Танец (ЛП)

— Я работал на девичнике у одной из жен. — Он корректно не обмолвился у какой именно. Натаниэль сохранит секреты клиентов, даже если они сами разболтают его.
— И что? Это все же твоя работа, а это — мой дом. Это неуважение не только к тебе, но и к нам.
Натаниэль опустил глаза и встретился со мной взглядом. Это был немой призыв.
— Я так понимаю, для тебя это была весьма прибыльная вечеринка? — спросила я.
— Да, — ответил он.
— Они достойно заплатили, так ведь?
Он кивнул.
— Я не понимаю, — встряла Кэти.
Я оглянулась на Зебровски.
— Тебе когда-нибудь доводилось бывать на холостяцких приватных вечеринках со стриптизершами?
— Возможно, — ответил он.
Кэти нахмурилась.
— Ты всегда так говоришь при мне, не дразни сейчас Аниту.
Он улыбнулся.
— Бывал.
— Если бы стриптизерша станцевала у тебя на коленях, а затем объявилась бы здесь в качестве подружки одного из знакомых копов, как бы ты среагировал?
— Честно?
— Было бы неплохо, — ответила я.
— Я бы задумался, а знает ли этот коп, что его девушка занимается стриптизом.
— Некоторые копы встречаются со стриптизершами, — заметила я.
— Да, но они не таскают их с собой на семейно-дружеские вечеринки.
— Ты можешь встречаться со стриптизером, но не поведешь его знакомиться с семьей, — сказал Натаниэль, и в его голосе сквозила печаль.
Я обняла его крепче.
— Ты моя семья.
Он одарил меня ослепительной улыбкой, настоящей, а не той фальшивкой, которую клиенты принимают за настоящую. Если бы Натаниэль так же смотрел на них, то зарабатывал бы больше сотенных купюр, чем сейчас.
— Я не это имел в виду, Натаниэль. Я знаю, что ты — семья Аниты, — произнес Зебровски.
Натаниэль одарил его такой же улыбкой, что и меня несколько секунд назад.
— Спасибо.
На лице Кэти появилось странное выражение. Она побледнела.
— Что такое? — забеспокоился Зебровски.
— Как-то они хотели рассказать мне об одном девичнике, где собралось много жен. Замуж собиралась Розетта. Они рассказали мне о некоторых деталях и… я попросила их прекратить. Мне не хотелось об этом слушать. — Она посмотрела на Натаниэля.
Он был совершенно неподвижен в моих объятиях. Я подняла на него взгляд. Выражение его лица было настороженным, как будто он приготовился к чему-то плохому.
— Так они рассказывали о тебе? — спросила Кэти.
— Вероятно, — тихо ответил Натаниэль.
Кэти моргнула. Ее карие глаза расширились.
— Но они рассказали… что ты… — Она покраснела от шеи до корней волос, и спрятала лицо на груди Зебровски.
— Чтобы они не рассказали, у меня не было секса ни с одной на той вечеринке.
Кэти подняла голову от груди Зебровски и снова моргнула. По выражению ее лица можно было сказать, что именно про секс ей и поведали.
— Порой истории обрастают сплетнями, но чтобы они не решили рассказать людям, секса не было. Вот я воплоти, и каждая женщина, слышавшая эту историю будет удивлена, услышав правду. Некоторые из присутствующих были настолько пьяны, что могли поверить, что то, что рассказывали — было на самом деле, а тот, кто солгал, испугается, увидев меня здесь.
Кэти справилась с собой настолько, чтобы произнести:
— Мне нужна минутка. Не мог бы ты выставить оставшуюся еду на стол и присмотреть за пастой на плите. Я сейчас. — Кэти направилась к выходу из кухни и ошеломленный Зебровски поплелся за ней.
Я подняла взгляд на Натаниэля.
— Если ты говоришь, что секса не было, я тебе верю, но что такого ты сделал на вечеринке, что оказалось настолько настораживающим для них сейчас.
— Ничего противозаконного.
— Я это знаю, глупыш.
Натаниэль улыбнулся.
— Ты никогда не будешь думать обо мне хуже, ведь так?
— С чего бы мне это делать?
