Замок "Мертвая голова"

Пока мы спускались вниз, на зубчатых стенах все еще бушевала стихия. Фриц освещал нам путь. Однажды, рискуя упасть, я оглянулся. Высоко в темноте, из двери, выходящей на галерею под зубами черепа, лился желтый свет. Он освещал зубчатые стены. На мгновение я увидел фон Арнхайма. Он стоял сложив руки на груди и глядел нам вслед. Свет играл на его черном плаще. Мы спустились к мрачному, бурному Рейну, по которому плыли вырванные бурей деревья.
 
Глава 10. Дамские ужимки
– Слушайте меня внимательно, – предупредил Банколен.
Мы стояли в коридоре нижнего этажа дома Элисона. Одну из ламп, затененную перфорированной бумагой, оставили зажженной специально для нас. От нее на потолке светились крошечные пятнышки света, составляющие какую-то жутковатую фигуру. На их фоне выделялся мефистофельский профиль Банколена. Промокшие ботинки неприятно сжимали мои лодыжки. Я совершенно вымок и испытывал полнейший упадок сил. Слишком живо было воспоминание о том, как мы переправлялись по Рейну на нашей утлой лодчонке. Детектив тихо продолжал:
– Мои вещи перенесли в комнаты Элисона. Вы живете во второй передней комнате справа. Мисс Рейн по одну сторону от вас, а фон Арнхайм по другую. Ваша комната сообщается с комнатой мисс Рейн. Поднимаясь наверх, мы тихо желаем друг другу спокойной ночи. Ступайте в свою комнату и минут через десять постучите в дверь мисс Рейн. Заставьте ее молчать. Скажите, что мне немедленно надо с ней увидеться. Приведите ее ко мне. Только ни в коем случае не шумите и позаботьтесь о том, чтобы вас никто не увидел. Понятно?
– Да. Но в чем идея?
– Скоро увидите. Может быть, я ошибаюсь. Если так, я потревожу осиное гнездо, но рискнуть стоит. То, что скажет – если, конечно, скажет – нам девушка, может стать поворотным пунктом всего дела… Parbleu! [5] Я начинаю мучиться угрызениями совести. Опасная ловушка. Как бы то ни было… – Он пристально оглядел коридор, не зная, как маленькие пятнышки света испещрили его лицо. – Начнем.
В доме стояла тишина. Мы поднялись по лестнице и в середине верхнего коридора пожелали друг другу спокойной ночи, упомянув о чрезвычайной сложности дела и необходимости выспаться. Банколен завернул за угол, я открыл дверь в свою комнату.
Возле кровати, с которой покрывало было снято, горел ночник. Кто-то аккуратно вынул содержимое моего чемодана – щетки лежали на комоде, бритвенные принадлежности в ванной, а пижама на кровати. Я переоделся в халат. Затем сел в мягкое кресло и закурил сигарету. Крупные капли дождя, струйками сбегающие по стеклу, навевали мрачные мысли. Бронзовые часы на каминной доске нервно пытались пробить половину второго. Наконец они кашлянули, издали жужжащий звук и продолжали приглушенно тикать. Мне не давал покоя кусок обоев, очевидно разрисованный садовником-невротиком. Я казался себе неисправимым тупицей. В последнем лондонском деле, расследуя убийство Джека Кетча, мне удалось проявить некоторую сообразительность. Но сейчас в голове было пусто! Никаких идей! Я осыпал себя самыми безжалостными проклятиями. Более того, мной начинала овладевать дремота. Я встал и тихо постучал в дверь Салли Рейн. Она наверняка не спала, так как немедленно ответила:
– Кто там?
Я услышал, как скрипнуло кресло.
– Джефф Марл, – тихо ответил я, – откройте, пожалуйста. Это очень важно.
Засов отодвинули, и дверь открылась в темноту. В щель выглянуло некрасивое, но привлекательное лицо. Прическа слегка взъерошенная, черные глаза с интересом смотрят на меня, одна выщипанная бровь приподнята в удивлении. Девушка присвистнула и надула маленькие алые губки.
– Для детектива это непрофессионально, – заявила она. – Говорю прямо!
– Да замолчите же! – прошептал я. – У меня к вам дело. Может, пройдем в комнату… и, пожалуйста, тише! Я имею в виду, что я не…
– Со мной полный порядок. – Салли Рейн переминалась с ноги на ногу в своей ужасной пурпурно-черной пижаме и красных тапочках на ногах. – Только закройте дверь. Я дорожу своей репутацией.
Она подошла к столу, взгромоздилась на край, сложила руки на груди и, раскачиваясь, угрюмо смотрела на меня.
– Хочу разочаровать. Я просто сидела у окна. Ну, что там у вас?
Я передал ей слова Банколена. Салли пыталась слушать меня с интересом, но в глазах читалось недоверие.
– Ваш друг мог бы писать гениальные мелодрамы. А почему он хочет меня видеть?
– Не знаю.
– Не знаете? Зато я кое-что соображаю. Мне устроят допрос третьей степени. Этот улыбающийся дьявол знает свое дело. Информация добывается безболезненно. Это как удалить зуб под местной анестезией. Сначала вы чуть не падаете в обморок из страха перед болью. Затем, когда операция проходит гладко, испытываете облегчение. Но только начинаете поздравлять себя с удачным избавлением, анестезия проходит, и вы ощущаете нестерпимую боль. Именно это я и чувствую после разговора с ним. Этот Банколен, – она тщательно выбирала слова, – мог бы распять самого Христа, а потом хвастать, что так ловко забил гвозди. Думаете, я не пойду?
Я пожал плечами:
– Ваше право. Но послушайте! Разве вам не хочется все выяснить?
– Нет. Нет, не хочется. – Она глубоко вздохнула. – Все равно я пойду. Хочу узнать, что ему известно. Знаете, он меня пугает. Когда вы говорите с ним, он лишь улыбается и соглашается, и вы начинаете верить, что все, сказанное вами, – ложь. – Она пристально смотрела на меня, криво улыбаясь. – Жаль, что не вы занимаетесь этим делом, старина! Стоит вам чуточку нажать, и я расплачусь, а вы извинитесь и смените тему. Детектив из вас – никакой!
Ее выпад немного задел меня, но я вынужден был согласиться:
– Полагаю, вы правы.
– Это было отвратительно с моей стороны, – пробормотала Салли, помолчав. – Я немного не в настроении, не обращайте внимания. Мои нервы на пределе. Если кто-то выскочит и что-нибудь прошипит, я закричу. Это уже становится невыносимым. – Она размышляла, болтая ногами в красных тапочках.
Повинуясь неожиданному порыву, я вдруг брякнул:
– Послушайте. Если я что-то могу сделать… Я имею в виду, к черту эту детективную работу… Если только вы мне скажете…
Она потрясла меня за плечо. Совсем близко мелькнули кривая улыбка, сморщенный нос картошкой и темные глаза, светящиеся благодарностью.
– Не надо слов, – ответила девушка. – Что толку говорить? Я готова идти к Торквемаде!
Загасив сигарету, она тихо вышла. При тусклом свете ночного освещения мы на цыпочках прошли по коридору и завернули за угол крыла здания. Я распахнул дверь в комнату Банколена. Он уже закрыл ставни и задернул портьеры в кабинете, чтобы снаружи не было видно даже самой маленькой щелочки света. Полностью одетый, знаменитый детектив застыл у столика с зажженной лампой. Когда мы вошли, он скатал маленький коврик и заткнул им щель под дверью.
Салли Рейн старалась выглядеть очень ленивой и удивленной.
– Я пришла, – заявила она, – под конвоем. Так мне показалось разумнее. Но что означают все эти тайны мадридского двора глубокой ночью?
– Я хочу помочь мадемуазель. – Банколен подвинул ей кресло. – А сама мадемуазель хорошая компаньонка?
– Я не столь проницательна…
– Пора мне, наконец, объяснить, – кивнул Банколен. – Я пригласил вас в основном для того, чтобы успокоить. Мисс Рейн, вам нет необходимости тревожиться.
Он подался вперед в своем кресле, являя собой воплощение серьезности. Развел руки, сочувственно глядя на девушку. Но она ему не верила. Она хотела оставаться очень спокойной, но руки выдавали волнение. Наступила долгая пауза…
– Я хотел, – прервал затянувшееся молчание детектив, – чтобы вы увидели своими глазами…
И вновь тишина, которую никто не решался нарушить. Все мы чувствовали, что за его действиями что-то кроется, какое-то тревожное ожидание, которого даже он не мог скрыть. Словно медленно бил магический барабан. Она сидела на подлокотнике кресла, ударяя тапочкой по обивке и устремив взгляд в угол комнаты. Шум дождя превратился в приглушенный, ровный стук воды о деревянные ставни. Салли тряхнула головой, и ее черные волосы колоколом качнулись над плечами. Тихие мерные удары ее тапочки о кресло участились и усилились. Мерно тикали часы…