Книга запретных наслаждений

Сохраняя верность древней традиции, в лупанарии Священной корзины клиентов именовали прихожанами. А женщины там были не обыкновенными шлюхами, а гетерами, достойными общения с аристократами Древней Греции. Их покои ничем не напоминали мерзостные каморки соседних борделей – они подражали в своем убранстве и пышности комнатам в дворцах наслаждений легендарной Помпеи.
Те, кто отведал неподражаемых ласк обитательниц Монастыря Священной корзины, никогда больше не могли испытать подобного наслаждения с другими женщинами. Никто лучше Почитательниц не знал секретов мужской анатомии, не знал, как обходиться с мужским телом так, чтобы каждый участок кожи превратился в территорию небывалого блаженства. Эти женщины были лучшими знатоками мужского характера, в центре которого всегда стояло самолюбие; они умели произнести необходимые слова в нужный момент, разжигая в мужчинах искру тщеславия: ничто так не распаляло похотливый и грубый характер мужчины, как лесть насчет его сексуальной мощи, преувеличенно пылкий стон или представление с экстатическим полнокровным оргазмом, исполненным вздохов, завываний и крика.
Мужчины, побывавшие в альковах самого дорогого в Майнце публичного дома, уже не могли удержаться от искушения снова и снова сюда возвращаться. Были такие, кто разорился, оставив в этих стенах все свое состояние. Прихожане конгрегации действительно почитали умение здешних шлюх-перешлюх. И дело было не просто в плотском соитии: то был опыт, который, зарождаясь в самых низменных инстинктах, достигал высочайших, боготворящих вершин. Как бы парадоксально это ни выглядело, мужчины, посещавшие лупанарий, выходили на улицу, вовсе не сознавая себя омерзительными грешниками, – наоборот, они уходили в уверенности, что исполнили высокую религиозную миссию. Да так оно и было. Всякий раз, когда клиент попадал в объятия Почитательницы Священной корзины, он, сам того не сознавая, превращался в важнейшую составляющую древнего священного ритуала. Ни о чем не догадываясь, многочисленные прихожане этого странного Монастыря представляли собой идеальные искупительные жертвы тайных обрядов, посвященных богине Иштар. Их наслаждение оплачивалось не только звонкой монетой: когда они вверяли женщинам свое тело и душу, их приносили в жертву на алтарь самой сладострастной из всех богинь; вкушая ни с чем не сравнимое блаженство с Ульвой и ее дочерьми, они обращались жертвами в тысячелетней скинии вавилонской богини.
Каждая ласка, которую получали клиенты, для женщин являла собой часть сложного безмолвного ритуала, состоявшего из даров и жертв, приносимых ради высокого единения с божеством. Никому из этой ревностной паствы, каждый день стекавшейся в Монастырь, было невдомек, что они вкушают то же наслаждение, которое в древние вавилонские времена, когда практиковалась ритуальная проституция, приносили на алтарь богини-жрицы. Так же как и в святилищах былых эпох, церемония начиналась с обрядов инициации. То были действия, необходимые для правильного проведения всей церемонии. Группа мужчин (от шести до двенадцати человек) собиралась в главном зале, где стояла величественная статуя бога Приапа в натуральную величину, – последнее относилось и к размерам мужского достоинства похотливого божества. Все склонялись перед его колоссальным возбужденным фаллосом, препоручали себя его могуществу и просили Приапа ниспослать им такую же мужскую силу. Церемонию проводила Ульва: она, как верховная жрица, произносила молитвы, которые собравшиеся должны были повторять. Мужчины один за другим целовали каменную головку фаллоса мужского бога, затем проходили обряд покаяния – он состоял в том, что каждый из прихожан должен был простереться у ног одной из дочерей Ульвы, которая, сидя на троне, заставляла мужчин облизывать подошвы ее ременных сандалий и стегала их по незащищенной спине, требуя просить искупления за их провинности перед женщинами. Исполнив этот обряд, вся группа переходила в соседнее помещение – там прихожане оставляли свои приношения. Они бросали монеты на большой бронзовый поднос, при этом раздавался звон, похожий на колокольный. Размер приношения определялся громкостью звона и его продолжительностью; тем, чьи монеты звенели громче и дольше, причиталось больше ласк.