— Тебя не заботит, что, как минимум пятеро присутствующих на вечеринке женщин видели меня обнаженным.
Я подумала о том, что с тех пор, как, до нашего знакомства, он снялся в нескольких порнофильмах, вероятно, немало людей видели его обнаженным, но вслух я этого не сказала. Если бы я это сделала, мы бы поцапались или это еще больше ранило бы его чувства, а мне этого не хотелось.
— В клубе ты не снимаешь стринги, — сказала я.
— За достаточное количество денег я делаю это на частных вечеринках.
Я этого не знала, и попыталась сохранить бесстрастное выражение лица, чтобы не выдать себя. Затем я подумала кое о чем другом и озвучила мысль:
— А танцы на коленях начинались до или после того, как ты снимал стринги?
— Большинство до, но невеста получила танец без них.
— Должно быть это непросто.
— Танцы на коленях без одежды — это всегда непросто.
— Поверю на слово.
— Ты расстроена?
Честно говоря, я не была уверена, но у меня был только один ответ:
— Вовсе нет.
— Ты не выглядишь особо счастливой.
— Ладно, как давно была эта вечеринка?
— Год назад, может, чуть больше. — Когда Натаниэль это говорил, выражение его лица было настороженным. Он вглядывался в мое лицо в поисках гнева. Порой он делал что-то в таком роде, ожидая, что я или Мика сорвемся на нем. Будучи еще ребенком его наказывали физически, а в возрасте семи лет ему пришлось убежать из дома после того, как стал свидетелем убийства своего старшего брата. Однажды он спросил у меня о сроке, в который можно кого-то обвинить в убийстве. Я ему ответила, что такого срока нет, личность всегда можно обвинить в преступлении, если это не насилие, не плохое обращение с ребенком, о которых необходимо сообщать в пределах определенного промежутка времени. Натаниэль кивнул и не дополнил информацией свою мысль. Я не стала на него давить. Его психотерапевт сказал, что Натаниэль блокировал большинство воспоминаний о раннем детстве, чтобы выжить. То, что он помнил, было настолько ужасным, что беспокоило меня. Интересно, насколько плохо было все остальное? Когда Натаниэль в семь лет слонялся по улицам, его подобрал мужчина, любивший маленьких мальчиков. Он кормил его, одевал, заботился, а когда тому исполнилось десять — начал им торговать. Можно сказать, детство Натаниэля заставляло Вторую Мировую Войну казаться незначительным конфликтом. Становление звездой «Запретного Плода» оказалось таким подъемом по социальной лестнице, что казалось небольшое обнажение — малая жертва. Если бы все сложилось иначе и Натаниэль не встретил местных верлеопардов, то не достигнув и семнадцати лет, погиб бы от передозировки наркотиками. Верлеопарды проследили за тем, чтобы он избавился от зависимости к этой гадости, прежде чем принять к себе. Я безумна рада, что он живет на свете, что мы познакомились и он в моей жизни.
— Значит, девичник произошел после того, как мы начали вместе жить?
— Да, — ответил он, и язык его лица, голоса и тела был настороженным.
Я кивнула.
— Все нормально. В смысле, конечно, немного не по себе, что невеста и ее подружки тоже здесь, но все нормально. Это твоя работа. Ты отлично справлялся с тем, что в меня то стреляют, то нападают с ножом, и что я едва не погибла на своей работе, поэтому мне нужно проявить себя молодцом и справиться с твоей работой.
— Ты действительно не сердишься из-за этого?
Я облизнулась, пытаясь придумать, как бы облечь мои чувства в слова.
— Я не сержусь. Просто все странно, и я не знаю как себя вести рядом с теми женщинами.
— Эта ситуация странная и для меня самого, — сказал он.
Я ему улыбнулась.
— Тогда ладно, мы что-нибудь придумаем. Но, оказавшись на улице, нам придется все рассказать Мике.
Натаниэль согласился и с улыбкой обнял меня.
— Тогда помоги мне составить еду на стол. А я проверю на плите зити [3]
— Запеченные зити. Почему ни одна вечеринка в Сент-Луисе не может обойтись без запеченных зити или мостачиолли [4]? — спросила я.