Обнаженная натура
Нам дали что-то типа бахил, и я теперь поняла, что это не просто ради очевидной причины. Без них мы бы потом по всему Вегасу оставили кровавые следы.
— Вампиры не пили крови, — сказал Бернардо.
— Не пили, — подтвердила я. — Просто обескровили людей.
— Может быть, часть крови — вампирская, — предположил Эдуард. — А своих мертвых они унесли с собой.
— В Сент-Луисе он бросил своих как приманку, как ловушку. Бросил их жить или подыхать, и плевать ему было, выживут они или нет. Вряд ли он из тех, кто будет уносить мертвых, раз не заботится о живых.
— А если эти мертвые могли что-то выдать? — спросил Эдуард.
— В смысле?
— Если он не унес мертвых, потому что это достойно, он мог их унести, потому что это разумно.
Я подумала, потом пожала плечами:
— Что могли нам рассказать мертвые вампиры такого, чего мы еще не знаем?
— Понятия не имею, — ответил Эдуард. — Просто предположение.
— Как они устроили засаду на группу СВАТ? — спросил Бернардо.
— Покойный охотник на вампиров имел талант работы с мертвыми? — спросила я в ответ.
— В смысле, был ли он аниматором?
— Да.
— Нет. Отставной военный, мертвых никогда не поднимал.
— Это значит, что они сюда вошли, не обладая способностью чуять вампиров, — сказала я и вынуждена была добавить: — Я знаю, что у них был практиционер — из тех, кто погиб. Но быть экстрасенсом — не значит уметь работать с мертвыми.
— У нас мало обладателей того таланта, что есть у тебя, Анита, — ответил мне Эдуард.
Я посмотрела ему в лицо, но он разглядывал место преступления — или смотрел на Олафа, очень осторожно опустившегося на пол среди бойни.
— Всегда удивляюсь, как вам всем удается выживать, если вы вампиров не чуете.
Эдуард улыбнулся:
— Просто я свое дело умею делать.
— Ты тогда должен уметь лучше меня, раз у тебя нет этих способностей и ты жив.
— Тогда я тоже лучше? — спросил Бернардо.
— Ты — нет, — ответила я, голосом ставя точку.
— Почему же это Тед лучше, а я нет?
— Потому что он это доказал делом, а ты пока что — всего лишь красавчик.
— На прошлой нашей совместной игре я чуть не погиб.
— Как все мы.
Бернардо нахмурился. Я поняла, что мое несогласие поставить его на один уровень с Эдуардом его задело.
— А Отто? Он лучше тебя?
— Не знаю.
— А Тед?
— Надеюсь, что нет, — ответила я тихо.
— А почему ты об этом так сказала — надеешься?
Не знаю, что заставило меня сказать Бернардо правду. Эдуарду — понятно, но этот пока еще не заработал такой откровенностью.
— Потому что если у меня не хватит квалификации убить Отто, я надеюсь, что Эдуард сможет.
Бернардо наклонился ко мне, всмотрелся в лицо пристально. И тихо спросил:
— Ты планируешь его убить?
— Когда он на меня решит напасть, то да.
— С чего он решит на тебя напасть?
— Потому что будет момент, когда я его разочарую. Когда мне надоест быть его сувениром серийного убийцы или когда он решит, что я мертвая буду прикольнее живой, тогда он попробует напасть.
— Этого ты не знаешь, — возразил Бернардо.
Я оторвалась от зрелища высохшей крови и большого ловкого мужчины, лавирующего среди ее островков.
— Это я знаю.
— Она права, — тихо сказал Эдуард,
— И вы собираетесь его убить, но будете с ним работать, пока он не переступит черту?
Бернардо говорил почти шепотом.
— Да, — ответила я.
— Да, — ответил Эдуард.
Бернардо посмотрел на нас по очереди, покачал головой.
— Знаете, иногда я не так боюсь этого гиганта, как вас.
— Это потому что ты — не миниатюрная брюнетка. Можешь мне поверить, Бернардо: когда соответствуешь профилю жертвы, в присутствии этого гиганта начинаешь понимать значение слова «жуть».
Он открыл рот, будто собирался возразить, но не стал. Кивнул.
— Ладно, будь по-вашему. Но если вы не собираетесь убивать его сегодня, давайте работать.
Он отошел от нас, но не к Олафу. Обсуждать убийство Олафа он с нами не станет, но и мешать тоже не будет.
Я не очень могу понять, куда попадает Бернардо на шкале «хороший — плохой».
Иногда у меня такое чувство, что он сам этого не понимает.
Глава тринадцатая
Через два часа мы уже знали все, что мог нам сообщить этот склад. Имелись деревянные контейнеры, используемые как гробы, и они были расстреляны ко всем чертям из «М4», состоявших на вооружении группы. Если бы вампиры в это время там находились, охота была бы удачной, но внутри контейнеров крови не было.
Олаф вернулся к нам — как-то бесшумно ступая в черных ботинках.
— Я думал, это был взрыв, но ошибся. Впечатление такое, будто действовали существа, способные пускать кровь и обездвиживать, но не убивать на месте. Что бы это ни было, на месте следов не осталось. Ни одного следа ног в луже крови, кроме полицейских ботинок.
— Откуда ты знаешь, что это было нечто, пускающее кровь и обездвиживающее, но не убивающее? — спросила я.
Глаза пещерного человека надменно глянули на меня исподлобья. Это выглянул прежний Олаф, человек, твердо уверенный, что женщины для этой работы не годятся. Да и вообще не годятся ни на что.
— От такого взгляда мне хочется не признать этот факт, а расколоть это дело. И хочется сильнее, чем быть невозмутимой.
— Какого взгляда? — спросил он.
— Который говорит, что я женщина, а потому дура.
Он отвел глаза и сказал:
— Я не думаю, что ты дура.
Я при этом подняла брови, и мы с Эдуардом переглянулись.
— Спасибо, Отто, — сказала я, — но представим себе, что я не умею взглянуть на бетонный пол и проследить ход преступления. Так что просто объясни… пожалуйста, — добавила я, потому что раз уж мы оба стараемся быть друг с другом любезными, то я готова,
— Узор разлития крови, отметки на полу. Фотографии и видео подтвердят, что это была западня. Не бомба, не солдаты — что-то такое, что могло, — он сделал неопределенный жест рукой, — парить в воздухе, и при этом атаковать. Я нечто похожее видел однажды.
Все внимание теперь было на него.
— Расскажи, — попросил Эдуард.
— Я был тогда на задании в Песочнице.
— В Песочнице? — не поняла я.
— Ближний Восток, — пояснил Эдуард,
— Да, группа террористов. У них был чернокнижник, — сказал Олаф и задумался так глубоко, что мне тревожно стало.
— Ты слова на букву «т» не говори, — попросил Бернардо, — а то налетят из национальной безопасности или ФБР, и дело у нас заберут.
— Когда буду представлять рапорт, я должен буду сказать, что я видел, — сказал Олаф.
Флирт кончился, он был полностью в деловом настроении. Холоднее, сдержаннее, и когда-то мне казалось, что он становится жутким. Сейчас, когда я увидела его флиртующим, деловой вид мне стал нравиться куда больше.
— Слово «чернокнижник» ты употребляешь в том смысле, в котором его говорят в Штатах? — спросила я.
— Я не знаю.
— «Чернокнижник» означает того, кто получает магические способности от сделки с демонами или силами зла, — сказал Эдуард.
Он покачал головой.
— Нет, это просто был некто, использующий свои силы во вред и никогда ради добра. Практиционера, как здесь это называется, у нас не было. Поэтому о магии я могу говорить лишь с точки зрения ее поражающей способности.
— И насколько было похоже на вот это? — спросила я.
— Чтобы ответить уверенно, я должен увидеть тела, но узор разлития крови не совсем такой. Тела там в… — он запнулся, будто говорить название местности не имел права, — там, где я был, сильно отличались. Там они были разорваны на части, будто невидимой силой, не оставившей следов иных, кроме своих жертв.
— Я никогда не слыхал, чтобы террористы Ближнего Востока работали с магией, — сказал Бернардо. — Они ведьм и колдунов убивают на месте.
— Это были не мусульмане, — ответил Олаф. — Они свою родину относят к гораздо более ранним временам. Считают себя прежде всего персами. Утверждают, что ислам ослабил их как народ, и потому используют более древние силы, которые мусульманами считаются нечистыми и злыми.