По окончании обряда покаяния и сбора подношений мужчины с покрасневшими от плети спинами направлялись в молельню Иштар. Вообще-то, никто из них не знал, что это за женская фигура занимает важнейшее место в молельне. Богиня на глиняном барельефе раскинула крылья, ее обнаженная нога высунулась из-под облегающего одеяния и опиралась стопой на покоренного льва. Ульва, обнажив свои роскошные груди, начинала молитву:
Iltam zumra rasubti ilatim
Litta id Belet Issi Conejo Igigi
Ishtar zumra rasubti ilatim
litta id Belet ili nisi Conejo Igigi [11]
Склонившись вокруг алтаря, клиенты шепотом повторяли слова хвалебного гимна. Хотя они не понимали ни слова на этом мертвом языке, по их лицам можно было сказать, что они входят в транс, что тело и душа каждого сливаются с телами и душами других, вступая в общение с Почитательницами и с богиней. В отличие от месс, которые служились в церквах, в Монастыре Священной корзины плоть в буквальном смысле вздымалась – на те же высоты, которых достигал дух. Многие мужчины на этом этапе уже обнажались, поскольку одежда их не могла выдержать столь мощной эрекции. Когда заканчивалась молитва на непонятном языке, Ульва добавляла еще несколько фраз по-немецки:
– Это тело есть хлеб, сошедший с небес, и кто вкусит этого тела, получит вечное блаженство. Кто вкусит моей плоти и утолит мною свою жажду, получит вечное блаженство, он войдет в меня, и я войду в него.
После этих слов две жрицы ремешками прикрепляли к своим промежностям большие глиняные члены, обтянутые кожей, и подходили к коленопреклоненным мужчинам, корма которых была повернута к Приапу, а нос – к Иштар, в этом положении они принимали хлесткие удары Почитательниц, которые проникали в них с неподдельной яростью. Подобно древним божествам, совмещавшим в своем теле женские и мужские качества, женщины предавались содомии со своими прихожанами, которые, закатив глаза, выли от наслаждения, боли и мистического экстаза. И здесь никого не насиловали, не использовали против его воли – все без исключения отдавались этим прекрасным фаллическим женщинам motu proprio [12].
– Я войду в тебя, и ты войдешь в меня. И, вкусив моей плоти и утолив мною свою жажду, вы войдете друг в друга как братья, потому что через это таинство вы соединитесь с Нею и составите одно тело с ее телом и с ее кровью! – выкрикивала Ульва с закрытыми глазами и, разведя ноги, упиралась ступнями в ручки трона.
И тогда, не мешая жрицам с привязанными фаллосами проникать в их естество, мужчины начинали соединяться друг с другом, собираясь в цепочки, в круги, завиваясь в змейки, сотрясаясь как единое тело. Постороннему наблюдателю могло бы показаться, что здесь царит полнейший святотатственный хаос, однако все было подчинено четким нормам ритуала, и ничто не нарушало литургических правил, разработанных еще в вавилонские времена. Объединившись телом и душой, прикасаясь сердцем к богине сладострастия, вся паства была уже готова к безотлагательному приношению своих телесных гуморов. И вот мужчины один за другим выплескивали свое белое семя в золотую корзину, стоявшую под барельефом богини. Затем Ульва переливала жидкость в специальную чашу, и тогда начинался большой пир Госпожи Нашей: прихожане одновременно пили белую кровь, словно белое вино, и ели corpus [13], словно густую питательную облатку. Важно отметить, что после первого оргазма силы мужчин не только не иссякали, но, напротив, укреплялись, о чем свидетельствовали их члены, до сих пор возбужденные и даже набухшие. Ульва завершала эту странную евхаристию одной короткой фразой: