала Николь. — Я деловая женщина, а не содержанка.
Генри поднял руки в знак капитуляции.
— Нет проблем! Однако ты представления не имеешь, во сколько обойдется воспитание мальчика. Для начала я переведу на его счет пять тысяч долларов за текущий месяц и такую же сумму — за каждый из девяти предыдущих.
— Зачем так много? — воспротивилась Николь.
— Я могу себе позволить небольшую прихоть, и это важно для меня, — заключил он тоном, не допускающим возражений.
Николь покорно вздохнула.
— Я подсчитаю, сколько в среднем трачу за неделю, и после мы сможем снова все обсудить.
— Прекрасно. — Он налил себе еще кофе. — Ты говоришь, у тебя с Джеймсом нет романа, означает ли это, что у вас не было интимных отношений?
— Разумеется.
— Когда ты впервые упомянула при мне о сыне, я решил, что вы провели вместе ночь.
— Ты думал, я пошла на это, чтобы утешиться после нашей размолвки?
Генри хмуро взглянул на нее. Несмотря на то что Николь беспечно отреагировала на расставание, он не мог отделаться от ощущения, будто она играла роль. И Генри пытался заглушить подозрения, обмануть себя.
— Вроде того… — протянул он задумчиво.
— Нет. И, к твоему сведению, я никогда не искала приключений на одну ночь.
— Охотно верю — вообще-то, я тоже. Но разве интеллигентный, хорошо воспитанный Освальд не добивался твоего расположения?
— Мы же выяснили эту дилемму: Джеймс мне не пара. И, скажу тебе по секрету, я не в его вкусе.
— Тем не менее вы жили в одной квартире, — не отставал Генри.
— Да, но, помогая мне, Джеймс руководствовался отнюдь не благородными побуждениями. Видишь ли, на протяжении многих лет отец пытался его женить на дочери известного судьи. Старенький Освальд, при всех своих достоинствах, страдает снобизмом. Падок на влиятельных персон. Он регулярно приглашал эту куколку на семейные обеды и прилагал неимоверные усилия к заключению помолвки, но Джеймс взбрыкнул и наотрез отказался участвовать в «спектакле».
— Ты встречалась с ней? — осведомился Генри.
— Однажды она заехала за Джеймсом в офис, чтобы позвать его на вечеринку. Миленькая, но не эффектная… Так вот, он нашел оптимальный выход: мое присутствие в его квартире станет благовидным предлогом для избавления от потенциальной невесты. А намекни он, что у него есть ребенок, докучливые уговоры отца прекратятся раз и навсегда.
— Ты полагаешь, Джеймс распускал сплетни повсюду?
Николь утвердительно кивнула.
— Я по наивности надеялась, что люди воспримут все как есть: у мужчины и женщины помимо сексуальных бывают иные отношения. В конце концов, мы с Джеймсом вращались в разных кругах. Но вскоре по работе поползли слухи, мои коллеги не упускали случая подколоть меня. Тогда я заподозрила неладное, но старалась не зацикливаться на этом… Наверное, он трепался всем подряд, что Джонни — его сын, но просил сохранить это в тайне.
— Никто не говорил с тобой напрямик?
— Нет, только недомолвками.
— А у Освальда когда-нибудь была девушка?
— За время нашего знакомства — не припоминаю.
Генри вопросительно посмотрел на нее.
— У него нетрадиционная ориентация?
— Не исключено, — сказала Николь. — Хотя, если это так, он неплохо освоил методы конспирации.
— Еще бы, иначе старик лишит его наследства.
— Исходя из таких соображений, Джеймс вполне мог воспользоваться мной и Джонни для своей цели.
Генри презрительно пожал плечами.
— Все же лучше ему уволиться, найти высокооплачиваемую вакансию в другой фирме, и тогда пусть поступает как заблагорассудится.
Джонни поперхнулся и закашлялся. Николь встревоженно оглянулась: малыш покраснел от натуги, из его груди вырывался протяжный хрип.
— Он что-то проглотил! — Николь опустилась перед ним на колени. — О Господи, он задыхается!
Она надавила пальцем ему на язык, чтобы извлечь посторонний предмет, но Джонни отпрянул назад, закашлялся еще сильнее. Когда Николь, выждав несколько секунд, попробовала повторить операцию, он тут же отвернулся и упрямо сжал губки.
— Пожалуйста, сыночек, ну пожалуйста! — в отчаянии умоляла Николь.
Генри подошел к строптивому малышу, легонько хлопнул его по спине и скомандовал:
— Выплюни!
У ребенка изо рта выпал размякший комок белой бумаги — то, что раньше было этикеткой.
— Молодчина, — похвалил Генри.
Николь крепко прижала малыша к себе и осыпала поцелуями.
— О, Генри, спасибо, спасибо, — тараторила она. — Я так перепугалась за него!
— Ты запаниковала.
— Да. — Не выпуская Джонни из объятий, она поднялась на ноги. — Меня трудно выбить из колеи, но, когда речь заходит о моем ребенке, не удается сохранить хладнокровие.
— Закон природы: мать всегда изводится от беспокойства за свое чадо. — Он потрепал Джонни по щеке. — Ты и папу заставил поволноваться, шалун, так что больше никакого баловства — договорились.
Джонни смотрел на отца во все глаза и улыбался, а Николь ужасно хотелось продлить эту минуту, когда с ней рядом двое любимых мужчин.
Она благодарно пожала Генри руку.
— Спасибо тебе.
Он поднес ее пальчики к губам и поцеловал, не отрывая от нее взгляда, потом коснулся губами тонкой голубой жилки, пульсировавшей у нее на запястье.
Николь поспешно выдернула руку и посмотрела на часы.
— Время поджимает, — выговорила она, силясь улыбнуться. — У тебя здесь замечательно, и чай очень ароматный, но теперь моя очередь проявить гостеприимство и приготовить угощение для толпы экскурсантов, утомленных долгой дорогой.
Генри проводил ее к выходу.
— Дай мне, пожалуйста, телефон таксомоторного парка, — попросил он. — Я собираюсь съездить в город, пошататься по магазинам, купить продукты и бумагу для машинки.
— Ты будешь сам печатать текст?
— Да. Я стучу двумя пальцами, но так лучше: мой почерк не разберет ни одна машинистка, я сам-то иногда не понимаю собственных иероглифов.
— Знаю. Вызовешь такси? Но ты же взял автомобиль напрокат?
— Джип придется вернуть обратно. Мне сейчас слишком тяжело сидеть за рулем.
Николь пожалела, что вновь нечаянно затронула больную тему.
— Во второй половине дня я поеду за провизией и могу захватить тебя с собой, — предложила Николь. — Если отправимся часа в два, я успею к пяти вернуться. Предстоит встреча с Хансом.
— Хорошо, я зайду за тобой около двух, — сказал Генри.
И вдруг Николь неожиданно для себя самой сделала ставку на все отыгранные ею очки:
— Я рада, что ты предложил помочь мне воспитывать сына. Ты ведь будешь его навещать?
Генри как будто замкнулся в себе — не осталось и следа от недавней сердечности.